Маленет сделала ещё один глоток из фляги и, поморщившись от дрожжевого привкуса, протянула её Церуре. Пока колдун пил, она только теперь поняла, как сильно устала. Тяжело вздохнув, она начала массировать себе лицо, но внезапно, ахнув, отдёрнула руки.

– Это ещё что?

Церура не сказал ни слова, и его молчание лишь ещё сильнее обеспокоило Маленет. Она быстро ощупала руками голову и тихо выругалась. Её голова была покрыта волокнистыми шляпками.

– Проклятье! Это место снова меня изменяет! – она повернулась к колдуну. – Дай мне на себя посмотреть.

Они находились достаточно далеко от дороги, и вряд ли кто-нибудь мог их сейчас заметить, так что Церура сделал так, как она просила. Когда руки Маленет проявились, она увидела, что они также изуродованы покрывшими их бледными грибными шляпками, как и её голова.

– Будь оно всё проклято, – выдохнула она.

– Меня постигла такая же участь, – произнёс Церура, появившись из-за пелены дождя и вытягивая напоказ руки. Его кожу покрывала поросль грибов, а сквозь прорехи в его одежде Маленет видела, что грибы росли на всём его теле.

– Кхаин! – прошептала она, нерешительно засунув руку под свой камзол. Её пальцы пробежались по рядам припухлостей.

Церура наклонился к ней и, взяв её руку, начал рассматривать.

– У них есть лица.

Она выдернула руку, и сама уставилась на покрывавшие её грибные шляпки. С каждой из них ей ухмылялось маленькое гоблиноидное лицо, но самым зловещим было то, что оно было ей знакомо.

– Казак-друнг, – прошептала она.

– Что ещё за «Казак»?

– Гротовая луна. Дуардины Барак-Урбаза называют её «Казак-друнг».

Церура старался оставаться спокойным, но Маленет видела, что он занервничал.

– Этого не должно было случиться. Мы ведь даже не касались ни одного из грибов. А для такого преобразования обычно требуется поганое колдовство зеленокожих.

Маленет посмотрела на фляжку у себя на поясе.

– Вода. Я ведь чувствовала плесень в ней. Мы отравили сами себя, – пока она говорила, новые грибы распространялись по её рукам всё выше и выше, вплоть до самой шеи, где упёрлись шляпками ей в подбородок. Они росли быстро, и радостно пялились на неё своими глазёнками. У Маленет появилось жуткое предчувствие, что, когда они дорастут до определённого размера, грибы начнут с ней разговаривать. Она достала нож и срезала одну из шляпок. На её месте тут же выросла новая, снова улыбнувшаяся ей.

«Зёрна, тупица! – в голосе её госпожи чувствовалось недоверие. – Ты и, правда, дня не смогла бы прожить без моей помощи. У тебя же есть зёрна, которые ты отобрала у Смердоглаза».

Маленет прошептала благодарственную молитву, но не своей госпоже, а — Кхаину. Она достала с пояса бутылочку и нахмурилась, посмотрев на её содержимое. Внутри оставалось только три зёрнышка.

– А у тебя вот таких нет? – спросила она, взглянув на Церуру.

Он покачал головой, не отрывая взгляда от грибов, разразставшихся по его телу.

– Кровь Кхаина! – выругалась она и проглотила одно зёрнышко, отдав второе колдуну. – Я не собираюсь проводить остаток своих дней, застряв на болоте и рассказывая гротам, куда они должны запихнуть своих сквигов.

Она едва успела проглотить зёрнышко, как от её живота по всему телу начал распространяться жар. Грибы обращались в прах, который тут же смывало дождём, и кожа принимала свой нормальный вид.

– Слава богам, – выдохнул Церура, когда грибы смыло и с его кожи. – И спасибо тебе, – обратился он к Маленет. – Ты уже дважды спасла меня.

– Третьего раза не случится, – ответила она и потрясла бутылочкой, заставив последнее зёрнышко скакать, со стуком ударяясь о стенки. – Оно может понадобиться мне самой прежде, чем я выберусь отсюда.

Церура кивнул и посмотрел на Жирноболото.

– Когда мы окажемся в крепости, я покажу тебе, на что способен. Пока что ты видела лишь малую толику моих возможностей. Я верну этот долг.

Маленет поднялась и вытерла грязь с лица.

– Ловлю тебя на слове.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

– Клянусь Кодексом, – пробормотал Солмундссон, когда на него устремился круг бледного огня, а он был не в силах хоть как-то увернуться. В тот момент, когда он влетел в круг, раздался громкий скрежет, будто друг о друга тёрлись гигансткие жернова, и у него перед глазами заплясали искры. Звук был таким громким, что капитан сжал руками шлем, пытаясь как-то защитить свои уши. Рядом был Торрик, он что-то кричал, но слова было невозможно расслышать. Всё вокруг исчезло, сменившись ослепительной белизной, и Солмундссон подумал, что, наверное, умер. Неужто он сейчас войдёт в чертоги своих предков?

Внезапно шум прекратился, свет пропал, и Солмундссон обнаружил, что лежит на спине в грязной жиже, а крупные тёплые капли дождя шлёпают по лицевой пластине его шлема.

– Первый помощник Торрик? – позвал Солмундссон, садясь и оглядываясь по сторонам. Торрик и Истребитель оказались рядом. Они втроём лежали в болотистой ложбине, окружённой видневшимися в бледном звёздном свете рощами опутанных туманом деревьев. Но это были не деревья. Капитан не сразу сообразил, что это поганки. Он поднялся на ноги и осмотрел необычный пейзаж. Окрестные поля были заполнены грибами всех возможных размеров и цветов: колокольчатые, конические, выпуклые, шаровидные, яйцевидные, чешуйчатые, трещиноватые, аляповатые и кислотные — все они в окружавших сумерках печально кивали, пока дождь барабанил по их склизским шляпкам.

– Где это мы? – пробормотал Солмундссон. Вокруг не было и следа пещерных туннелей, по которым они только что бежали. Или гротов, с которыми только что сражались. А сырое, осеннее болото не походило ни на что, когда-либо виденное им в Айаде. Даже звёзды здесь были незнакомыми. Он присмотрелся и понял, что это были вовсе не звёзды. Больше было похоже, что вверху находились блестящие камни, отражавшие исходивший от полей свет. Солмундссон пошёл по чавкающей болотной жиже туда, где сидел Торрик, вытиравший свой скафандр и пытавшийся очистить шлем от залепивших его комьев грязи.

– Ты цел? – спросил он.

Торрик помотал головой, затем изумлённо уставился на шевелившиеся вокруг них грибные поля.

– Мы как будто попали в другой мир.

Готрек сидел чуть выше по склону, бормоча себе под нос и постукивая табачной трубкой о камень.

– Полный жидкой грязи, – Истребитель зачерпнул пригоршню и, прищурившись, принюхался к ней, – а может и не грязи.

Он долго возился с кресалом и кремнём, прикрывая их от дождя, и, наконец, у него получилось раскурить трубку. Он затянулся и покачал головой.

– У твоего отца добрый табак, – Готрек откинулся на поросший лишайником камень и задымил.

– Разве ты не удивляешься тому, где мы оказались? – спросил его Торрик, безуспешно пытаясь выдернуть ноги из вязкой грязи.

Готрек, закрыв глаз и откинув голову назад, с наслаждением затягивался куревом.

– Последнее время я мало чему удивляюсь. Для Готрека Гурниссона уже не осталось никаких неожиданностей. Я повидал немало диковинных мест, – он выпустил облачко дыма. – И понял, что всегда стоит уделить время для маленьких радостей.

Дым обвился вокруг его головы и замерцал такими же бледными огнями, что исходили от грибного леса. Готрек с подозрением наблюдал за ним, но потом пожал плечами и снова затянулся трубкой.

Солмундссон помог Торрику выбраться из грязи, и они оба вскарабкались по мокрому травяному склону ложбины. Грибные рощи простирались вдаль сколько у Солмундссона хватало глаз, и это даже после того, как он достал свою подзорную трубу. Однако имелись здесь и признаки цивилизации: размокшая грунтовая дорога, петляя, уходила в туман, а вдалеке сквозь пелену дождя виднелась какая-то крепость.

– Пойдём к той крепости, – сказал он. – Нам надо узнать, куда мы попали.

– Ты же сам притащил меня сюда, – проворчал Готрек. – Как же ты не знаешь, где мы? Я так много слышал о ваших харадронских навигационных способностях, но насколько могу судить, вы можете заблудиться даже в собственном нужнике.