Обыватель заблудился в тумане дезинформации и уверовал в благие намерения правительства ее величества. Поскольку премьер-министр Д. Абердин слыл недостаточно воинственным и слишком миролюбивым, популярный журнал «Панч» («Петрушка») поместил карикатуру, изобразив на ней Абердина, чистящим сапоги царю Николаю. Выступать перед согражданами с умеренных позиций было, по словам Р. Кобдена, все равно что перед «сворой бешеных собак»^[547].

* * *

Крымская война обернулась горьким разочарованием и тяжким испытанием не только для России, но и для вражеской коалиции. 150-тысячная, а позднее и 170-тысячная армия Франции, Великобритании, Турции и Сардинии никак не могла взять небольшой город в Крыму (40 тысяч жителей в мирное время). Севастопольская страда длилась одиннадцать месяцев и три недели. Бомбардировка – штурм, бомбардировка – штурм. Пять приступов отбиты. А между ними – смерть от снарядов и пуль не только на бастионах, но и перед ними. В лагерях, в которых располагались войска коалиции, свирепствовали болезни, зимой солдаты, в солнечном Крыму, замерзали и вымерзали. Ниже приводятся свидетельства из британских источников о бедствиях экспедиционного корпуса, которые в чем-чем, а в сгущении красок заподозрить нельзя.

«Апатия и неведение в департаментах, занимавшихся снабжением армии, способствовали профессиональному мошенничеству наиболее бесцеремонных поставщиков. Некоторые грузы исчезали совершенно… Сапоги и шинели прибывали слишком малых размеров, большой груз прибыл с обувью исключительно на левую ногу».

Балаклава, центр расположения корпуса, представляла взору картину «страшного хаоса». На набережной – «мука, высыпавшаяся из разорванных мешков, лежала сырыми кучами, валялись ящики с амуницией, колья от палаток, куски дерева. Кипы одежды, в которых ощущалась острая нехватка, брошены в грязь, по ним ходят. Турецкие солдаты мрут как мухи во временных госпиталях, расположенных главным образом в реквизированных лачугах»^[548].

14 ноября разыгралась страшная черноморская бора, 21 английский корабль был разбит, еще 8 серьезно повреждены. Неисчислимые потери снаряжения: на одном «Принце» потонуло 40 тысяч пар обуви.

1 декабря генерал Лукан сообщил, что кавалерийская дивизия перестала существовать как таковая по причине падежа конского состава.

В лагере объявился «враг внутренний» в лице корреспондента газеты «Тайме» В. Г. Рассела, имевшего мужество сообщать правду о бедствиях «лагерников», безответственности интендантства и безрукости командования. 25 ноября он бытописал в очередной заметке: «Дождь льет, небо – как чернила, ветер завывает над содрогающимися тентами, окопы превратились в канавы, в палатках вода на фут глубиной, у людей нет ни теплой, ни непромокаемой одежды; по двенадцати часов они проводят в траншеях… Создается впечатление, что ни единая душа не заботится ни об их удобствах, ни даже об их жизни»^[549]. Незваные пришельцы с Альбиона заматывались для утепления в мешки, в овчину, а то и в воловьи шкуры.

В самом конце 1854 года «Тайме» мрачно предрекала: если дела пойдут так и дальше, «главнокомандующий и его штаб будут единственными, кто уцелеет на высотах вокруг Севастополя», «их наградят, возведут в дворяне… и все это на костях пятидесяти тысяч британских солдат».

Газета кое в чем ошиблась: главнокомандующий лорд Ф. Д. Раглан до весны не дожил, умер от свирепствовавшей в лагере холеры. В январе 1855 года в английском экспедиционном корпусе больных, раненых и обмороженных насчитывалось 23 тысячи, но все же 11 тысяч здоровяков оставались в строю^[550].

Славы на поле боя британское воинство не обрело, осаждаемый третий бастион (Большой редан) взять не сумело. Оставалось утешаться воспетым в прозе и стихах, а впоследствии и в кинофильмах подвигом бригады легкой кавалерии, брошенной в атаку прямо на русские пушки и полегшей почти целиком.

В январе 1855 года кабинет Д. Абердина рухнул под тяжестью военных неудач. 5 января радикал Д. Ребекк выступил с запросом правительству: армия в Крыму «доведена до состояния, заставляющего нацию содрогаться. Войска находятся без крова над головой, без одежды, без пищи и без снаряжения». Из 54 тысяч солдат в строю, по его сведениям, осталось лишь 5 тысяч здоровых. Прения длились десять дней. Громадным большинством голосов (365 против 147) палата отправила правительство в отставку^[551]. Кресло премьер-министра занял Г. Д. Пальмерстон, сохранивший, несмотря на преклонный возраст, бодрость духа и энергию.

В феврале 1855 года от тяжелой болезни, эмфиземы легких, скончался Николай I. Луи Наполеон счел нужным прислать по этому поводу свои соболезнования, что в Лондоне сочли признаком его склонности к миру, и крайне встревожились. Правда, дезертирства партнера с поля боя не произошло. Император не мог отозвать из Крыма армию, понесшую громадные потери без каких-либо видимых результатов. Успех в Крыму ему был нужен как воздух – для укрепления трона, для утверждения династии – сын уже появился на свет. Под Севастополем решалась судьба Второй империи во Франции.

Пальмерстону пришлось заняться хлопотным и неприятным делом: поисками пушечного мяса – следовало набрать для восполнения потерь 40 тысяч человек. Псевдопатриотическая трескотня в прессе не смогла заманить в вооруженные силы ее величества требуемого числа людей, одно дело – митинговать, совсем другое – отправляться в неведомую Россию с риском сложить там голову. Возникла мысль – купить оптом испанскую армию (60 тысяч штыков и сабель) вместе со штабом, но под высшим английским командованием. В Мадриде, однако, сочли неудобным выступать в роли наемника Джона Буля. Немецкие князья тоже не пожелали продавать подданных на убой. И от маленького Сардинского королевства поступил отказ, однако оно сочло возможным вступить в антироссийскую коалицию в качестве союзника, а не наймита, в надежде участвовать в мирной конференции и пробиться в ряды великих держав. Но итальянцев – всего-то одна дивизия. С большим трудом, индивидульно, удалось навербовать по кабакам и портовым притонам 13 тысяч разномастного люда.

Следовало хотя бы протокольно продемонстрировать сплоченность коалиции, на деле отсутствовавшую. Стороны обменялись визитами. В апреле 1855 года Наполеон посетил Англию. Все прошло как нельзя лучше – смотры, парады, посещение Кристального дворца, центра Всемирной выставки 1851 года, представление оперы Л. Бетховена «Фиделио». Наполеон был растроган, при расставании, уже сев в карету, он вышел из нее, прижал к груди королеву Викторию и облобызал ее в щеки. Сдержанные британцы онемели от изумления.

Ответное посещение королевской четой Парижа выдалось не менее душевным. Залы дворца в Сен-Клу, где обосновались Виктория и принц Альберт, обставили мебелью из покоев казненной королевы Марии Антуанетты. Учитывая малый рост ее британского величества, ножки рабочего столика подпилили. В Пантеоне королева и Бонапарт отдали дань уважения почившему великому Наполеону. С принцем Альбертом император пел дуэтом немецкие романсы.

Совсем иначе выглядела поездка во Францию поздней осенью того же года главы Форин-офис Д. Кларендона, предпринятая с целью разведки настроений как верхов, так и низов. В письмах жене министр изъяснялся без дипломатических околичностей: «Эти французы рехнулись на почве страха и жульничества» и «только визжат о мире»; «боюсь, что император столь же деморализован, как и его правительство». Собеседники в один голос твердили ему: Британия, если ей угодно, может воевать и далее, а с Франции хватит. «Все, кроме Д. Буля, жаждут мира»^[552]. Ситуация изменилась, наконец-то появился успех, позволявший надеяться на заключение мира с видом победителя.

27 сентября (8 октября) состоялся шестой и последний штурм крепости. Французы, англичане, турки, итальянцы шли на приступ на 12 участках. На 11 они были отброшены с тяжелыми потерями. Англичане в очередной раз застряли у стен третьего бастиона. Трижды их цепи поднимались в атаку, и трижды они сметались ураганным пушечным и ружейным огнем, и наконец они побежали, оставив на поле 2,5 тысячи убитых и раненых.