Грамотность у Сидорова тоже хромала, причем на обе ноги разом. Ее хватило только поставить закорючку и изобразить рядом что-то отдаленно похожее на фамилию и инициалы. Все прочее изливал на бумагу Дельвиг — из нас троих у его преподобия оказался самый изящный почерк. Дело двигалось уверенно и в высшей степени аккуратно, но неспешно, и в какой-то момент я даже перестал слушать и выбрался из комнаты наружу — проветриться. И заодно сообразить, что именно мы собираемся делать дальше.

— Ну ты даешь, поручик… Уши бы оборвать по-хорошему за такое надо — да победителей не судят.

Геловани зачем-то вышел следом — видимо, тоже уже успел устать от сбивчивого рассказа, который Сидоров все время норовил то увести в сторону охоты, то начинал гонять по кругу, сам забыв, на каком месте остановился.

— Не надо, ваше сиятельство. — Я на всякий случай прикрыл уши руками. — Сейчас Антон Сергеевич все напишет, а с такими бумагами можно хоть к градоначальнику, хоть к обер-прокурору в Синод, хоть к его величеству лично.

— Бумаги хорошие выйдут. — Геловани задумчиво кивнул. — А вот остальное… Документы выправим, избу купим — больно лихо ты, поручик, казенными деньгами распоряжаешься.

— Да и ладно, — отмахнулся я. — Не выделят — из собственных средств изыщу.

— Я смотрю, ты на государеву службу не за длинным рублем пошел, поручик.

— Никак нет. — Я развел руками. — Все для отечества.

— Знаем мы таких бессребреников, — усмехнулся Геловани. — Сегодня так, а завтра и чин, и орден потребуешь — и попробуй тут не дай… Впрочем, дело твое.

— Так я ж для общего дело, ваше сиятельство. — Я осторожно заглянул в комнату, где его преподобие продолжал трудиться над признаниями Сидорова. — С такими аргументами и в суд можно, и слежку установить. Уже по правильному, с высочайшего дозволения.

— Слежку, пожалуй, и дадут. А вот в суд пока рано. — Геловани чуть сдвинул брови. — Жиденькие аргументы. Одних показаний отставника, хоть бы и с георгиевским крестом — маловато будет.

— Ну… Зато я знаю, где раздобыть еще. — Я на мгновение задумался. — Только выделите мне автомобиль. И, желательно, не тот, на котором мы сюда приехали.

— У Антона Сергеевича возьмешь, — буркнул Геловани. — Тебе зачем?

— Надо, Виктор Давидович.

Делиться планами я пока не собирался. Во всяком случае, не раньше, чем в голове полностью созреет сценарий небольшого спектакля, который я приготовил для колдуна и его шушеры. Наверняка за нами уже наблюдали — может, с того самого момента, как мы с его сиятельством заботливо упаковали в «Фиат» упрямо огрызающегося Сидорова. Информация тут же ушла по цепочке и за несколько часов просто обязана была добраться до самого верха.

А значит, свидетеля постараются убрать. Или убойной порчей, наведенной точно в цель, или по-старинке — подстрелят на выходе из собора. И единственный способ избежать этого… Впрочем, забегать так далеко вперед еще рано. Для представления мне непременно понадобится еще одно действующее лицо, и это самое лицо еще придется убедить искупить благородным риском прошлые грехи перед отечеством.

И все же что-то подсказывало — ее сиятельство непременно согласится.

До чего же все оказалось… странно. Чужое тело — снова. Только на этот раз еще больше не похожее на мое прежнее. Другая… другая геометрия, другой форм-фактор — других слов я так и смог придумать даже у себя в голове. Рост заметно меньше, изящные плечи, лишенные силы и веса и привычной масса. Центр тяжести, сместившийся куда-то книзу, чуть ли до самых бедер.

Неудобная конструкция! Попробуй я сам управлять такой — непременно споткнулся бы и упал. К счастью, мне досталась лишь роль наблюдателя. Хотя и с ней я тоже справился на тройку с минусом: на мгновение ощущение чужеродности резануло так сильно, что едва налаженная связь тут же распалась.

И я обнаружил себя сидящим за столом в темной комнате. Плотно закрытая дверь, очерченный заговоренным мелом круг. И еще один — диаметром чуть побольше и с четырьмя символами по соответствующим сторонам света. Обычно хватало и стандартной защиты, но сегодня я решил выстроить двойную, с обманкой и отведением. Такую невозможно взломать или хотя бы выследить.

Ну… почти невозможно.

Впрочем, самое главное в ритуале не круги и древние письмена, а шар из отполированного хрусталя. Обязательно горного, созданного самой природой — искусственный работать не будет. Такая магия уже сотни лет считалась скорее женской — видимо, из-за расплодившихся по всей Европе шарлатанок, которые неизменно дополняли образ гадалки не только увесистыми артефактами, но и картами Таро, цветастыми накидками и золотыми зубами.

Спектакль для туристов и доверчивых простаков: большая часть действий с хрусталем не нуждается ни в каких вспомогательных средствах. И уж конечно магии совершенно не важно, какого пола заклинатель. Куда важнее умение — и уж его-то я освоил куда лучше всяких там полуграмотных цыганок.

Хоть и никогда не пользовался им без крайней нужды. Наверное, мне просто не нравился сам ритуал. Слишком уж тесной становилась связь между его участниками. Слишком многое открывал тот, на кого я наводил заклятье. И, что куда хуже — самому тоже приходилось открываться в ответ: увидеть хоть что-то можно только при наличии устойчивого резонанса двух разумов и тел.

О теле Вяземской я имел весьма… скажем так, осязаемые представления — поэтому «подключение» прошло без усилий. Пожалуй, даже слишком эффективно: местная форсированная магия в очередной раз подкинула сюрприз, и ее сиятельство щедро поделилась со мной не только картинкой и звуком, но и всем остальным.

Вообще всем. Я чувствовал неудобные туфли, уже успевшие натереть мозоль на ноге. Чувствовал врезавшийся куда-то под ребра поясок модного платья. В конце концов, чувствовал то, о чем нормальному мужчине попросту не положено иметь представления…

А еще эмоции: крепкий коктейль из тревоги, томительного предвкушения и чего-то еще, больше всего похожего на… радость? Пожалуй, так — ее сиятельство шла на дело с бесшабашной отвагой и транслировала все подряд без разбора. Наверное, поэтому меня и отбросило назад.

— Прости, — шепнул я — зачем-то вслух — и снова коснулся кончиками пальцев гладкой и холодной поверхности шара. — Сейчас вернусь.

Если связь так же мощно работала в обе стороны, Вяземская наверняка почувствовала, что я «отвалился», и могла начать… нет, не паниковать, конечно же. Выдержки ей с определенно хватало — научилась на операциях в больнице. Но оставлять девчонку надолго все равно не стоило: даже если она не ошибется и сделает все верно, даже если старикашка заглотит наживку — какие-нибудь детали мы непременно упустим. А они-то порой и оказываются важнее всего.

Так только вперед. То есть, обратно — в блестящую поверхность хрустального шара и дальше, в чужую голову и тело.

Вяземская поднималась по лестнице из бледно-серого мрамора, почти такого же, как в ее собственном доме. Значит, уже успела миновать дворецкого, пока меня не было, и теперь направлялась прямиком к хозяину дома. Его светлость согласился принять гостью без лишних вопросов, но само по себе это мало что гарантировало. И даже если хитрый старикашка не раскусит обман, он все равно может оказаться достаточно осторожным, чтобы не болтать лишнего.

Видимо, на такой случай Вяземская и принарядилась: насколько я мог почувствовать и увидеть, на ней красовалось узкое темное платье с таким вырезом, что еще немного, и его обязательно назвали бы неприличным. Я, разумеется, ни на что подобное даже не намекал, но мысленно поаплодировал ее сиятельству: женская привлекательность слишком могучее оружие, чтобы им пренебрегать.

— Доброго дня, княжна! Я безмерно рад вас видеть. Хоть и не вполне понимаю, что могло привести вас сюда, да еще и в столь ранний час.

Поначалу я разглядел только силуэт в кресле за огромным столом из темного дерева. Света в кабинете явно было маловато, а ночным зрением Вяземская не обладала. Но когда ее глаза чуть привыкли к темноте, я смог распознать и черты. Вживую Меншиков куда сильнее отличался от своего вероятного отпрыска, чем на фото — видимо, снимку было уже лет пять или около того, и за эти годы его светлость успел лишиться части волос и состариться еще сильнее. Сшитый на заказ костюм из светло-серой ткани скрадывал сгорбленную спину и прочие недостатки фигуры, но с впалыми щеками и землистого цвета кожей лица поделать ничего не мог. Меншикову недавно исполнилось шестьдесят семь — не так уж и много, особенно для сильного Владеющего, но выглядел он так, будто уже давно страдал от тяжелой и неизлечимой болезни… или чего-то похуже.