– Но это ведь нестрашно, да? – спросили рядом, и, обернувшись на голос, Ася узнала младшую красавицу из Кайена со светлой челкой. – Они же в курсе, что мы тут, внутри?
– Дав курсе, не в курсе, плевать им просто! – крикнули сзади.
– Ну что значит «плевать», – возразили ему. – Целый тоннель, полный машин. Там же и снаружи, наверно, пробка скопилась огромная, откроют, куда денутся!
– Вообще странно, – поддержал кто-то. – Ну как это – нету связи? Должны же быть какие-то, не знаю, средства? Передать наверх, если вдруг что. А если тут потоп, например, или пожар? Чтоб спасателей хотя бы вызвать!
– Вы как будто скорую ни разу в деревню не вызывали, – мрачно сказали в толпе. – Или пожарников, например. Они через два часа приезжают, это вам не Москва.
– Да прошло уже два часа, извините! И вообще-то мы в Москве, в черте города, если вы не заметили!
Голоса множились, набирали силу, и все до единой реплики так или иначе были адресованы капитану, хотя никто пока на него не смотрел и лично к нему больше не обращался. Неприятный толстяк был сейчас бесполезен, точно так же ничего не понимал и уж тем более ничего, конечно, поделать не мог, но, как и в случае со старлеем часом раньше, сама его должность и форма уже сделали его ответственным за всё – и за странные эти неизвестно откуда взявшиеся ворота, за отсутствие связи и за то, что уже час ночи, а завтра на работу, и даже за невыносимую липкую жару.
– Вы ДПС попробуйте вызвать на трассе ночью, – сказал кто-то. – Безо всяких ворот до утра простоите, пока они там выспятся, пока чаю попьют.
– Или полицию. У нас дачу обнесли в прошлом году, так они только к вечеру приехали и заявление принимать не хотели еще. Все равно не найдем никого, говорят, и один прямо пьяный, так и прет от него. На рынке, говорят, посмотрите, там ворованное быстрее появится. А у меня бензопилу японскую, между прочим, из гаража поперли.
– Да не хотят они работать просто, бездельники, морды себе наели! Сколько мы тут сидим, а они не чешутся даже, нам что тут, ночевать?
Ох, насуют сейчас капитану, подумал Митя и посмотрел на краснолицего толстяка с неожиданной жалостью. Вероятно, чуткий капитан тоже это понял, потому что отреагировал быстро и напал первым – налился кровью, раздулся и заорал:
– А может, и придется! Ночевать! Ни воды, ни дыма нету, ситуация неострая, и не базарить надо без толку, а вернуться по местам и ждать, без истерики, порядок соблюдать! Устроили тут, понимаешь, пикет! Дайте специалистам работать, без вас, понимаешь, разберутся!
Как ни странно, находчивая Капитанова контратака сработала. Причины, вероятно, были разные, но гнев человека в форме подействовал на всех одинаково. Не то чтобы они успокоились и простили капитану, а заодно и невидимым его соучастникам возмутительный бардак и привычную их неэффективность, но шуметь, во всяком случае, перестали. Все одновременно вдруг вспомнили о брошенных своих сумках, распахнутых дверцах, включенных фарах и забытых в замке зажигания ключах. Митинговать перед запертым въездом, пока кто-то потрошит твой кошелек, оставленный без присмотра, или у тебя просто вот-вот сядет аккумулятор, в самом деле не имело смысла, и толпа осела, распалась на группы и повернула назад, к машинам, до которых еще и добираться теперь, когда паника схлынула, предстояло минимум полчаса, если не дольше.
Торопливо и не глядя друг на друга ушли обе женщины-Кайен, словно каждая надеялась обогнать вторую; заспешил к своему Рено темнолицый маленький таксист. Потом мимо решительно прошагал Патриот, уже остывший почти до нормального цвета, с белобрысым шестилеткой на руках, и с ним его сдобные розовые жена и дочка. Митя тоже протянул было руки, но ни Саша, ни Ася ждать его не стали и были уже далеко впереди. За ними, морщась и охая, шла босая нимфа-Кабриолет; адреналин выветрился, и она ступала по асфальту, как по горячим углям.
– А где капитан? – спросила мама-Пежо, дергая Митю за рукав. – Вы не видели капитана? Ох, да куда же он делся, только что же был здесь…
Но похоже, мордатый хитрец-полицейский совершенно не собирался превратиться в ее заложника еще и на обратном пути, потому что видно его нигде не было, да и вообще знакомых вокруг почти уже не осталось.
– Господи, – вздохнула мама-Пежо и посмотрела вниз, на сына, который затих наконец и сидел теперь возле ее ног со слабой блуждающей улыбкой, как румяный джинсовый Будда. – Я его сама не донесу.
Недовольное лицо ее на секунду обмякло, сделалось усталым и беспомощным. Митя еще раз обернулся, чтобы найти своих, и не нашел.
– Давайте я помогу, – предложил он.
Она с сомнением оглядела его, потом подошла ближе и принюхалась. В самом деле принюхалась и даже наморщила нос.
– Вы пили, кажется, – сказала она. – Он не выносит запах.
А капитан у нас, значит, незабудками пахнет, хотел сказать Митя, но промолчал. Какая невыносимая все-таки баба. Останется же торчать тут одна просто из упрямства, и все у нее будут виноваты. Он наклонился и попробовал поднять ребенка. Мальчишка дернулся, выгнул шею и действительно тут же завопил, отчаянно и сердито.
– Всё, не надо, отойдите, – сразу сказала женщина, – вы слышите? Не трогайте его, он боится пьяных, у него сейчас приступ начнется!
– А ну, дай-ка я, – сказали рядом.
Посторонившись, Митя увидел крупного дядьку в растянутой майке с логотипом «Мегафон» поперек широкой груди и узнал в нем одного из загорелых строителей из микроавтобуса. Пятеро его товарищей топтались неподалеку и наблюдали за происходящим с явным неодобрением. Не обращая внимания на истошный детский крик и протесты тревожной матери, дядька легко подхватил мальчика на руки.
– Да не волнуйся ты, мать, – сказал он добродушно. – Ну поорет пацан, ничего ему не сделается. Давай показывай дорогу. Доставим в лучшем виде, у меня братишка младший такой же дурачок.
Женщина-Пежо вздернула подбородок, ноздри ее побелели.
– Ду-ра-чок? – повторила она. – Что значит – дурачок, это что еще за пещерное определение? И вообще, какая я вам «мать», я младше вас, между прочим! И почему вы мне тыкаете, кстати?
Дядькина улыбка поблекла, но было поздно. Продолжая свой возмущенный монолог (Дурачок! Как у вас только язык повернулся, вы понимаете, что он вас слышит?), мамаша-Пежо погнала его в сторону машин. Недолго посовещавшись, остальные строители, которые точно теперь опоздали на свой поезд, неохотно повлеклись следом. Обогнать эту невеселую процессию оказалось нетрудно, и на бегу Митя увидел, как мальчик, не переставая кричать, лупит своего незадачливого рикшу пухлой ладонью по голове.
Бежать пришлось недолго; за первым же поворотом выяснилось, что толпа снова встала, потому что у левой стены лежал на боку желтый спортивный мотоцикл, придавивший своего ездока. Промчавшись по забитому автомобилями тоннелю три с лишним километра, до въезда он все-таки не дотянул и рухнул почему-то именно здесь, на сухом и свободном участке. Через две полосы к мотоциклу тянулся широкий и черный резиновый след. Человек в расписной кожаной куртке и зеркальном шлеме лежал на спине, раскинув руки, и не шевелился. Приближаться и трогать его, очевидно, никому не хотелось, но просто пройти мимо тоже было нельзя.
– Доктор есть? – наконец спросил кто-то. – Нет, серьезно, ему помощь нужна, есть тут доктор?
– В скорую позвоните, – мрачно ответили ему.
– Очень смешно!
– А похоже, что я смеюсь?
– Пропустите, – раздался голос. – Пожалуйста, дайте пройти, я доктор.
Люди охотно задвигались, расступаясь, и выпустили к опрокинутому мотоциклу невысокого щуплого человечка с пластиковой кошачьей переноской в руках. Того самого, сразу вспомнил Митя, которого светловолосая женщина-Терминатор выхватила из бегущей толпы и затащила за автобус. Еще пара часов, и мы все тут будем знать друг друга в лицо, подумал он невесело. Человечку с переноской тоже явно было не по себе. Он поставил свой громоздкий ящик у стены, опустился на корточки возле неподвижного мотоциклиста и потянулся к шлему, но в последний момент замер. Забрало было непрозрачное, отражало желтую потолочную лампу, и казалось, маленький доктор надеется, что под ним не будет лица и нарядный шлем просто наполнен пластмассой, как цветной шар для боулинга.
