"Да уж, в горле до сих пор осадок после этого взаимодействия. Даже подташнивает".

– Больше слушай этих тюрбанов, – я махнула рукой в сторону подземелий. – Целый день по городу слоняются, со скуки и не такого насочиняют.

– Ладно, – она протянула мне стакан. – Не знаю, что там за поручение, но силы тебе понадобятся, за ним надо приглядывать, он у тебя какой-то ненормальный. То на стражников кидается, то к озеру на ночь глядя, попёрся. Из какой дыры он приехал, не слыхала про таких дикарей?

– Он не дикарь… Подожди! – я уже взяла стакан и присаживалась за столик, но тут меня словно кинули в холодную воду: – Куда "попёрся"?!

– К озеру. Около часа назад Эруна о нём расспрашивал.

– А он что, не сказал ему, что там…

– Да сказал, сказал, но твой только обрадовался.

"Выходит, король отправился на верную смерть!"

Моя рука дрогнула, и розовая пена выплеснулась из стакана на стол. Я поставила его и кинулась к двери.

– Скажи ему, что это не выход, – крикнула Маретт. – Если проблема со стражей, то ты же знаешь, что делать.

– Комнату на одного, – махнула я и поспешила на улицу.

– Ну а я ставлю, что выживет! – бросила Маретт мне вслед.

Я неслась что было мощи, неустанно кляня себя за глупую неуместную эмоциональность

«Ну я и рыцарь! Правильно меня, видать, в отставку отправили! Совсем из ума выжила – короля одного бросить! Как будто имело значение, нравятся мне его взгляды на жизнь или нет. Мне доверили дело государственной важности, а я развела драму, как капризный отрок».

На пути уже виднелись ворота города, неподалёку в чистом поле была стоянка возниц. Седые заросшие мужички круглый год жили в своих повозках, кутаясь в десятки одеял. Обычно они спали, пробуждались только при виде клиента.

– К озеру Эральд, – выговорила я, хватая ртом прохладный вечерний воздух.

– Э-э-э… нет, – уже поднявшийся возница плюхнулся обратно.

Я подошла ближе, достала из кармана несколько серебряных монет и показала ему.

– Да дело не в этом, – усмехнулся он из-под бортика повозки. – Ты не местная и, видимо, не знаешь. Западные дороги в это время года кишат разбойниками. Разбойничий сезон! Так что придержи монетки – шкура дороже.

– Ну тогда, довезите хотя бы до леса!

Он помотал головой:

– На запад не поеду. Ни за что! Знаешь, что с одним таким «смельчаком» стало?

– С Худапом, что ли? – из соседней повозки выглянуло одеяло, в котором белело заросшее щетиной лицо. – Так его Бог за жадность наказал. Ему побольше заплатили – он, оболтус, и поехал.

– Вот, – раздалось из третьей повозки. – Мы больше туда не возим и много не берём. Займись другими делами, красавица, зимой съездишь. Зимой озеро ещё красивее!

Что оставалось делать? Только призвать на помощь старую таприканскую традицию: помогать друг другу на чужбине, чего бы это ни стоило. Бегом миновав пару кварталов, я перемахнула через забор. Передо мной раскинулся огород размером с целое поле, и лишь вдали за деревьями притаился маленький домик.

Раньше домик служил сараем, а посреди участка стоял роскошный особняк, однако во время войны он сгорел дотла, а хозяева погибли. После этого имение досталось бывшему верному рабу – Йийи. Тот обожал земледелие и в большом жилье не нуждался.

Не без труда я разглядела и самого Йийи. Пожилой таприканец не обращал на меня никакого внимания и продолжал рыхлить землю каким-то орудием с длинной палкой.

– Йийи, это я Кеита! – крикнула я погромче, подбегая к старику. Он был близорук и глуховат.

– Кеита? – он растерянно развёл руками.

– Ну та, что до Бертуна подвозила.

– Кеита! – улыбнулся старик.

– Дело неотложное, Йийи, мне срочно нужна лошадь, одолжите, пожалуйста.

Старик поник, опустил голову, потом медленно повернулся в сторону конюшни:

– Моя Горлинка? Ну… – он снова глянул на меня.

Я нагло пользовалась его приверженностью традициям и благодарностью за дела давно минувших дней. Но другого выхода не видела.

– Бери, конечно, если срочно нужна, – наконец выговорил старик. Он помолчал, потом махнул рукой и наклонился, чтобы работать дальше.

Я ехала верхом и невольно любовалась знаменитыми серенидскими красотами. Передо мной раскинулась изумрудная долина, усыпанная синими и красными цветами, за ней, на горизонте, начинался осенний лес. Как гости на собрании серенидской знати, деревья пестрили красным, жёлтым, зелёным, оранжевым. На фоне лазурного неба то там, то там строгими стражами возвышались осколки серых скал – младшие сослуживцы Великого Белого плато, на котором стояла столица.

Я свернула в ущелье между двумя такими стражами, светло-серыми, как и само плато, а не белыми. Серенидцы не любят серое, равно как и не умеют называть вещи своими именами.

Впереди ждала развилка трёх дорог. Мне предстояло свернуть на запад к лесу. Я осматривалась, ведь вполне возможно, что король не успел уйти далеко. У развилки в тени дуба виднелся силуэт, но нет, он принадлежал не мужчине. Под деревом, обхватив колени, сидела девочка лет восьми. Заслышав стук копыт, она пугливо подняла глаза.

– Эй, привет, ты что здесь делаешь? – обратилась я к ней.

– Я потеряла папу, – детский голос дрожал.

– Что случилось?

– Мы пошли в лес за грибами, но там пусто, – она кивнула в сторону леса. – Мы шли и шли, а грибов не находили, и тут из зарослей вышли какие-то люди и сказали, чтобы папа дал им денег. У нас не было денег, когда они это поняли, то достали оружие, – она со всхлипом опустила голову. – Я была в кустах, ловила большую жабу, поэтому они не заметили меня… Папа закричал так громко, что я испугалась и побежала. Я бежала, бежала… – она всхлипнула и прижала ладонь к глазам. – Так долго бежала!

– Как давно это случилось?

– Я не знаю точно, может, час назад.

– Вот чёрт! Ты помнишь место в лесу, где это произошло?

– Я очень хорошо знаю лес! – глаза глянули с надеждой, в них стояли слёзы.

Я усадила её впереди себя, мы поскакали на запад, следом за заходящим солнцем.

– Не стоит гулять в лесу в это время года, – сказала я.

– Вам легко говорить, мадам, – протянула девочка. И с чего она взяла, что я дама, меч, что ли, заметила? – Вы богатая. А нас в пещерах только лес и кормит. Вы знаете, что грибы появляются осенью?

Это ужасно, но такие люди бедные, как храмовые мыши. В пещеры приходят те, кто дошёл до края, чья последняя надежда умереть тихо. Так неужели разбойники грабят и таких?

Возле большого поросшего мхом утёса мы свернули на лесную тропинку. Меж деревьев уже сгустились тени, воздух наполнил запах мокрой земли и древесной смолы, под копытами горлинки шелестела сухая листва.

Я вслушивалась в каждый шорох, но девочка опять подала голос:

– Мама говорила ему, чтобы он не шёл, – продолжала она. – Но он не хотел, чтобы мы снова ели суп из ботинок.

– Ботинок? – отвлеклась я.

– Да, мой отец раньше служил в Армаде. Но потерял в бою правую руку, не смог держать меч. Со службы у него остались натуральные кожаные ботинки. Иногда мама варит из них…

– Но Армада не забывает своих героев, и там выдают только кольчугу и…

– Это здесь, мадам! – она кивнула на поляну справа.

Горы разноцветных листьев под ногами и такая же листва вокруг на деревьях – единый пёстрый ковёр до самого неба. Идеальное место в это время года, чтобы спрятаться. Я выехала на самый центр и даже не поняла, как передо мной возникли трое здоровых мужиков.

– Лучше сразу отдай нам деньги, оружие и коня, – заговорил средний, лицо его было грязным, будто он умывался мокрой глиной.

– Сам ты конь, это лошадь! – ответила я.

– А! Любишь поговорить? – он оглушительно свистнул.

Деревья зашуршали из них показалась шайка: человек десять головорезов. Я обнажила оружие.

– Неплохо! – присвистнул грязнолицый. – Так вот, как выглядит мой новый клинок!

В этот момент девочка, сидевшая впереди меня, развернулась, что-то блеснуло в её руке, секунда, и острая боль пронзила мне грудь. Я пошатнулась, и тут резкий удар сбоку сбил меня с лошади.