— Поговорить бы, В-ваше В-высочество! — тихо пробормотал Розум. На голове и плечах его лежали пушистые сугробы, и даже в темноте видно было, как сильно он замёрз. — Уф-ф… Д-думал, не добужусь…
— Залезть сможешь? — Елизавета отступила.
Он кивнул и, подтянувшись на руках, перевалился через подоконник и оказался у её ног. Только тут Елизавета сообразила, что стоит перед ним в мужских исподних портах и нательной рубашке, и, метнувшись к своему ложу, быстро закуталась в одеяло. Однако Розум притворился, что не заметил её неподобающего вида.
— Не надобно вам в Париж этот ехать, — проговорил он, опустив глаза. — Нет там Алексей Яковлевича. И не будет.
— Как? — Елизавета опустилась на свой сундук — ноги подкосились.
— Его из Ревеля в дальний гарнизон перевели, под караул, — нехотя продолжил казак.
— Что с ним? Куда его отправили?! Отвечай! — Она закричала, забыв об осторожности, но горло перехватил спазм, и вместо крика из уст исторглось едва слышное сипение. Елизавету трясло.
— Не знаю, Ваше Высочество. — Розум глянул виновато.
Чувствуя, как накатывает неконтролируемая паника, Елизавета заставила себя сделать несколько глубоких вдохов и выдохов, так что закружилась голова и потемнело в глазах, зато истерика отступила, и она заговорила спокойнее:
— Откуда ты вообще знаешь, что случилось? Кто тебе сказал?
— Человек, который донёс на вас Ушакову.
— Кто это?
Розум посмотрел умоляюще.
— Ваше Высочество, это долгий разговор, я потом вам всё расскажу. Не теперь. Сейчас решить надобно, что дальше делать.
Но Елизавета всё не могла поверить в случившееся.
— Почему ты сразу не сказал, что Алёша не смог уехать? Зачем мы придумывали, как перебраться через границу, если мне туда не надо?
Он вздохнул и нахмурил угольные брови.
— Я не знаю, чего хотят эти люди, а только они не те, кем желают казаться. Тот, что молодой, не француз вовсе, он поляк. Я слышал, как он по-польски ругался. Человек может изъясняться на чужом наречии, песни петь, вирши слагать, но ругается всяк по-своему… Им зачем-то надо увезти вас в Париж. И ежели б я сразу сказал то, что сейчас говорю, они бы вас не отпустили, их двое, а я один. Я когда рассказывал, что вас на заставе ждут, кучер меня на мушке держал, прямо в живот из пистоля целил. Не сладил бы я с ними. И тогда вас защитить вовсе некому стало бы. А тут граница в двух шагах — они вас в свой сундук засунут и как горлицу в клетке увезут, никто и не увидит. А Алексей Яковлевич, может, и не знает ничего о том, что вы бежать с ним затеяли…
Елизавета очнулась.
— А может, это ты лжёшь? Может, и засады нет, и Алёша меня в Варшаве ждёт-дожидается? Почему я должна тебе верить?
Розум опустил голову.
— Потому что я никогда и ни за что не причиню вам зла, — проговорил он едва слышно. — Скорее умру.
— Почему?
Головы он не поднял, только вздохнул глубоко.
— Потому что ничего важнее вашего счастья для меня на свете нет. — И добавил торопливо, словно боялся, что станет допытывать: — Возвращаться вам надо, Ваше Высочество. Ежели сейчас назад отправиться в тот монастырь, как вы всем сказали, так никто и не узнает, что вы бежать собирались. Ушаков подождёт-подождёт на заставе, не дождётся и решит, что донос ложный был. Вот только миром эти люди вас, вернее всего, не отпустят. Перехитрить их нужно. Я придумал кое-что, сейчас расскажу вам, а там как решите — коли ворочаться надумаете, попробуем обмануть их, а коли нет, я с вами поеду и защищать стану. Покуда жив.
------------------
[155] Дура́ка — специальная плеть, которой глава семьи наказывал жену и детей.
* * *
Снега за ночь выпало преизрядно — на крыше возка вырос целый сугроб. К утру метель улеглась, но солнце едва просвечивало сквозь низкие облака, словно хотело притвориться луной.
Алёшка накормил и напоил коней, задал им хорошую порцию овса, почистил, проверил копыта. У Люцифера на задней левой разболталась подкова — сводил к кузнецу, перековал.
Ночь он почти не спал, но чувствовал себя бодрым, словно все внутренние силы вдруг проснулись и скрутились в один тугой пульсирующий узел. От возбуждения он даже мёрзнуть перестал.
Когда на двор, где стоял экипаж, явились Елизавета и француз с поляком, всё уже было готово к отъезду — кони запряжены, возок обметён от снега.
— Ну что, Алексей Григорич, разузнал у местных что-нибудь? — спросила Елизавета, едва завидев его.
Она выглядела спокойной, только щёки пламенели розами, расцвечивая чёрно-белую гамму вокруг. Алёшка поклонился.
— Мужик, у которого я ночевал, Ваше Высочество, один из здешних рыбаков, я его порасспросил маленько. Он говорит, что на подводе к Днепру покуда не подъехать, а верхом можно. Там, на берегу, избушка есть рыбацкая и на другом, ниже по течению, ещё одна. Правда, на лёд в этом году он ещё не ходил, но выше есть место, узкое и не слишком глубокое, там мужики из соседней деревни уж давно в лес, что на той стороне, браконьерничать ходят.
— Избушка? — Поляк заинтересовался.
Он быстро перевёл сказанное своему спутнику, и оба задумались.
Заговорила Елизавета. Она изъяснялась по-французски, и слов Алёшка не понимал, но, о чём идёт речь, знал — они уговорились об этом нынче ночью. Невольно сжав кулаки, он глядел на французов, пытаясь по выражению лиц догадаться, поведутся ли те на придуманную им уловку.
От Елизаветиных актёрских талантов сейчас зависела их с нею жизнь.
* * *
— Месье Лебрё, мне вот что подумалось, — Елизавета смотрела на него, сосредоточенно хмуря брови. — А если нам попробовать перехитрить их?
Спал Матеуш дурно. Всю ночь за окном завывал ветер, за занавеской, которой была перегорожена изба, хныкал младенец, и мать монотонно напевала что-то, укачивая его. Отчего-то эти ноющие звуки ужасно раздражали. Ближе к утру он задремал, но тут началась обычная деревенская возня — хозяин отправился на двор, должно быть, кормить скотину, а хозяйка принялась суетиться возле печи. И Матеуш, то и дело выныривая из сонного забытья, с завистью слушал мерный храп дрыхнувшего на соседней лавке Жано.
Теперь ныл висок, и приходилось делать усилие, чтобы понять, о чём она говорит.
— Перехитрить? Кого?
— Тех людей, что ждут нас на заставе.
Матеуш очнулся, а Жано посмотрел на принцессу очень заинтересованно.
— Что вы хотите сказать, Ваше Высочество?
— Нам нужно разделиться. Я думаю, если был донос, Ушаков знает не только куда я еду, но и с кем, и ждёт именно вас. Если экипаж прибудет на заставу, его обыщут и никого не найдут, то задержать в таком случае они вас не смогут, и вы спокойно отправитесь дальше. А тем временем, пока они станут потрошить ваши сундуки, мы с Алексеем Григорьевичем перейдём границу по льду Днепра и отправимся в Дубровно. Только надобно условиться, где именно мы с вами там встретимся. Вы знаете какой-нибудь подходящий постоялый двор или герберг?
Матеуш растерянно взглянул на Жано. В том, что она предлагала, был несомненный резон. Но оставить Елизавету одну среди лесов и снегов? А если с ней случится беда? В этих местах легко заблудиться…
— Я не могу бросить вас одну, — проговорил он неуверенно.
— Я не одна. — Она взглянула удивлённо. — Со мной будет мой человек. Он защитит меня, если понадобится.
— Но он не знает здешних мест. А если вы заблудитесь? Зимой, в лесу это верная смерть! Нет, сие невозможно! Я потом никогда не прощу себе.
— На всё воля Божья. — Она перекрестилась. — Если ему угодно, чтобы я добралась до Парижа, со мной ничего не случится, а если нет, то и вы, Антуан, ничем не сможете помочь.
— Зато мне не придётся жить остаток жизни с мыслью, что бросил вас на погибель.
Тут в разговор вступил Жано. Обычно он помалкивал, держался почтительно и молчаливо, показывая, что знает своё место, но тут заговорил:
— Сударь, Её Высочество предлагает отличный выход. Без экипажа нам далеко не уйти, а через Днепр мы его не переправим. Утром я дошёл до реки, поглядеть, что там — вдоль берега сплошные торосы и ледяные комья, на экипаже не проехать, да и тяжёл он для такого тонкого льда. А пешком перейти, я думаю, возможно. Коней, если получится, в поводу перевести. Если вы опасаетесь за жизнь Её Высочества, можно поступить так: проводить её через реку и оставить в рыбацкой избушке, а затем вернуться на этот берег, миновать на заставе границу и возвратиться за ней вместе с возком. Если господам фискалам не придёт в голову разобрать наши пожитки по досочке, на это уйдёт не слишком много времени, я полагаю, не больше суток.