— Ну как? — повернулся к Майке.
Она молча показала большой палец вверх.
Вновь мы сидим, опираясь спинами на основание моего «пьедестала», в небе над нами начинают собираться кучевые облачка, еще реденькие. Наши плечи соприкасаются, Майка уставилась в небо.
Покопался в торбе, протянул ей полоску мяса. Взяла, задумчиво заработала челюстями.
— Слушай, Рус. — не поворачиваясь ко мне вдруг спросила девушка, — А у тебя правда есть яхта? Или ты так, заливаешь, как это у вас мужиков принято?
— Я и не говорил, что у меня, — пожал плечами, — у брата и у зятя. Но это реально яхты — небольшие, парусные, не какие-нибудь моторные гиганты. Хотя ... — задумался, — как «маленькие»? У брата двенадцатиметровая, не такой уж и маленький класс. Люди на них в океане ходят.
— А как это? Ходить под парусом?
— Слушай, я не такой уж и фанат. Я даже вряд ли когда-нибудь свою купил бы. А так... Прикольно. — я в который уже раз пожал плечами, — Ветер свистит в снастях, брызги летят, палуба качается... Хорошо, когда погода ветренная, но ясно.
— Здорово наверно. — она вздохнула, — Свобода! Куда хочу, туда плыву.
— Э-э-э нет! Есть куча правил и регламентов, навигационных ограничений: туда не ходи, сюда не суйся. Ветер, опять же много определяет. Впрочем... Что значит, «свобода-несвобода»? Антон с Серегой никогда и не чувствовали себя чем-то стесненными или ограниченными. Это если тебе вдруг в голову пришло махануть в Атлантику, а автономность не позволяет, виз нет, погода не благоприятствует. Тогда да — можно считать себя связанным. А так, погоняться, поколбаситься в заливе — так ты считай ничем и не ограничен. — я хмыкнул, — Ну кроме правил расхождения, ветра опять же, мелей там всяких...
— Ну вот, — капризно надула губки Майка, — всю романтику обломал. А я думала яхта — это свобода. Захотела — махнула в Тихий океан, захотела — сгоняла во Флориду или на Гавайи.
— Да кто ж тебе мешает? — удивился я, — оформила бумаги и вперед. Правда до Флориды, и тем более до Гавайев на двенадцатиметровике можно и не дойти.
— Да-а-а... все как у икаров, — задумчиво протянула девушка, — вроде и крылья есть, и лети куда хочешь... Ан нет — долетишь лишь туда, куда выносливости хватит, и то, если ветер благоприятствует.
— Ну, в яхтинге все не так плохо, как кажется. Люди вон, почти на яликах Атлантику пересекали. Тур Хейердал вообще на плоту, да на тростниковых лодках плавал, и ничего, доплывал. Было бы умение!
— Ладно, умелый, — прервала меня наставница, — выносливость восстановилась?
— Да.
— Тогда поднимай задницу, нам еще из тебя полноценного икара делать.
Я наверху пьедестала, высота — мой рост. Глянул вниз, на землю. Странно, еще вчера мне казалось высоко, даже дух порой захватывало, а сейчас... Я даже не думаю о том, что могу отсюда упасть. Земли снизу как будто бы и нет для меня. Есть верхушка валуна, уже прогретая вышедшим из-за вершин солнцем, есть склон и поле внизу, куда я наверно сяду. А между ними — ничего, только воздух, на который я сейчас буду опираться.
— Готов?
Сосредоточенно кивнул.
— Поехали!
Прыжок с двух ног вперед-вверх, и через секунду — взмах. Краем глаза замечаю разбегающуюся внизу Майку.
Чуть отвлекся, и меня начинает заваливать. Исправился. Взмах. Оценил положение, вроде ровно. Взмах.
Взгляд вниз. Ого! Подо мной уже не меньше полутора моих ростов. Я набираю высоту?
— Давай серию! — голос Майки пробивает свист ветра откуда-то сзади-выше. Это мы обсуждали — если будет получаться, попробовать махать не одиночными взмахами, а по два-три.
Взмах, взмах... Останавливаю — опять заваливает, исправляюсь. Взмах.
— Делай по два. Два взмаха!
Киваю, взмах, взмах, исправление. Взмах, взмах, исправление. Новый взгляд вниз, что там, я поднимаюсь? Непонятно — снизу начался склон, земля так и так отдаляется.
— Рус, начинай поворот влево. Влево!
Новый кивок, дескать понял. Левое крыло чуть-чуть поджать. Даже не поджать, а как будто отведенную руку подтягиваю одним плечом и слегка проваливаюсь. Горизонт кренится, но сейчас мне этого и нужно. О-о-о! Поворачиваю! Небольшая долинка, образованная пологим склоном Лягушатника и противоположной стенкой, начинает нехотя вращаться вокруг меня.
— Еще! Еще доворачивай! До девяносто!
То есть на прямой угол? Наверно это имела ввиду наставница. Я продолжил плавный разворот, и вот уже череда постаментов, отделяющая Лягушатник от площади, тянется у меня справа.
Взмах, взмах, исправить.
— Теперь в право. В право! На сто восемьдесят!
То же самое, но в другую сторону: поджать правое крыло, окружающие горы двинулись вокруг меня обратно.
Наконец валуны-пьедесталы скользят по правую руку от меня и чуть-чуть ниже.
Взмах, взмах, исправить.
— Рус, выносливость?
Что? Скосил глаза. Мама дорогая!
— Половина. Нет, уже чуть меньше!
— Хорошо, не маши больше... Давай в спираль!
— Как?!
— Поворот влево! И продолжай. Закручивай!
Влево говоришь... Пождал левое крыло, мир вокруг снова неспешно вращается вокруг... Вот он описал один круг, другой. Еще круг.
— Высота. Смотри за высотой!
Взгляд вниз. Земля приближается, как на лифте, только этот лифт ввинчивается вверх, ко мне. Так, а если я докручу до самого низа в крене?!
— Майя! Когда выравниваться?!!
— Еще два витка, и выводи. И давай в направлении старта. Лети к старту!
Часто закивал головой: «понял я, понял»
Круг. Высоты этажа четыре.
Круг. Три этажа. Выравниваюсь... Горизонт неспешно стал возвращаться на место. Черт, черт, черт!!! Я промахнулся! Лягушатниковский склон успел довернуться, и теперь я летел параллельно ему. В другую сторону?!
— Лети уже так. Держи так! Готовься к посадке.
Ладно. К посадке так к посадке. Земля, земля, земля, набегает снизу, еще чуть-чуть... Ноги вниз, оттормаживаюсь. Мало, в конце изрядно пробежался, гася скорость.
Фу-у-у-ух... Рухнул на колени. Ноги подрагивают, сердце молотит отбойным молотком, легкие свистят с натугой.
Рядом свист крыльев — садиться Майка.
— Цел? Что с тобой? Не упал?
Я поднимаю на нее раздираемое счастливейшей улыбкой лицо.
— Ка-а-айф!!!
И падаю навзничь в траву, раскидав в стороны руки.
Глава 24 Почти икар
— Ну что, летун? — спросила Майка, когда мы уже поднимались по склону наверх, — как ощущения? Что почувствовал?
— Ощущения... — я задумался. Да хрен знает! Весь полет мой мозг был занят — следил за кренами, считал махи, пытался сориентироваться на местности, отслеживал шкалу выносливости... — даже не знаю Май.
— Да как так-то? — фыркнула девушка, — Ты хоть посмотрел на подставки? Ты же был выше? Видел Общий дом?
— Не-а, — сокрушенно помотал головой
— Эх, ты... Ну тебе хоть понравилось?
— Ага-а-а, — тут я не скрываясь вновь расплылся в блаженной улыбке.
Майка благодушно рассмеялась.
— Эх, молодежь... То-то же! Это тебе не дурацкими железками махать, это... Это куда круче.
И хоть в глубине души, на счет «дурацких железок» я был готов поспорить, но сейчас я искренне закивал головой.
— Так, ученик, — опять начала «игры в лектора» наставница, — есть два момента, которые мне не очень нравятся. Первое, — она загнула палец, — ты о-о-очень медленно разворачиваешься. Аккуратненько, блинчиком, почти без крена. Это конечно сохраняет твою высоту, но с такими разворотами надо заканчивать.
— Почему? — задал закономерный вопрос я.
Мы уже традиционно валялись под «моим» пьедесталом, жевали запасенную снедь, прикладываясь по очереди к бурдючку.
— Вот представь: высоты мало, пора уже и на посадку, а ты пока что по ветру летишь. С твоими разворотами, ты скорее всего у земли окажешься в крене, с боковиком. И все — циркуль, сломанные крылья. Ты уже это проходил как-то, помнишь?
