– Доктор уже окончил прием… Он принимает только до четырех часов!..

Но, увидев печальные лица детей, она смягчается и впускает их в кабинет.

– Войдите, – говорит она. – Быть может, доктор вас еще примет.

Они входят в кабинет… Спущены занавески, сумрачно, на столе стоит электрическая лампа и освещает весь угол. У стола сидит сам доктор в очках и водит карандашом по бумаге.

– Что у вас болит, детки? – спрашивает он их.

Коля смело выступает вперед и протягивает ему кораблик.

– Господин доктор, – говорит он, – купите у нас вот этот корабль. Я готовил его в подарок своему папе, но папа потерпел крушение и утонул, и теперь мы с сестрой остались сиротами. Нам хочется иметь сегодня елку, но у нас нет денег, и вот я принес вам мой кораблик.

Доктор взял от него корабль и оглядел его со всех сторон.

– Где ты купил его? – спросил он Колю.

– Я его сделал сам, – ответил Коля.

– Ты обманываешь меня, мальчик, – продолжал доктор. – Так может сделать только ученый мастер.

Коля стыдливо опустил глаза.

– Я никогда не врал… – сказал он. – Я это сделал сам.

– Где же ты учишься? – продолжал доктор.

– Тетя Анна отдала меня к сапожнику, но я не умею шить сапоги, и он часто бьет меня колодкой прямо по голове…

Доктор встал, подошел к детям, подвел их поближе к лампе и долго и пристально смотрел им в глаза.

– Кто был ваш отец? – спросил он наконец.

– Капитан Григорьев, – смело отвечал Коля. – Он командовал шхуной «Чайка», но потерпел крушение и утонул. Теперь мы сироты… Валя живет у тети, а я работаю у сапожника Гуськова в этом же доме, во дворе.

– А где живет ваша тетя?

– На Рыбачьей улице, в доме Панова.

Доктор записал.

– Хорошо, дети, – сказал он, – идите к себе домой. Оставьте у меня ваш кораблик и отправляйтесь с Богом!

Дети подождали несколько времени, думая, что доктор даст им за кораблик денег, но он этого не сделал и, нажав кнопку, позвонил. В кабинет вошла горничная, взяла детей за локти и вывела их в прихожую и затем из прихожей на лестницу. Полные удивления, глотая слезы, они вышли на улицу и в недоумении посмотрели друг на друга.

– Прощай, Коля… – сказала Валя. – Приходи сегодня к нам, если отпустит хозяин!

– Прощай, Валя!

И каждый пошел своей дорогой.

Дул ветер, было морозно, и снег тучами носился по улицам и целыми облаками срывался с крыш.

– У нас будет елка!.. – шептал по дороге Коля и больно кусал себе губы. – У нас будет сегодня елка.

И вместо того чтобы идти к хозяину, он все шел по улице и шел, все время думая о том, как бы устроить елку. Ему не жаль было своего корабля, который так неожиданно оставил у себя доктор. Ему было больно, что его сестра Валя, только что оправившаяся от тяжкой болезни, будет лишена того, что имела каждый сочельник.

Нет, она будет иметь елку! Он докажет, что он уже не маленький, что он сумеет позаботиться о своей сестре и, если нужно, даже положить за нее жизнь.

И полный дум и в то же время тоски по уютной комнате, где тепло и где люди не дерутся колодками по головам, он, незаметно для самого себя, вышел из города.

Вот кладбище… Вот необозримая снежная равнина, теряющаяся в темноте, и вихри снега кружатся по ней, и злобствующий ветер гуляет по ней на свободе. Вот одинокая кузница, в которой летом ковали лошадей, а теперь она стоит с заколоченными дверьми. Коля проходит мимо нее и боится взглянуть налево, где из-за ограды кладбища выглядывают белые памятники и надгробные кресты. Но вот уж и они остались позади. Вот уж стемнело совсем, и Коля сбился с дороги. Он чувствует, как погрязают в снегу его ноги и как ему холодно и почему-то хочется пить.

Он останавливается и оглядывается по сторонам. Где он? Как и зачем он сюда попал?

Впереди – ночная тьма, позади – мелькают огоньки далекого города, слева – тянутся ветлы, насаженные вдоль дороги, а справа – молодой еловый лесок.

Вот сюда-то он и шел. Он сворачивает в лесок, долго шарит у себя в кармане, отыскивает нож и, раскрыв его окоченевшими руками, начинает срезать с корня елку. Теперь Валя может быть покойна. У нее будет елка… Ветер дует с удвоенной силой, мороз леденит все его члены, и снег засыпается ему за шею, в рукава, в чулки… Он срезает наконец елку, берет ее, выбегает с нею на дорогу и хочет идти домой. Но ноги не несут его, он шевелит пальцами в башмаках, но пальцы не шевелятся, он старается потереть себе озябшие уши, но руки опускаются у него, как плети.

«Неужели я замерзаю?» – мелькнуло у него в голове.

Ему вдруг сильно, невыносимо захотелось спать, он почувствовал, как какая-то странная истома сковала вдруг все его члены, и всем своим телом он повалился на снег и закрыл глаза.

И вот явился к нему Ангел. Светлый, нежный, ласковый, он протянул к нему свою легкую руку, и его прозрачная одежда смешалась со снежинками, и края ее растаяли в воздухе.

– У тебя будет сегодня елка, – сказал он голосом чарующим, как музыка, и прекрасным, как волшебный сон. – Не печалься… Счастлив только тот, кто живет для других; и тот, кого бьют колодками по голове, скоро утешится. И ты этот счастливец!

И, запев песню, Ангел поднялся к небу и тихо скрылся за облаками…

– Стой, братцы! Погоди! – раздался вдруг чей-то грубый голос. – Здесь кто-то лежит!

– Тпру!.. – послышался другой голос ему в ответ. – И впрямь кто-то лежит.

– Смотрите, братцы, ведь это мальчик!

– Мальчик и есть! Глядите, братцы, замерз сердешный!

Ехавшие в город ломовые извозчики увидали около дороги какой-то темный предмет, остановили лошадей и, подойдя к нему, увидали лежавшего мальчика. Это был Коля. Он совсем почти замерз и, если бы не таявшие около его губ снежинки, то можно было бы подумать, что он замерз совсем.

И вот явился к нему Ангел. Светлый, нежный, ласковый, он протянул к нему свою легкую руку, и его прозрачная одежда смешалась со снежинками, и края ее растаяли в воздухе.

– Берите его! – сказал один из извозчиков. – Давайте его растирать!

– Да он уже не дышит! Разве не видишь, что он уже окостенел!

– Пустое! Три его сильнее, так отойдет!

И они принялись его растирать. Затем они положили его в сани и поехали с ним в город.

Когда Коля открыл глаза, то увидал себя в санях. По бокам улицы тянулись фонари и магазины с ярко освещенными окнами. В верхних этажах кое-где виднелись зажженные елки и мелькали головки детей, – стриженых мальчиков и светлокудрых девочек с бантиками, вплетенными в волосы. Слышен был церковный звон: это звонили ко всенощной. Значит, было уже шесть часов. Спешили прохожие, стараясь закупить к празднику все необходимое. После снежной бури в поле, буря в городе казалась маленькой и нестрашной.

– Где же ты живешь, мальчик? – вдруг обратился к Коле один из извозчиков. – Куда тебя доставить?

Коля сообщил ему свой адрес, и они подвезли его к дому, где жил сапожник Гуськов. Он вылез из саней, поблагодарил их за то, что они доставили его домой и, не заходя к хозяину и еле держась на ногах, грустно побрел к себе на чердак.

Было холодно, дул в щели ветер и без кораблика казалось так сиротливо, точно умер дорогой товарищ или верный, искренний друг… Было неуютно и чуждо в этом суровом чердаке, где иногда с писком бегали крысы, и так страшно, безумно хотелось есть.

Кушать, кушать, кушать!

И, сложив руки ладонями вместе, Коля опустился на колени и стал молиться.

– Боже, – говорил он, – дай, чтобы воскрес мой отец и чтобы он полюбил меня!

И ему показалось, будто бы он видит путеводную звезду, пещеру и в ней Младенца Христа, от которого исходит свет гораздо ярче, нежели от того Ангела, которого он видел в поле. – Коля! Коля! Скорее!

Это кричала Валя, поднимаясь по лестнице с такой быстротой, что ступени выскользали у нее из-под ног.