Калики перехожие. Художник И.М. Прянишников

Соломон освящает Храм. Гравюра XIX в.

В заключение этого краткого очерка долгом считаю предупредить читателя, что, держась в своем исследовании стиха о Голубиной книге строго реального направления, я позволю себе также приводить аналогии из области народных представлений для того, во-первых, чтобы показать имеющееся в данном случае сходство и различие чисто народных представлении от книжных, во-вторых, для того, чтобы лучше осветить наличные факты, в-третьих, ввиду тех соображений, что книжный памятник, пущенный в народное обращение, мог естественно возбудить народные реминисценции, отразить их и на себе или в виде осложнения и смеси образов, или в виде замены одного образа другим, или в виде, наконец, переиначивания самой рамки действия – обстановки происходящего или произошедшего события, трактуемого в данном памятнике.

Прежде чем приступить к книжным источникам стиха о Голубиной книге, я считаю небезынтересным и небесполезным сделать краткое обозрение списков этого стиха. Небезынтересным оно представляется потому, что из обозрения списков возможны предварительные выводы о составе стиха и предположения о его редакциях, а эти предварительные выводы интересны будут в особенности при сопоставлении их с дальнейшими выводами, добытыми более сложным путем, – путем анализа книжных источников. Небесполезным это обозрение является потому, что выводы, сделанные из голых фактов, не осложненных книжными сопоставлениями, не затемненных чужими и личными комментариями, могут иметь некоторого рода ценность, а при сопоставлении этих предварительных выводов с дальнейшими и при возможности их совпадения могут быть если не окончательно отклонены, то, по крайней мере, несколько смягчены упреки в предвзятости идей и в субъективном освещении фактов. Кроме того, это предварительное обозрение списков будет полезно еще и потому, что даст возможность читателю сразу войти в исследуемую область и ознакомиться как с главным, так и со всеми мелочами сложного стиха о Голубиной книге. Всех списков стиха о Голубиной книге 22; из них 16 списков помещено в издании Бессонова «Калеки перехожие» (т. I, с. 269–378), 5 – в «Сборнике русских духовных стихов» В. Варенцова (1860 г., с. 11–39); 1 список – в русских народных песнях, собранных И. Киреевским (ч. I, 1848 г., с. 43); 2 списка Н.И. Надеждина напечатаны в «Русской беседе» за 1857 г. (IV, ч. II, пр. 31 и 34 смеси); 1 список – по рукописи графа А.С. Уварова № 636, из сборника XVII и XVIII вв., напечатан в «Летописях русской литературы и др.», издаваемых Н. Тихонравовым (т. II, 1859 г.); и, наконец, 1 один список В.М. Ундольского из летописного сборника XVII в., сообщенный И. Срезневским, – в Изв. Импер. ак. н. по отделу русского языка и словесности (т. III, с. 47–48). Список Киреевского и два списка Надеждина вошли впоследствии в издание Бессонова: первый – под № 83, а два последних под №№ 90 и 91. Кроме того один из списков Надеждина, записанный у духоборцев, напечатан также в сборнике Варенцова под № 2‐м[5]. Все эти списки не представляют, конечно, отдельных редакций стиха и многие из них есть только варианты, иногда даже весьма незначительные, главных текстов стиха. Между тем Бессонов в своем издании помещает все варианты в неприкосновенной их целости, почитая их отдельными самостоятельными редакциями, чем, естественно, внес много лишнего балласта и сделал книгу неудобной для ученого употребления, как уже давно об этом заметили И. Срезневский и Билярский в своих мнениях о «Калеках перехожих» (см. Изв. Ак. н., т. X, с. 254–249). Рассматривая списки стиха о Голубиной книге и сличая их между собою, нельзя не заметить, что этот стих составной и состоит из нескольких частей. Одни из них существенны и встречаются почти во всех списках с самыми незначительными разноречиями в главном, другие же части не существенны и в тех списках, где они встречаются, варьируются на разные лады. Стих обыкновенно начинается эпическим вступлением, необходимым аксессуаром народных эпических произведений, в котором обрисовывается обстановка события, именно появления или выпадения книги Голубиной, как ключа ко всему тому, что передается далее в самой книге. Это эпическое вступление, за исключением трех списков: 91‐го Бессонова, 3‐го Варенцова и списка Ундольского, где приступа никакого нет, встречается во всех прочих списках, и отличается большим разнообразием. Отвечая вполне эпической неопределенности в № 85, где сказано «по горам-горам, по долам-долам», и следуя той же народной манере в слишком неопределенном обозначении: «из тучи…» в №№ 78, 81, 82, 83, 88, 1, это эпическое вступление в остальных списках начинает постепенно осложняться, приспособляясь, видимо, к содержанию памятника, взятого народом из книжных источников. Так, в №№ 77, 79, 87 и в списке Уварова обстановка события осложняется следующим обозначением: «Близко городу Ерузалимова (или «ко городу к Иерусалиму»), посреди поля Сорочинского, что на камне белыим Алатыри». В № 76 и 86 в это вступление вносится новая черта: «От каменя от Алатыря, от его головы от Адамовой, посреди поля Саричинского». Еще более осложнения и приспособляемости заметно в № 89, где говорится: «По стороны святого града Иерусалима, у дуба Маврийского, у чудного креста Леванитова, у святой главы Адамовой». В № 80, 4 и 5 обстановка опять несколько меняется, отличаясь еще более точным обозначением: «на славную на Фавор гору, ко чудну кресту к животворящему, ко тому ко камню ко белатырю, ко честной главы ко адамовой». И, наконец, в белорусском списке Надеждина № 90 обстановка переносится уже на Русь: «што на матушке на Святой Руси, на Святой Руси на подсветноей, што на той горе Саирачинскоей». Итак, это эпическое вступление, отсутствуя совершенно в трех списках, а в других, переходя от эпической неопределенности до более точного и приспособленного к памятнику обозначения, есть, очевидно, народная приставка. Самое разнообразие формулы этого вступления говорит об отсутствии твердых книжных устоев в данном случае, которые содержали бы народную фантазию в более определенных границах. Из всего сказанного можно сделать предварительное заключение, что первая часть стиха о Голубиной книге есть эпическое зачало и, служа обычным аксессуаром эпических народных произведений, не есть существенная часть этого стиха, а есть лишь народная приставка. К эпическому вступлению можно отнести также обрисовку самой книги Голубиной и лиц, собравшихся около этой грандиозной книги с целью узнать из нее великие мировые истины. Но при кажущемся разнообразии в изображении книги Голубиной, а в особенности лиц, собравшихся и беседующих, в этой заключительной части вступления замечается больше устойчивости, чем в его начале. Голубиная книга описывается обыкновенно здесь следующими словами: «И не малая, не великая, долины книга сороку сажень, поперечины двадсяти сажень»; или «эта книга не малая, эта книга великая; на руках держать – не сдержать будет; на налой положить Божий – не уложится». Эта обрисовка Голубиной книги остается во всех почти списках с самыми незначительными вариациями, в которых народная фантазия не преминула воспользоваться богатыми эпическими красками для выражения понятия грандиозности, обозначающей символически великое значение книги Голубиной. Что касается лиц, собравшихся около Голубиной книги и беседующих, то и здесь, при видимом разнообразии этих лиц, замечаются если не положительные книжные устои, то по крайней мере книжные намеки, обусловившие некоторого рода устойчивость в данном случае. Большинство стихов, эпически предварив о том, что к этой книге