Трубадур и его дама. Художник Ч.-Х. Уилсон

За подобную некуртуазность дамы швырнули герцогу на то самое место, которое отличает мужчину от женщины, разъяренного кота, изрядно расцарапавшего шутника.

Знаменитый Бертран де Борн, который еще появится на страницах этой книги, отчаявшись найти реальное женское совершенство, сотворил в стихах синтетическую «составную Даму»; но обиды забываются, и он же так обрисовал Маэту де Монтаньяк, предпочетшую его самому Львиному Сердцу:

А и сами дамы бывали с тем еще перцем – «Жизнеописания трубадуров» повествуют, к примеру, «про даму по имени мадонна Айа, ту, что сказала рыцарю де Корниль, что вовек его не полюбит, ежели он не протрубит ей в зад» (гл. XV). Экая фантазерша… Но куда более знаковым явлением становятся женщины-трубадурки (графиня де Диа, Азалаида де Поркайраргес, Кастеллоза из Оверни, Мария де Вентадорн, Гарсенда де Сабран де Форкалькьер, Клара Андузская), не стеснявшиеся петь о своих чувствах – почитать графиню де Диа, так словно воскресла античная Сапфо; значит, не так уж неправ был Фридрих Энгельс, утверждая, что трубадуры воскресили эллинизм:

Другая женщина-трубадурка – Клара Андузская – пела:

Писать об аквитанских трубадурах можно бесконечно, но, полагаем, сказанного вполне достаточно, чтобы показать, в какой атмосфере родилась и воспитывалась Элеонора Аквитанская. Именно она, которую исследовательница ее жизни Режин Перну именует «королевой трубадуров», понесет этот романтический свет в мрачный Париж, где обстановка королевского двора будет скорее напоминать монастырь строгого устава, а потом – в еще более далекую и суровую Англию, не одно десятилетие истекавшую кровью междоусобных войн, династических и национальных (при прадеде Элеоноры, аквитанском герцоге Вильгельме VIII, нормандско-французские войска захватили англосаксонскую Англию, и сопротивление чужеземцам еще долго не утихало). Не говоря уж об Англии, и Нормандия (обычно бывшая под властью одного правителя с Англией), и вся северная часть Франции были одинаково чужды веселой Окситании (так называлась южная часть Франции с небольшими примыкавшими землями Испании и Италии). Это отметил в своем творчестве и дед Элеоноры, провозгласив:

Графиня де Диа. Средневековая книжная миниатюра

Как пишет комментатор М.Б. Мейлах, «северяне почитались на Юге недостаточно куртуазными, поэтому им нет места близ дамы».

Веселый герцог умер 10 февраля 1126 г. своей смертью и наверняка успел порадоваться на свою внучку, чье рождение обычно датируется 1120–1124 гг. Точное место, где появилась на свет Элеонора, осталось неизвестным – обычно называют Ньёль-сюр-Отиз в Вандее, замок Белин в Жиронде или дворец Омбриер в Бордо (в последнем она провела свое детство и в первый раз вышла замуж). Своего сына герцог напутствовал в так называемой «предсмертной песни»:

Новый герцог Аквитании, Гаскони и граф Пуату Вильгельм Х (1099–1137 гг., правил с 1126 г.) не был столь яркой и беспокойной личностью, как его отец, однако в целом придерживался линии правления своего предшественника: поддерживал культуру на высоком уровне, меценатствовал, дал своим детям, включая дочерей (Элеонору и Петрониллу[12]), прекрасное образование.

Гальфред Вожский сохранил в своей хронике анекдотический (по тому времени, когда воск был очень дорог) случай, происшедший у отца Элеоноры с трубадуром Эблесом Вентадорнским: «Эблес, брат Пейре из Пьер-Буффиера по матери Альмоде, сочинял прелестные песни и по этой причине был в величайшей милости у Гильёма, сына Гвидона[13]. Впрочем, они завидовали друг другу, и каждый из них старался при случае уколоть другого. Как-то раз случилось, что Эблес, прибыв в Пуату и войдя во дворец, застал графа за завтраком. Для него приготовили много блюд, но сделали это не сразу. По окончании графом завтрака Эблес, как говорят, сказал: “Столь славному графу не подобает снисходить до забот о кушаньях для столь незначительного виконта”. Спустя несколько дней за возвратившимся к себе Эблесом внезапно последовал граф. Когда Эблес сидел за завтраком, в замок Вентадорн стремительно входит граф в сопровождении сотни рыцарей. Заметив, что он погружен в размышления, Эблес велит немедленно принести воду и умыть руки новоприбывшим. Его подчиненные, между тем, обойдя замок, отобрали у всех съестные припасы и поспешно отнесли их на кухню. И состоялось роскошное пиршество из кур, гусей и прочих пернатых. Были приготовлены столь обильные яства, что многим казалось, будто торжественно отмечается свадьба какого-то государя. Уже вечерело, когда вдруг без ведома Эблеса прибывает некий крестьянин, идущий перед телегой, которую тащили быки. Голосом глашатая он прокричал: “Пусть сюда подойдут юноши графа Пуатевинского и посмотрят, как развешивают воск при дворе властителя Вентадорна”. Прокричав эти слова, он влез на телегу и плотницким топором тотчас сбил обручи на повозке. После того, как заслонки были сняты, с нее посыпались бесчисленные бруски чистейшего воска. Крестьянин, словно ему не было до этого ни малейшего дела, снова влез на телегу и возвратился домой в Момон. Увидев все это, граф повсюду превознес верность и старательность Эблеса. А Эблес возвысил вышеупомянутого крестьянина, подарив ему и его детям упомянутый дом в Момоне. Сыновья крестьянина впоследствии были пожалованы рыцарским званием. Они – племянники нынешнего аббата Солиньякского и Альбоена, архидиакона Лиможского».