Мэгги соскользнула с кровати и опустилась на колени у ног тетушки. От грусти у нее стало тяжело на сердце, и она уронила голову на ее колени. Почему люди постоянно горевали о том, чего не могли иметь? Она не была исключением.

Мэгги подняла голову и попыталась улыбнуться:

— Позволь мне помочь тебе с этим платьем. Стоит надеть его хотя бы один раз.

Ирен пригладила волосы Мэгги и посмотрела ей в лицо, лицо, которое так напоминало ей ее саму себя много лет назад. Она медленно покачала головой:

— Нет… не думаю, что хочу видеть себя в этом вообще-то. Я бы предпочла посмотреть, как ты в нем выглядишь, Мэгги. Моему сердцу будет приятно напомнить себе, что когда-то я была такой же молодой и красивой, как ты сейчас. Ну давай же. Давай посмотрим.

Мэгги неохотно встала и, сбросив пижаму, вышла из нее и натянула красное платье через голову и вниз по телу. Она расправила тонкие бретели на плечах, и Айрин одним быстрым движением застегнула молнию на спине. Мэгги повернулась и, увидев свое отражение в зеркале на туалетном столике, улыбнулась от удовольствия. Ей всегда было немного не по себе в красном, как будто оно привлекало то внимание, которого ей не хотелось бы. Но все же ей идет и стоит носить такое чаще. Кожа ее светилась ярким оттенком, а глаза горели, как рождественские гирлянды. Ее волосы были взлохмачены после сна, поэтому она потянулась к туалетному столику Ирен и зачесала свои волосы набок. Она легла спать с влажным, и те высохли тяжелыми волнами, придав ей вид старомодной, но очаровательной девушки.

— Снимай очки, — потребовала Айрин. — Давай я подкрашу тебе глаза. Знаешь, говорят, никогда не бывает слишком много синих теней!

— О, нет! Тетя Ирен! — девушка возразила, отстраняясь.

— Я пошутила! Уже не то десятилетие! — женщина посмеялась над собственной шуткой и на удивление легкой рукой начала подводить и затенять глаза Мэгги. Отступив назад, она кудахтала над своей работой. Затем она потянулась за тюбиком темно-красной помады и потребовала, чтобы племянница подставила губы.

— Вот. А теперь берешь помаду и кладешь ее в свою сумочку… видишь? Прямо сюда. — Ирен достала маленькую блестящую серебряную сумочку, которую она нашла на чердаке. С щелчком расстегнула застежку и бросила в сумку маленький позолоченный тюбик губной помады.

— Это идеальный размер. Смотри, ты даже можешь положить туда свои очки. — Ирен продемонстрировала удобство маленького клатча. Затем, вновь щелкнув затвором, она передала его Мэгги.

— Теперь ты готова к танцам. Давай посмотрим, как ты двигаешься! — Мэгги встала и, надев туфли, повернулась к Ирен. И обнаружила, что хихикает от удовольствия. Девочки никогда не устанут от игр в переодевания.

Ирен хлопала и хихикала вместе с ней:

— Волосы не такие, как были бы у меня. Тогда не было моды носить их длинными. Но мы с тобой точно могли бы сойти за сестер. — Тётя начала напевать и, протянув руки к Мэгги, закружила ее по спальне в восхитительном танце под свою нестройную мелодию.

Они кружились до тех пор, пока Ирен не запыхалась и не рухнула на кровать, и платье на ней распахнулось, обнажив худые ноги и старушечьи колени. Мэгги свернулась калачиком рядом с ней и уставилась в высокий потолок, ожидая, пока Ирен переведет дух.

— Мы, девочки, все время танцевали вместе, когда я была маленькой, — вздохнула тётя. — Сегодня, если вы так сделаете, то люди обзывают вас грубыми словами, но мы все время вместе танцевали джайв, свинг, джиттербагили. Однако модные платья немного мешают.

Ирен снова хихикнула, и в этот момент была очень похожа на семнадцатилетнюю девушку.

— Тебе следовало надеть это платье, тетя, — пробормотала Мэгги. — Персиковый прекрасен, но, возможно, красный заставил бы тебя вылезти из скорлупы.

— О, Мэгги. Я никогда не была в скорлупе. Это скорее была добровольная изоляция. И не думаю, что что-то могло изменить путь, по которому я шла. Даже ярко-красное платье… Я вспоминаю те дни. Что, если бы я не вышла замуж за Роджера? Что, если бы поехала в Нью-Йорк и изучала моду, как втайне мечтала? Что, если бы поехала на лето в Париж после окончания учебы, как обещал мне папа? Я оглядываюсь назад и думаю, какой непроходимой дурой была.

— Так почему ты не сделала всего этого?

— Я не понимала, что выбор, который мы делаем, остается с нами навсегда, Мэгги. Мой папа всегда баловал меня. Он давал мне все, что я хотела. Но больше всего он меня обожал. А я принимала это как должное. Просто думала, что все будут относиться ко мне так же. Не знала, насколько ценна его любовь. Потом появился Роджер, он был груб со мной, заставлял меня плакать, обращался со мной очень плохо. Мы называли это игрой в недотрогу. Я была заинтригована им. Поставила перед собой цель заставить его захотеть меня — стать его девушкой. Для меня это была игра. Только когда мы поженились, я поняла, что Роджер никогда не будет меня обожать. Может, он и любил меня. Даже думаю, что в какой-то степени любил. Но он никогда бы не подумал, что я вишу на луне, как мой папа. Он бы никогда не относился ко мне как к сокровищу, потому что для него я таковым не являлась. Не представляла для Роджера никакой ценности, кроме красивого лица и фамилии Ханикатт. И вот мне уже семьдесят один год, а выбор, который я сделала в семнадцать лет, остается за мной и по сей день. Столько раз могла уйти. Но я потеряла всякую уверенность в своей способности делать правильный выбор. У меня не было ни образования, ни опыта жизни, поэтому я осталась. И отдала свою жизнь.

Долгое время они лежали и молчали, наблюдая, как потолочный вентилятор жужжит свою мирную мелодию. Время было жадным банкиром, который никогда не платил процентов.

— Джонни чувствует, что его жизнь забрали… — прошептала Мэгги, вложив руку в руку Ирен. — Я знаю, что это не то же самое… но у него впереди вся жизнь, а он не хочет ее. Вся твоя жизнь позади, а ты хотела бы вернуть ее обратно.

Мэгги ждала, гадая, не сказала ли она что-то не так, но Ирен не ответила. Приподнявшись на локте, девушка посмотрела на тетю. Та спала. Тонкий храп вырвался из ее открытого рта, и Мэгги ласково покачала головой и натянула на них двоих одеяло. Она бы не смогла встать на танцы через час. Да и в школу, если уж на то пошло. Мэгги легла и заснула, ее голова была заполнена образами Джонни и Ирен, молодых и беззаботных в 1958 году.

***

В этот раз Мэгги проснулась от звука пылесоса и веселого диска-жокея, отсчитывающего время в другой комнате. Ей показалось, что она спала совсем недолго, но, судя по количеству солнечного света, проникающего в окна, прошло гораздо больше времени. Ирен больше не лежала рядом с ней, а персиковая форма лежала на кровати. Постель была аккуратно застелена под ней. Ээ, как Ирен удалось это сделать?

— На заметку, — сказала Мэгги вслух, пытаясь сесть. — Выпускные платья не для сна.

Красное платье врезалось ей в бока и вызывало зуд в ногах, как будто она каталась по траве. Тонкий, украшенный драгоценностями ремешок серебряного клатча обвивал ее запястье. На ногах у нее все еще были красные туфли. Глядя на них сверху вниз, она чувствовала себя немного похожей на Дороти из «Волшебника страны Оз». Она пару раз щелкнула красными каблуками и произнесла нужную фразу о том, что нет места лучше дома. Поднявшись с кровати, Мэгги попыталась расправить и разгладить мятое платье.

— Где моя пижама? Это платье пора снимать. — Мэгги обшарила пол в поисках пижамы, которую она уронила накануне вечером, но той нигде не было видно. Должно быть, Ирен убрала. Увидев свое отражение в зеркале, Мэгги вскрикнула от удивления. Рубиновая помада, которую нанесла Ирен, была размазана вокруг ее рта, и ее глаза выглядели так, будто она немного переборщила со смоки-айз. Серые тени сползли примерно на дюйм ниже каждого глаза.

Волосы ее превратились в львиную гриву, и Мэгги потянулась к щетке Ирен с инкрустированной перламутром ручкой. Она блестела так, словно тётя случайно решила отполировать серебро после пробуждения. Рядом с кистью лежали подходящее зеркальце и расческа, а рядом стоял флакон духов с выпуклым диффузором. Губные помады были разбросаны здесь и там, а фотография молодого Роджера была помещена на видное место в крайнем левом углу. Мэгги взяла его и некоторое время изучала. Странно, она не заметила этого вчера вечером. Маленькая записка была вставлена в богато украшенную раму овального зеркала, и Мэгги наклонилась, чтобы рассмотреть ее поближе. Оказалась, это была не записка, а корешок билета в кинотеатр «Шатер». Корешок билета мало чем отличался от билета на карнавал — на нем было только название театра и цена билета, напечатанная в углу — 0,60 доллара.