Спустя пару десятков недель пейзажи стали бледнеть в моих очах поминутно, словно я унизила саму себя данным выбором и краски мира стали тускнеть до холодных, апатичных оттенков.

Небесный конденсат стал для меня повторяющимся и неудивительным, хотя я так восхищалась разнообразием фигур, скорости и бесконечности, натянутого голубого полотна над головой. Для меня оно стало затянутым, серым и пустым, только вороны с крыш добавляли малейший акцент на его фоне, мой мир тонул в досаде.

Его бездействие подтверждало догадки, что он настроен играюще на мой стан, кроме улыбок и провождения времени, он не предпринимал ничего. Раз он не готов проявить влюбленные подвиги или ответить тем же на мои, хотя бы в виде цветка, то и в последующем он не даст мне ничего, разумно заключала я. Обговаривая, что он никогда не ухаживал за дамами и не умеет, в словах виднелся смысл: «А зачем же мне это делать если они с легкостью ложились под меня и без этого?» – почесывала краем среднего пальца свой обрусевший затылок. Я же отношусь к этому иначе, юноши даже в четвертом классе одаривали меня цветами, а здесь же я даже оплачивала общие нужды самостоятельно вследствие его нежелания наладить свой финансовый достаток, для меня это вовсе оскорбительно!

Во время провождения мы раз за разом переставали обсуждать что-либо, помимо страстей и неуправляемой влюбленности нас не связывало ничего. Но, как назло, гормоны стали подсекать мою бдительность, и я этого решила не заметить. Я словно не могла и на пару минут с ним разлучиться, к счастью, для меня это было хотя бы взаимно.

В какой-то момент я даже заметила некое смирение на этот счет, и мне для счастья было более чем достаточно его присутствия.

Вскоре после тотальной привязки друг к другу он озвучил свое предложение вступить в официальный союз как пара. На мой ответ повлияло всецело его проявление, моя осознанность мгновенно вспыхнула, все мои чувства купировались. Я не обсуждала в голове этого вопроса, а уже была уверена в ответе, мой внутренний аналитик в глубине души уже соотнес все за и против. Мое нутро уже знало наперед, но в осознанную часть своего разума я этого не допускала. Мой ответ прозвучал корректно: «Я думаю, еще слишком рано!»

На что последовала нецензурная брань с обесценением, все было сказано одним лишь отборным матом. Не могу не подметить, как же богат наш русский матерный! Смысл в говоре был в том, как его утомило, как отказы бьют по самолюбию и проблема лишь во мне. Что я одна из женского пола посмела не повестись на его шарм и остаться при своем! И тут же меня отправили в том направлении, куда любят отправлять наши современные дети класса так пятого. Но в ответ я ему не озвучила ничего, я не успела, он занес меня уже в черный список, благодаря которому «отправление пользователю сообщений ограничено». И да, он даже не осмелился это делать в живую, а лишь по переписке. Да и, впрочем, ответ мой его бы все равно не удовлетворил, так как там было сочетание нескольких слов «я тебя поняла», что вызвало бы повторную бурю в ответ на мое безразличие.

Это никак не повлияло на угасание моих чувств, но решения я все равно изо всех сил принимала осознанно, хоть и через силу. Наша несуразная кляуза[6] проходила, когда я была вне дома, и по приезде в свою комнату, наполненную совместными воспоминаниями, не раздевшись, я присела на мое кресло после случившегося. Мой поток мыслей звучал разнообразно, от обвинения себя в пучине[7] непонимания в тот момент истины, что причина отказа была лишь его вина.

Моя злость кипела от несправедливых обвинений и требований, которым он не соответствует сам. Слова, которые я хотела высказать в тот момент ему, звучали так: «Как только я почувствую хоть малейшее давление в отношениях, что я «должна», ты больше никогда не увидишь меня рядом с собой, я уйду от ответственности, как уходил и ты, и ничто меня не принудит остаться. Я не хочу терять свободу и обуславливать отношения официальными, как только я почувствую эту ношу, я разлюблю тебя в момент, словно этих чувств никогда не было. Да, я эмоциональная калека, но я никогда не пожелаю попасть в любовное принуждение, исполняя партнерский долг, а самое больное, что и ты такой же. Но это не значит, что я тебя не люблю, мои чувства не поддельны, они больны!»

Но от правды я решила отказаться, ведь далеко не все к ней готовы, не правда ли?

После чего я прибегла к высмеиванию его бессилия и фрустрации, в которую сам же угодил. Гордость в данном парировании меня обвивала, казалось бы, вот она, победа, я вышла из больного союза, шаг к ментальному выздоровлению, а не тут-то было.

Да и тем более кто из нас проиграл, раз оба остались с любовью, но без друг к друга? Моя радость сменилась тоской и слезами, я знала, что мы все равно не сможем быть вместе, но и друг без друга ринемся искать похожих, а в итоге вернемся. Я почувствовала себя крылатым насекомым, которое попало между окон и пытается выбраться среди зимы наружу. Останешься в проеме – умрешь от недостатка кислорода и пищи, залетишь в квартиру – убьют, и весьма быстро, вылетишь на улицу – замерзнешь и будешь растоптан проходящим гражданином, который даже не заметит хруста тельца под ботинком. Безысходность…

Обсудить мне это было не с кем, я понимала, что такое дружба, и уже тогда не верила в нее. Я понимала свои чувства после многочисленных предательств и недоверчивости к людям, я знаю комфортное для меня общение:

Заболтаться с кем-то интеллектуальным, поняв цинизм[8] без труда, осознавая без самообмана, что наше товарищество не продлится более, чем диалог. Почувствовать ровень в самоанализе, а не наблюдать при каждом диалоге разновозрастных визави[9] с открытым ртом и удивленными глазами. Почему же вокруг себя я собираю нечто глупее меня? Бесполезные кожаные организмы для моего развития, и то это в лучшем случае. Иногда же они подталкивают меня в регресс[10], чтоб говорить на одном с ними языке, мне больно жить непонятой в этом мире, и я перестала искать вовсе хоть кого-то. Я осталась, как обычно, одна и виновна.

После нашего распада потекли неприятные слухи из разных источников. Мы были самой осуждаемой парой, ведь все хотели овладеть мной и так же желанен был он. Сладкая парочка, приосанившись, вспоминала я. Чувства мои даже спустя несколько дней без контактирования ни капли не осели. Как оказалось, никто не ожидал, что мы споемся так надолго, ведь он и месяца ни с кем не мог продержаться. Судя по всему, я и вправду была его первая любовь. Но к этому утверждению я отношусь скептически и сейчас, моей уверенности в том, что он умеет любить, недостает, его скрытность во всем не дает мне сделать точных выводов.

Он закуролесил[11] и вновь вернулся к своему образу жизни, донося своим эпатажем через других, что не вспоминает обо мне вовсе. Я же верно подметила для себя, что с правдой здесь нет ничего общего. Почему же я так решила? А то, что, будь я ему безразлична, он бы не старался объявиться рядом с каждым моим доносчиком и показательно не собрал бы вокруг себя влюбленные взгляды, не столь важные несколько неделями ранее. И тут мой азарт захотел его размазать вусмерть[12], да, повелась, но не из-за ревности, а желая поставить на место того, кто целенаправленно пытается вызвать горестью мою эмоцию!