- Всё дело в старых документах. Аппий Клавдий Цек, построивший эту дорогу, получил в собственность довольно большие земельные участки по всей её длине. Тот участок, на котором стоит вилла Клодия – вернее, с которого она начиналась – тоже принадлежал роду Клавдиев с тех самых времён. Надумав расширить виллу, Клодий заявил о своём праве на прилегающие земельные участки – наш дом и часть рощи Юпитера. Он был мастер из ничего состряпать нужный документ, так что в один прекрасный день мы обнаружили, что ничего не можем сделать. И Клодий завладел и домом, и рощей – без малейшего насилия, строго в рамках закона.

- Но относиться к нему лучше вы от этого не стали.

Она смерила меня взглядом.

- Воздержись от тонких намёков, и тогда я тоже постараюсь говорить с тобой по возможности прямо. Но я слишком увлеклась разговором о вещах, которые более интересны мне, нежели вам. Простите, что не предлагаю вам ни еды, ни питья – весталке не подобает угощать мужчин. Мы также останемся стоять, все трое. Но наша свидетельница может сесть. – Она кивнула рабыне и та уселась на табурет в углу. – Ты говорил, что у тебя ко мне дело.

- Да, и я благодарю тебя за то, что уважила мою просьбу…

- Давайте покончим с этим как можно скорее. Чем меньше времени вы проведёте в этих стенах, тем будет лучше. Я уверена, что вы оба меня понимаете.

- Постараюсь не занимать твоего времени. Я слышал, что спустя очень короткое время после того, как Клодий был убит в Бовиллах, к вам явилась посетительница.

Весталка бросила на меня быстрый взгляд, но ничего не ответила.

- Насколько мне известно, - продолжал я, - посетительница пожелала сделать подношение.

- Кто сказал тебе?

- Меня просили не называть имени.

- Ты желаешь сохранить свой секрет и при этом думаешь, что я стану разглашать то, что имеет отношение лишь к нашему ордену?

- Старшая жрица, я никогда бы не стал просить тебя выдать того, кто тебе доверился. Если моя просьба неподобающа, я прошу прощения.

Мгновение она молча смотрела на меня.

- Поскольку ты однажды помог одной из наших сестёр, я скажу тебе то, что ты хочешь узнать. Верно, в тот вечер сюда приходила женщина.

- В котором часу?

- Уже после захода солнца. Начинались сумерки.

- И кто же это был?

- Этого я сказать тебе не могу – не потому, что не хочу выдавать её, а потому, что не знаю. В тот день было холодно; она носила плащ с капюшоном, скрывавшим её лицо. К тому же, как я уже сказала, уже смеркалось.

- Но голос её ты слышала?

- Она говорила медленно, низким голосом и очень тихо, почти шёпотом.

- Как будто пыталась скрыть голос так же, как и лицо?

- У меня мелькнула такая мысль.

- Что ей было нужно?

- Она рассказала, что случилась битва между людьми Клодия и людьми Милона; что Милон жив и невредим, а Клодий мёртв.

- Значит, она только рассказала, что произошло?

- Нет; она ещё передала мне подношение – чрезвычайно щедрое, должна заметить; и попросила вознести за неё молитву Весте.

- Молитву?

- Да, благодарственную молитву.

- За спасение Милона?

- Просьбу свою она выразила по-другому. – Старшая весталка опустила взгляд. – Она хотела возблагодарить богиню за то, что Клодий убит.

- А тебе не показалось странным благодарить богиню за то, что кого-то убили?

- Это достаточно необычно, но ничего запретного тут нет. Некоторые смерти радуют богов.

- Ты приняла её подношение?

- Да.

- И вознесла благодарственную молитву?

- Да. И богиня приняла её ничуть не менее благосклонно, чем любую другую молитву.

Я попытался точно припомнить слова Фелиции. «Спроси о даре, который был предложен и отвергнут».

- Значит, ты приняла её дар.

- Конечно же, приняла. Будь мы достаточно состоятельными, чтобы позволять себе отклонять подобные дары, мы заплатили бы за то, чтобы нам выстроили хороший новый дом, когда Клодий отобрал у нас старый.

- А не было чего-нибудь, что она предлагала, а ты отклонила?

Старшая весталка бросила на меня настороженный взгляд.

- Если ты и так знаешь, зачем спрашиваешь?

- Чтобы узнать то, чего не знаю.

Она ответила не сразу.

- Верно, было. Золотое кольцо Клодия, снятое с убитого. Она представила его как доказательство его смерти и предложила как подношение богине. Доказательство я сочла надёжным, подношение отклонила, поскольку кольцо вряд ли может служить платой. Я сказала той женщине, что будет лучше, если она отблагодарит богиню монетами.

- А где это кольцо теперь?

- Осталось у той женщины. Больше мне ничего не известно. А теперь, думаю…

- Ещё только два вопроса, прошу тебя.

- Хорошо. Первый?

- Ты знакома с женой Милона, Фаустой Корнелией? Могла бы ты узнать её в лицо или по голосу?

Она улыбнулась очевидности моего вопроса.

- Может, и смогла бы; а может, и нет. Мне по должности довольно часто доводится встречаться с жёнами сенаторов и тех, кто занимает важные магистратуры. Узнать её среди множества людей я, пожалуй, не смогла бы, хоть она и показалась бы знакомой. Лицом к лицу я бы её узнала; но только если она не станет надвигать низко капюшон и говорить шёпотом. И последний вопрос?

- Что ты знаешь про Марка Антония?

Она рассмеялась.

- Твой первый вопрос такой очевидный, второй – такой непонятный. Мы что, уже говорим о чём-то совершено другом?

- Поверь, у меня есть причины спрашивать.

- Марк Антоний? – она покачала головой. – Сын того Антония, который не сумел справиться с пиратами?

- Он самый.

- А разве он сейчас не в Галлии? В сущности, я о нём ничего не знаю.

- Похоже, в сущности о нём никто ничего не знает. Старшая жрица, благодарю тебя за то, что уделила мне время.

- Не за что, - мягко сказала она. – Люди должны помнить прошлое и былые услуги.

- Да, верно. И помнили бы ещё лучше, если бы меньше страшились будущего.

Глава 19

- Да уж, женщина-загадка, - задумчиво произнёс Эко, когда мы, снова сев в сёдла, выехали со двора.

- Кто, старшая весталка?

- Нет, я про ту, что явилась сюда с кольцом Клодия.

- Ну, что там загадочного.

- Думаешь, это была Фауста Корнелия?

- А кто же ещё? Вообще-то со стороны Милона это было довольно вульгарно - послать жену в ближайшее святилище похваляться тем, что он сделал. Разве что идея принадлежала самой Фаусте. Это мне кажется более вероятным. Для женщины столь высокого положения у неё несколько своеобразное понятие о том, как благодарить богов за благосклонность. Фауста, вернее всего, хотела искренне возблагодарить Весту за то, что та оберегла её семью – ну, и попутно не удержалась некоторого злорадства.

- Но зачем ей понадобилось скрывать лицо? Стыдливостью она вроде не страдает.

- Ты имеешь в виду её измены мужьям?

- Да. Я же говорил: у неё явно тяга быть застигнутой в самых пикантных ситуациях. Эта Фауста не из стыдливых.

- Возможно, она рассуждала так: если не узнают её, не узнают и о Милоне.

- А смысл? Уже на следующее утро в Риме на всех углах кричали, что Милон убил Клодия.

- Верно; но к весталкам-то она оправилась сразу после боя. Так сказать, с пылу, с жару. Представь: вот только что случилось нечто ошеломляющее, нечто такое, что перевернуло всё вверх дном – и от чего словно гора с плеч свалилась. Есть чему возрадоваться – но есть и чего испугаться. Что скажут в Риме? Чем это им грозит? Может, участие её мужа можно скрыть? Следует соблюдать крайнюю осторожность – но и непременно возблагодарить богов за нежданную удачу. И вот, пока муж размышляет, как быть дальше, Фауста потихоньку отправляется в находящийся поблизости Дом весталок. Она радуется смерти Клодия – но при этом скрывает лицо. Вот и вся разгадка, по-моему.

- Пожалуй, ты прав…

- Мне только интересно, что стало с этим кольцом. По идее, им бы следовало вернуть его вдове с посыльным, не велев ему говорить, кто его прислал. Это было бы хотя бы пристойно. Но я думаю, что оно пылится где-нибудь на полке среди спортивных трофеев Милона в его доме, и он будет доставать его и радоваться победе над давним врагом всякий раз, когда выпьет лишку.