- Цицерон и Милон, ты хочешь сказать.

- Изображают его в своих речах похотливым, развратным, растленным типом, который в юности отдавался за деньги, а теперь состоит в кровосмесительной связи с родной сестрой да ещё соблазняет чужих жён и сыновей – что, возможно, соответствует действительности, а возможно, и нет. Всё это не навредит репутации политика в нашем утончённом, пресытившемся Риме; но глубинка – дело другое. Там свято чтут патриархальные добродетели. Поэтому Клодий хочет предстать перед гражданами Ариции образцовым мужем и отцом. И что же может быть вернее, чем обращаясь к ним с речью, держать руку на плече восьмилетнего сына?

- Погоди. – Эко нахмурился. – Но ведь во время стычки сына с ним не было?

- Ты прав, не было; но до стычки мы ещё дойдём. А пока мы говорим об обстоятельствах отъезда Клодия из Рима, упомянем ещё одно: в то утро на Форуме состоялось контио. Созвали его сторонники Клодия – те самые трибуны, что теперь, после его смерти, не перестают мутить толпу. По идее, Клодий должен был присутствовать – тем более что народу собралось очень много. Вместо этого он отбывает в Арицию.

- Человек не может находиться в двух местах одновременно, - пожал плечами Эко.

- Что верно, то верно. Потому Клодию пришлось выбирать. И многие сказали бы, что трудно представить себе Клодия, пренебрегающего возможностью лишний раз воодушевить своих сторонников в Риме ради того, чтобы ублажить заправил в каком-то захолустном городишке. Разве что у него была какая-то тайная причина уехать из города именно в тот день.

- Например, подстеречь на дороге своего заклятого врага?

- Его враги сказали бы именно так. Для нас же это ещё одно странное обстоятельство, которое следует учесть.

- А кто с ним был?

- Трое друзей и довольно большая свита рабов – то ли человек двадцать пять, то ли все тридцать; Фульвия не помнит точно. Большинство пешие, все вооружены.

- Зачем так много?

- Ну, это-то вполне объяснимо. В наши дни такой человек, как Клодий, просто не может выехать за город без надёжной охраны. И в конце концов, телохранителей оказалось даже слишком мало, чтобы спасти его. Но опять же, кое-кто скажет, что раз Клодий отправился в дорогу с таким большим отрядом вооружённых рабов – значит, он замышлял нападение. Это тоже надо учесть.

- Но Клодий наконец-то выбрался из Рима.

- Да. Все дела дома доделаны, Клодий целует на прощание жену, навещает своего умирающего архитектора – и вот он и его свита покидают город через Капенские ворота. Возможно, при этом ему тоже падает за шиворот холодая капля, и он тоже вздрагивает от неожиданности. Четвёртый час дня, и торговля на рыбном рынке в самом разгаре. Рабы и беднота узнают своего лидера и восторженно приветствуют. Недоброжелатели помалкивают – сказать слово против Клодия в такой толпе равносильно самоубийству. Клодий и его друзья берут у кого-то лошадей – наверняка Помпей не единственный, у кого конюшня близ Капенских ворот – и вот они едут по Аппиевой дороге, а за ними следуют вооружённые рабы. Вероятно, по пути Клодий останавливается, чтобы почтить могилы своих прославленных предков – ведь с ним его сын; а какой же нобиль упустит возможность лишний раз подчеркнуть перед сыном величие их рода?

- Гробницу Базилиуса они проезжают без всякой опаски – белым днём да ещё с такой охраной бояться там нечего. Дорога достаточно широка, так что всадники свободно едут в ряд. Держась по правую руку от отца, восьмилетний Публий-младший внимает разговорам взрослых. Отца мальчуган наверняка боготворит: ведь у того есть целый отряд, повинующийся малейшему его приказанию; и такой огромный дом; и огромные толпы народа восторженно приветствуют его и слушают его речи. Подумать только, что завтра всему этому настанет конец!

- Оставив гробницу Базилиуса позади, они оказываются на том самом прямом и плоском участке дороги, по которому мы едем сейчас. Беседа с друзьями помогает Клодию скрасить дорожную скуку; к тому же он указывает сыну на гробницы, по-прежнему изредка попадающиеся вдоль дороги. Когда же эта тема себя исчерпает, он может перейти к рассказу о самой дороге и похваляться ею, как похвалялись все Клавдии с тех самых пор, как она была проложена. Превосходная дорога, верно? Она так широка, что две повозки, запряжённые быками, могут разъехаться свободно, не задев друг друга и даже не замедлив хода. Она вымощена камнями, которые так искусно обтёсаны и уложены, так ладно пригнаны друг к другу, что поверхность дороги совершенно ровная, без единого выступа или впадины. Можно подумать, эту дорогу создали боги – но нет; её построил Аппий Клавдий Цек, твой прапрапра и так далее прадед. Ещё один повод для юного Публия гордиться принадлежностью к такому роду.

- Ехать часа им ещё четыре. Они могли бы без особого труда добраться и быстрее, но из-за пеших телохранителей вынуждены ехать шагом. Что они видят по дороге?

- Ничего! – отозвался молчавший до сих пор Давус. Парень явно освоился в седле и заметно приободрился. Собственный недавний испуг казался ему смешным.

- Вернее сказать, пустынные об эту пору поля, которые тянутся вдоль всей дороги. Изредка картину разнообразят перелески, да поблёскивает в заболоченных низинках вода. Местность плоская, как стол, и откровенно скучная. Слева далеко на горизонте видны горы. Справа местность постепенно, почти незаметно глазу понижается – и так до самого моря. А впереди, вырастающая по мере того, как они приближаются к ней, гора Альба. Что ты можешь сказать про эту гору, Давус?

Давус вгляделся в гору, темнеющую далеко впереди.

- Ох, и высоченная она, должно быть!

Я невольно улыбнулся.

- О нет. Для горы она совсем небольшая. Но на здешней равнине это самый приметный ориентир. У подножия и на склонах приютились несколько небольших городков. Ариция – один из них. Но ещё прежде, там, где дорога только начинает подниматься в гору, есть ещё одно местечко, Бовиллы. Эко, ты много раз проезжал там по дороге в Неаполь. Сколько от Рима до Бовилл?

- Одиннадцать с небольшим миль. Бовиллы чуть дальше одиннадцатого мильного камня.

- И что там, в этих Бовиллах?

- Я ведь только проезжал мимо, папа. Я в жизни там не останавливался.

- Вспомни, Эко. Подумай хорошенько.

Прищурившись, Эко всмотрелся в холмы далеко впереди, точно надеялся разглядеть невидимые отсюда Бовиллы.

- Помнится, там постоялый двор при дороге. И конюшня.

- Верно. Конюшня наверняка была там с самого начала – с тех пор, как закончили мостить участок дороги от Рима до Бовилл. Дорогу-то Аппий Клавдий Цек строил в первую очередь для передвижения легионов – потому она такая прямая и широкая. И Бовиллы были первой станцией, где войсковые курьеры, едущие из Рима, могли сменить лошадей. А уж где конюшня, там и постоялый двор, как же без этого. Что он собой представляет, ты помнишь?

- Дом, каменный, двухэтажный.

- Думаю, на втором этаже есть комната для желающих переночевать – одна на всех; внизу харчевня, а в задней части дома кухня. Что там ещё, кроме постоялого двора и конюшни?

- Ну, кони пасутся, - пожал плечами Эко. – А, да; ещё алтарь Юпитера. На поляне, а вокруг растут дубы. И ручей неподалёку. Место довольно красивое.

- Верно, там растут дубы; и чем выше подымается дорога, тем гуще становятся деревья; так что на вершине уже самый настоящий лес. Думаю, ты никогда не видел леса, Давус?

- Я видел рощи вокруг храмов в Риме.

- Ну, роща рядом с городским храмом – это не совсем то, что лес. Ладно; о Бовиллах пока всё. Больше они ничем не примечательны, не считая того, что именно там Клодий и окончил свои дни. Сама стычка произошла дальше, за Бовиллами; но люди Милона преследовали Клодия до постоялого двора, где он пытался укрыться. По словам Фульвии, сенатор Секст Тедий, который позднее проезжал через Бовиллы в своих носилках, обнаружил Клодия мёртвым на дороге и приказал своим рабам уложить его в носилки и доставить в Рим. Мы с тобой видели тело в доме Фульвии – с ранами и следами удушения. А что дальше? За Бовиллами?