До сих пор я видел Помпея лишь издалека, произносящим речи в суде или на Марсовом поле; видел на Форуме, где он появлялся в сопровождении свиты военных и гражданских помощников, каждого из которых, в свою очередь, сопровождала его собственная свита из тех, кто искал милостей Великого через его приближённых. Но глаз издалека не разглядишь; а теперь Помпей стоял передо мной, глядя мне прямо в глаза, отчего мысли мои начали порядком мешаться. Неизвестно почему, я вдруг вспомнил его знаменитую фразу, сказанную им во времена юности, когда Сулла послал его на Сицилию, дабы Помпей изгнал оттуда его врагов, и жители вольного города Мессаны стали утверждать, что в силу древних соглашений, заключённых между ними и Римом, они не в юрисдикции последнего. Помпей сказал тогда: «Не надо читать нам законы. У нас есть мечи».

- Ты Гордиан Сыщик, а это твой приёмный сын Эко. – Помпей кивнул и улыбнулся, явно довольный, что помнит даже такие мелочи без подсказки раба. – Мы ведь раньше не встречались?

- Нет, Великий.

Последовало молчание, тягостное для меня, но не для Помпея, который неторопливо расхаживал взад-вперёд, всё ещё заложив руки за спину. Наконец он снова заговорил.

- Вижу, у тебя выдался хлопотный день.

- Хлопотный день?

- С утра к тебе заявляется Клодия и увозит тебя в своих носиках. Ты наносишь визит Фульвии; полагаю, что там не обошлось и без Семпронии. Едва ты успеваешь вернуться домой, за тобой заходит Цицеронов вольноотпущенник и уводит тебя и твоего сына в дом своего патрона, где ты ведёшь длительную застольную беседу с Цицероном и Целием. Милона там не было?

Я открыл было рот, чтобы ответить, но оказалось, что вопрос обращён не ко мне.

- Нет, Великий, - отозвался Детское Лицо, отрицательно качнув головой. – Милон с утра не покидал дома.

Помпей кивнул и снова устремил взгляд на меня.

- Но ты встречался с Милоном в доме Цицерона.

Фраза, хоть и лишённая вопросительных интонаций, всё же требовала если не ответа, то хотя бы признания факта.

- Да.

- И как ты его нашёл?

- Я не искал его.

- Я не об этом. Он всё такой же?

- Я не знаю, какой он обычно.

- Он всегда гордился своей силой; потому и взял себе имя Милон – как у легендарного силача, Милона Кротонского. Так как он сейчас выглядит?

- Я бы сказал, он держится.

- А настрой?

- Не могу судить. Мы с ним почти не разговаривали.

- Но ты человек наблюдательный и должен был что-то заметить – по его виду, по голосу.

- Он в ярости и в то же время растерян. Как будто у него почву выбили из-под ног. Но вряд ли ты нуждаешься во мне, чтобы узнать это.

- Верно, не нуждаюсь. – Улыбка Помпея была начисто лишена всякой иронии; он просто был доволен, что я не стал отнимать у него времени пустыми рассуждениями. – А что нужно было Клодии? – Заметив моё колебание, он нахмурился. – Только не говори, что это не моё дело. Моё. Всё, что происходит сейчас в Риме, моё дело. Так что же она хотела?

- Отвезти меня к Фульвии.

- А Фульвия чего хотела?

- Но уж конфиденциальная просьба вдовы, только недавно схоронившей мужа…

- Сыщик, не испытывай моего терпения.

- Один человек обратился к ней, - осторожно ответил я, подыскивая слова. – Предложил помощь. Она не знает, можно ли ему доверять.

- Но не толпятся же прямо сейчас соискатели у её дверей.

- Нет, это не жених, - ответил я, хотя, если верить словам Целия, Антоний был её любовником в своё время.

- Ладно, - отозвался Помпей с полным равнодушием, - не буду тебя расспрашивать: личные дела Фульвии меня пока не интересуют. Так ты берёшься за её поручение?

- Я не решил ещё.

- Возможно, я мог бы помочь тебе. Кто знает? У меня могут быть нужные тебе сведения.

Я подумал, что это маловероятно. Марк Антоний был человек Цезаря, а не Помпея.

- Ты предлагаешь мне помощь, Великий?

- Возможно. Я человек разумный. Если я дам тебе то, что тебе нужно, ты охотнее дашь мне то, что нужно мне.

- А что тебе нужно от меня, Великий?

- Об этом чуть позже. Так ты хочешь что-то узнать?

Решив, что вреда не будет, я спросил:

- Что ты можешь рассказать мне о Марке Антонии?

- Правой руке Цезаря? Знаю, что его отец получил от сената империй на то, чтобы очистить море от пиратов, и с треском провалил всё дело, так что сенат перепоручил это мне. Знаю, что отчим его впутался в заговор Катилины и был казнён вместе с остальными по требованию Цицерона. Знаю, что Антоний начал с того, что отправился по моим стопам на Восток и провоевал там несколько лет, прежде чем примкнул к Цезарю. Что ещё можно о нём сказать?

- Возможно, ничего.

- Клянусь Геркулесом, это что, он метит Фульвии в мужья? Не вижу, как это ему удастся. Он уже женат – на своей родственнице Антонии; а это не та женитьба, которую будет легко расторгнуть. В любом случае, Фульвии лучше держаться от него подальше. Клодий был вожаком отребья и хорошим вымогателем, но деньги в семью приносить не забывал – вон какой роскошный дом они купили. Антоний из другого теста: что добудет, спустит до нитки, а потом только что не себя самого закладывает, лишь бы получить в долг. Все, кто вокруг Цезаря, такие. Плохо они кончат. Надеюсь, прежде, чем разорят республику. – Он умолк и приподнял бровь, несколько удивлённый, что сказал больше, чем собирался.

- А Цицерон что сказал по поводу твоего визита к Фульвии? – спросил он прежним требовательным тоном.

- Он был заинтересован – как и ты, Великий.

- А он за всем эти не стоит? Нет? Я подумал, может, он решил сделать тебя своим шпионом. Это так похоже на него. Шпионская сеть, неподписанные письма, послания, закодированные каким-то шифром, придуманным для него Тироном; платные осведомители; один соглядатай следит за другим. Это у него от отсутствия военного таланта. Умей Цицерон воевать, он был бы совсем другим человеком. Больше дела, меньше разглагольствований. Так ты не шпион Цицерона, Сыщик? – И он снова пристально посмотрел мне в глаза.

- Нет, Великий.

- Возможно, ты шпионишь для него, сам не подозревая.

Такое предположение меня неприятно удивило.

- Думаю, за столько-то лет я узнал все его трюки.

- В самом деле? – Помпей поднял бровь. – Хотел бы я сказать о себе то же самое. А Целий? Он почему на стороне Милона? Ему какой интерес его защищать?

- Целий держит сторону Цицерона, а Цицерон держит сторону Милона.

- Выходит, Целий – человек Милона?

- Я вообще не уверен, что Целия можно назвать чьим-то человеком.

- Что верно, то верно. А сам Милон?

- Он в ярости…

- «И в то же время растерян; как будто у него почву выбили из-под ног». Это я уже слышал. Но сам ты что о нём думаешь?

- Трудно судить. Я и видел-то его в первый раз.

- Вы никогда раньше не встречались?

- Нет.

- Но Клодия ты знал.

- Я бы этого не сказал. Его сестра однажды наняла меня – это было несколько лет назад.

- Когда обвиняла Целия в убийстве. - Помпей кивнул. – Я выступил на суде в его защиту, если помнишь.

- Так получилось, что я пропустил твою защитительную речь, Великий.

- Речь была так себе. Да это и к лучшему. Особо стараться не стоило: всё равно любая речь померкла бы сравнении с той, что произнёс Цицерон в защиту Целия – или, может, правильнее будет сказать, против Клодии? Значит, Сыщик, ты никогда не был на стороне Клодия?

- Никогда не был; и я не на его стороне сейчас.

- Но ты и не за Милона?

- Нет.

Он поглядел на меня испытывающим взглядом, а затем обратился к молчавшему до сих пор Эко.

- А ты?

Мой сын прочистил горло.

- Я помогал отцу, когда он работал для Клодии, и был с ним у Цицерона сегодня. Но ни Клодия, ни Милона я никогда не видел.

- А сам ты на чьей стороне?

- Своего отца - и только.

- Преданный сын – самый верный сторонник. А как насчёт другого сына – того, что в Галлии? Неужели он не сделал свою родню цезарианцами?