Эко настоял, чтобы мы протолкались в первые ряды. Оба мы были в тогах, как и надлежит римлянину на Форуме; телохранители же наши носили туники и плащи. Так в любой толпе сразу видно, кто гражданин, а кто его раб.

Оказалось, что к Квинту Помпею и Мунатию Планку присоединился ещё и Гай Саллюстий – тот самый молодой трибун, утверждавший той памятной ночью в доме Клодия, что лишь покойный умел контролировать толпу, и предупреждавший о возможной резне. Видимо, с той ночи он смирился с намерениями Клелия и занялся подстрекательством наравне со своими коллегами. Все трое, казалось, горячо спорили между собой, и каждый обращался за сочувствием к слушателям.

Обстоятельства случившегося на Аппиевой дороге не обсуждались. То, что Милон и его люди умышленно убили Клодия, преподносилось, как данность. Меня эти бездоказательные утверждения начинали порядком бесить; но толпа принимала их как должное. Обсуждалось, что теперь делать. Все три оратора сходились в том, что самым лучшим будет немедленно устроить выборы консула. Когда Гипсос и Сципион займут должности, найти управу на Милона будет нетрудно.

- А если Милон и вправду собирает армию? – выкрикнул из толпы.

- Если он действительно задумал мятеж, - отвечал Саллюстий, - тем более необходимо выбрать консулов, чтобы подготовиться к защите города.

- А если у него сообщники здесь, в Риме? – прокричал другой голос. – Говорят же, что у него по всему городу тайные склады оружия. Они могут перерезать нам глотки, пока мы будем спать. И поджечь наши дома…

- Ха! Да не вам, клодианам, обвинять других в поджогах – после всего, что вы устроили!

Это были опасные слова. Сразу же вспыхнула потасовка, и хотя дрались достаточно далеко, телохранители немедленно сомкнулись вокруг нас плотным кольцом. Ораторы же словно не замечали беспорядков.

- Нам известно, - продолжал Саллюстий, - что Милон вернулся в Рим.

Человек, стоящий настолько близко, что я чувствовал запах чеснока от его дыхания, прокричал, приложив руки ко рту.

- У этой бесстыжей свиньи хватило наглости вернуться в Рим после убийства Клодия! Наверняка он был у себя дома, когда мы отправились навестить его с факелами! Мне ли не знать, я получил стрелу в плечо! – И он раскрыл тогу у горла, чтобы все могли видеть повязку.

- Доблестный гражданин! – Саллюстий вскинул руку в приветственном жесте. Толпа ответила одобрительными выкриками, среди которых, впрочем, я расслышал один-два презрительных смешка тех, кто стоял поблизости от раненого. – Но где бы ни скрылся Милон сразу после убийства, мы точно знаем, что со вчерашнего дня он в Риме, потому что вчера он покинул своё убежище и явился к Помпею Магну на его виллу на холме Пинчио.

Толпа снова зашумела. Известно было, что из всех претендентов на консульство Помпей поддерживал Гипсея, который служил под его началом на Востоке. С другой стороны, Милон в своё время был его союзником, а вот Клодий нередко оказывался противником. Возможно ли, чтобы Помпей счёл нужным взять убийцу под свою защиту? Слишком многое для Милона будет зависеть от того, как он поступит. Поддержка Великого дорогого стоит; отсутствие же её… Саллюстий улыбнулся, глядя на взволнованную толпу, и выдержав паузу, провозгласил:

- Знайте же, что Великий даже не пожелал его видеть!

Толпа снова взорвалась восторженными криками.

- Более того: Помпей через третьих лиц передал негодяю просьбу никогда больше не наносить ему визитов, дабы он, Помпей, впредь был избавлен от неловкости закрывать перед Милоном двери своего дома. Вероломство Милона столь отвратительно, что Великий не желает запятнать себя, дыша одним воздухом с убийцей!

Вперёд шагнул Мунатий Планк. Он обратился к Саллюстию так, словно просто беседовал с ним; но говорил при этом звучно, как опытный оратор.

- Представляю, как оскорбился на это Милон.

- Думаю, оскорбился не на шутку, - согласился Саллюстий. – А уж мы знаем, что Милон не из тех, кто прощает обиды.

Лицо Планка приняло выражение испуга. Стоя вплотную к платформе, я отлично видел, что он откровенно играет роль.

- Что ты хочешь сказать, Саллюстий? Неужели ты считаешь, что Помпея могут…

В ответ Саллюстий подчёркнуто устало пожал плечами – так, чтобы его движение было заметно даже стоящим в задних рядах.

- Мы уже убедились, что этот негодяй не остановится ни перед чем, лишь бы захватить власть. Клодий стал первой жертвой. И если Милон решит, что Помпей встал у него на пути…

Послышались выкрики.

- Нет!

- Не может быть!

- Милон не посмеет!

- Не посмеет? – заговорил до сих пор молчавший Квинт Помпей. Все взоры мгновенно обратились к нему. Он тоже был из рода Помпеев, потому его слова приобретали особое значение. – Я скажу вам, что думаю. Это из-за Милона на Форуме впервые был зажжён погребальный костёр. И если на Капитолийском холме появится гробница, это тоже будет из-за Милона!

Намёк получился прозрачнее некуда. Кто как не Помпей может быть удостоен гробницы на Капитолийском холме, среди самых священных храмов?

Гневный рёв толпы заглушил явно довольных таким эффектом ораторов. Люди в ярости потрясали кулаками. Неужели Милон задумал убить Помпея? Ни один из трибунов не привёл ни малейших доказательств; но толпе хватило одного лишь предположения, чтобы прийти в неистовство.

Выкрики тех, кто стоял ближе к платформе, докатывались до задних рядов, повторялись там, эхом возвращались назад. Всё слилось в единый, оглушительный рёв, в котором уже невозможно было ничего разобрать. Потом кто-то бросил клич, другие подхватили, и очень скоро он заглушил рёв толпы – тот самый клич, что уже пятый день слышался перед домом Марка Лепида.

- Вы-бо-ры! Вы-бо-ры! Вы-бо-ры!

В какой-то момент толпа начала двигаться. Было совершенно непонятно почему – стоя перед платформой, я мог поклясться, что ни один из трибунов не призывал двигаться к дому Лепида, и не слышал, чтобы кто-то в толпе выкрикнул такой призыв. Со стороны виднее, и наблюдай я за происходящим с крыши своего дома, то может, и понял бы, что за сила движет толпой. А может, и нет. Что заставляет роящихся пчёл лететь в одном направлении? Или мошек в стае?

Как бы то ни было, народное собрание окончательно превратилось в толпу, и толпа эта двинулась по направлению к Палатину. Некоторое время мы с Эко вынужденно двигались в общем потоке, как щепки, подхваченные течением. Меня теснили и толкали во всех сторон. Я стиснул зубы. Но то, что раздражало меня, у окружающих вызывало смех и радостные возгласы. Все были разгорячены, точно перебрали вина.

Мало-помалу нам всё же удалось выбраться из общего потока. Толпа продолжала своё движение без нас. Я глянул на Эко. Мой сын, казалось, заразился общим возбуждением.

- В чём дело, папа? – спросил он, широко улыбаясь и переводя дыхание. – Не хочешь принять участие в народном шествии к дому интеррекса?

- Не дури, Эко. Там может начаться всё что угодно. Я отправляюсь домой. И тебе советую сделать то же самое.

Остаток дня я провёл на крыше, каждую минуту ожидая увидеть дым над домом Лепида. Дыма я не увидел, но слышал шум, как будто там происходила стычка.

Ближе к вечеру поднявшийся северный ветер нагнал тяжёлые тучи. Когда с неба упали первые холодные капли, в саду появилась Бетесда.

- Сейчас же спускайся! – потребовала она, уперев руки в бока.

Я послушно стал спускаться, но на середине лестницы замер. Ослепительная молния прорезала небо. Юпитер моргнул, как говорят авгуры. Последовал удар грома – такой сильный, что сама земля, казалось, содрогнулась. Дождь полил, как из ведра. Весь дрожа, я торопливо спустился и велел Белбо зажечь жаровню в моём кабинете.

Я едва успел согреть озябшие руки, как в кабинет опять вошёл Белбо и доложил о посетителе.

- Тот же, что приходил в прошлый раз, - сообщил он. – Человек Цицерона.

- Проводи его сюда.

- А телохранители?

- Эти пусть ждут под дождём.

В следующую минуту в комнату вошёл Тирон, откинул капюшон и закашлялся, прикрывая рот ладонью. Его плотный шерстяной плащ весь намок.