- Не уверен, знаешь ли ты моего второго друга. – Цицерон жестом указал на другого своего гостя, который до сих пор держался чуть позади, глядя на меня с явной неприязнью. Он был коренаст, широкоплеч, крепко сбит. Тога делала его ещё ниже. Короткие, толстые пальцы; круглое лицо с глубоко посаженными глазами, кустистыми бровями, толстым носом и маленьким ртом. Тень от бороды скрывала нижнюю половину лица, так что казалось, что у него челюсть вымазана сажей. Грубое сложение, грубые черты. Ничего удивительного, что он терпеть не мог высокого, стройного, идеально сложенного Клодия с его непринуждённой элегантностью. Они были полной противоположностью друг другу. Трудно сыскать более непохожих людей.

Милон всё-таки был в Риме.

Глава 6

- Кто же не знает Тита Анния Милона. Но ты прав. Цицерон: я никогда не встречался с ним лично.

- Что ж, познакомьтесь. Милон, это Гордиан, которого ещё называют Сыщик - человек весьма незаурядный. Мы познакомились, когда я вёл своё первое дело - в защиту Секста Росция. Ты, конечно же, читал мою защитительную речь. Её читали все; но мало кто знает, какую роль сыграл в этом деле Гордиан. Тридцать лет, подумать только!

- С тех пор наши пути пересекались время от времени, - сухо сказал я.

- Да, верно. И наши отношения всегда были… - Знаменитый оратор замялся, подыскивая слово.

- Занятными? – подсказал я.- Именно. Но что же мы стоим тут на холоде. Пойдёмте в мой кабинет.Путь в кабинет, находившийся в задней части дома, лежал через центральный сад и холл, что дало мне возможность получить некоторое представление о новом доме своего соседа. Мебель, драпировки, картины, мозаика – всё впечатляло; ничего более изысканного мне не доводилось видеть даже в доме Клодия. Слов нет, размерами и убранством дом Цицерона заметно уступал роскошному особняку бывшего трибуна; но именно это и делало его куда приятнее. Что ж, Цицерон всегда отличался безупречным вкусом. Денег, чтобы этот вкус удовлетворять, у него хватало все годы; но за последнее время он явно особенно преуспел и теперь мог позволить себе не просто поддерживать статус. Чтобы выложить фонтан мозаикой, покрытой золотой пылью, или повесить на стене своего кабинета картину, подписанную самой Иайей из Цизицен, или хранить на столе под совершенно прозрачным стеклом - которое само по себе, несомненно, стоило баснословных денег - подлинный свиток «Диалогов» Платона с поправками, сделанными рукою автора – для этого недостаточно быть просто состоятельным человеком. Для этого надо быть очень богатым человеком.

Римский закон запрещает адвокатам брать плату за свои услуги – считается, что защита должна быть бесплатной. Тем не менее, успешные адвокаты в Риме, как правило, богатые люди. Просто вознаграждение они получают не деньгами, а ценными подарками или возможностью выгодно поместить деньги. Цицерон был одним из лучших адвокатов и знал, как добиться расположения «лучших людей», так что красивых, ценных, редких вещей в его доме хватало. Оставалось лишь гадать, какие сокровища были разграблены или погибли в огне, когда сторонники Клодия сожгли прежний дом.

В маленьком кабинете было тепло. По знаку хозяина раб придвинул кресла ближе к жаровне. Ещё прежде, чем мы сели, появился другой раб с большим кувшином и серебряными чашами. Вместо того чтобы встать, по обыкновению, поблизости, Тирон занял один из стульев. Теперь он был не раб Цицерона, а его доверенное лицо и полноправный соотечественник. Всё же я заметил, что на коленях он держит вощёную дощечку, а в руке острую палочку для письма.

Цицерон осторожно отпил из чаши. Тирон последовал его примеру. Я пригубил вино. Оно было хорошо нагрето и хорошо разбавлено – Цицерон всегда отличался умеренностью в еде и питье. Но не таков был Марк Целий – по крайней мере, в те годы, когда я его знал. Перехватив мой взгляд, он подчёркнуто последовал примеру наставника – сжал губы и едва коснулся напитка. Это придало ему вид до крайности самодовольный, и у меня мелькнуло подозрение, что он попросту передразнивает своего учителя.

Зато Милон не стал деликатничать. Он залпом осушил свою чашу и тут же протянул её рабу, чтобы тот налил ещё.

- Мне показалось, Гордиан, что ты удивился, узнав Милона. Ты ведь не ждал, что он окажется здесь, не так ли?

- Сказать по правде, я думал, что он уже на полпути к Массилии.

- Пожал хвост и кинулся наутёк? Ты совсем не знаешь моего друга Милона, если считаешь его таким трусом.

- Полагаю, это была бы не трусость, а элементарный здравый смысл. Как бы то ни было, по городу ходят слухи, что Милон бежал в Массилию.

Милон насупился, но промолчал.

- Вот видишь, - заговорил молчавший до сих пор Целий. – Что я тебе говорил? Гордиан и его сын слышат всё. От их слуха не ускользнёт малейший шёпот в Риме.

Цицерон кивнул.

- А что ещё говорят?

- Поговаривают, что Милон тайком вернулся в город прошлой ночью и забаррикадировался в своём доме. Что он был там, когда толпа явилась поджечь дом.

- Значит, его считают не трусом, а безумцем. Вот уж нет. Милон провёл эту ночь под моим кровом и под надёжной защитой. Что ещё?

- Что он задумал заговор против республики. Сначала убил Клодия, а теперь собирает войско, чтобы идти на Рим. Что его сообщники устроили по всему городу склады оружия и серы, чтобы поджигать дома.

- Достаточно. Сам видишь, что всё это просто дурацкие сплетни. Милон спокойно сидит у меня дома, а не призывает чернь на улицах к мятежу. Разве у меня в доме пахнет серой и смолой? Заговор против республики, подумать только! Государственный переворот! Да во всё Риме нет более преданного республиканца, чем Тит Анний Милон! Подумать только, какую клевету он вынужден терпеть, какому риску вынужден подвергать себя…

Клевета и риск явно легли тяжёлым бременем на Милона, который допил вторую чашу и теперь хмуро смотрел на меня.

Я обвёл взглядом кабинет с его многочисленными свитками в углублениях, с картиной Иайи, изображающей сцену из «Одиссеи», с бесценным свитком Платона под драгоценным стеклом.

- Ты и сам рискуешь, Цицерон. Знай эта толпа, что ты прячешь Милона в своём доме…

- Хочешь сказать, что они однажды уже сожгли мой дом? Но это стало возможным лишь потому, что Клодий сумел выжить меня из Рима. Если бы я был здесь, то не допустил бы этого. И не допущу впредь, пока ещё в силах защищать то, что принадлежит мне. Кстати, и ты рискуешь, Гордиан. Я слышал, у тебя теперь тоже замечательный дом. Семья. Подумай о них – и вспомни, как эта чернь вчера мчалась на Форум, точно свора собак, и плясала от радости, когда курия горела. А знаешь, как Секст Клелий поджёг курию? Разломал скамьи сенаторов и сложил из обломков погребальный костёр для своего обожаемого Клодия. А поджигал куском пергамента, оторванным от свитка. Неслыханное святотатство! Кощунство! Они точно такие же, каким был их убитый вожак - ни уважения к республике, ни понятия об элементарной человеческой порядочности! Никчёмное отребье из дармоедов и вольноотпущенников! Говорю тебе, Гордиан: они угроза для любого порядочного человека.

Цицерон откинулся на спинку кресла и перевёл дух.

- Сейчас для нас главное, что у них хватило дурости сжечь курию. Пока они этого не сделали, преимущество было на их стороне – все жалели беднягу Клодия. О, это было отлично придумано – пронести нагое тело по всему Палатину, выставить напоказ все его раны. Ловкий ход. Должен признать, как адвокат я восхищаюсь. Будь у меня возможность притащить в суд изрубленный, исколотый, окровавленный труп и сунуть его под нос судьям – поверь мне, Гордиан, я не колебался бы ни единого мига. Шок и сочувствие – это две трети успеха. Но они перегнули палку.

Целий качнул свою чашу.

- Они отвели жар от Милона и развели костёр у себя под ногами.

- Отлично! – Цицерон отсалютовал ему чашей. - Отлично сказано, такой точный, изысканный оборот! Метафорически – и в то же время буквально! «Отвели жар от Милона и развели костёр у себя под ногами». Замечательно!