«Не в дне была странность, а в том из чего день состоял»

Максим Игоревич проснулся достаточно рано, если мы говорим о таком промежутке времени как утро; или достаточно поздно, если мы знаем о его привычках. Он ещё в молодости приметил, что ранний подъём благоприятствует грядущему дню, особенно если сей день собирается быть рабочим. Во-первых, ты встаёшь с первыми лучами солнца, – при условии, что и ложишься не затемно, а в часов девять – десять, – что с благополучием позволяет, а точнее сказать: помогает вставать в то заветное раннее время. Для Максима Игоревича это шесть часов утра. Хотя он и заметил, что даже если привычка, вставать в одно и тоже время, и выработалась с годами, её приобретение не обеспечило лёгкость самого подъёма, – что происходило с ним в трёх из шести случаев, – что несомненно и уже доказано приведёнными цифрами, составляет пятьдесят процентов от всех случаев. Из чего и выходит другой урок, приобретённый им: умение усилием воли приводиться в движение необходимо всегда.

Из первого следует что: у тебя с годами выработанный ритм жизни, чётко определённые и выставленные в правильное время границы сна: ты высыпаешься, ты свеж, бодр, – вне зависимости от тех обманчивых пяти минут до того, как впервые ополоснул лицо; ты встаёшь раньше всех, предоставлен себе, – никто не может тебя отвлечь, а более того и не имеет возможности навязать непривычные тебе утренние ритуалы; ты успеваешь завершить, на максимальной мощности, первостепенные дела, – учитывая то, что ты также научился не соблазняться такими ранними удовольствиями как завтрак и подготовка к нему, в виде творческого нарезания овощей или подготовительного перекуса.

Во-вторых, – и это выходит из первого, – ты имеешь уникальную для нашего мира возможность правильно начать день.

С чего же начинается правильный день? – Со свершений маленьких усилий, дающих результат. Есть такая поговорка: «Как новый год встретишь, так его и проведёшь». Перефразирую: «Как утро встретишь, так день и проведёшь». Ведь никогда не было такого, чтобы одно лёгкое усилие в начале года давало эффект на следующие триста шестьдесят пять календарных дней, хороший год нужно каждодневно поддерживать и стимулировать.

В соответствии с выше сказанным, Максим Игоревич встал чуть позже, в шесть тридцать пять, – не будем искать причины, – просто в этот день, таким образом сработали его биоритмы, ведь ничто не происходит с точностью да также. Максим Игоревич об этом прекрасно знал и поднялся без доли сожаления и огорчения в глазах (даже когда взглянул на часы). Жизненный опыт уже научил его, что не всегда всё происходит именно так как этого хочет он, соответственно и стоит ли вообще желать себе точности в вещах и событиях происходящих?

Говоря о жизненном опыте, вы верно могли подумать, что Максим Игоревич человек с сединой – отнюдь нет! Лет ему около сорока (возможно на пару месяцев больше, возможно на пару меньше); и, если заговорили о внешнем виде: стрижка короткая, слегка растрёпанная, без седины, голову украшают русые, густоватые волосы. Выглядит Максим Игоревич подтянуто, скулы поджатые, украшенные небольшой тёмной бородой. Светлые, голубоватые глаза, немного светящиеся фонарным светом керосиновой лампы. Опрятная белая футболка и коричневые шорты, домашние тапки. Сам он человек не высокий, сто семьдесят – сто семьдесят пять сантиметров росту, весом в шестьдесят восемь – семьдесят пять килограмм, и возможно, сколько-то грамм (заранее прошу извинение у последователей не метрической системы).

По традиции, – а не по ритуалу? – Ритуалы он не любил никогда, потому, что уж больно тяжело во время, а тем более после того как ты их нарушаешь. В традиции же он находил что-то от привычки, которая была свойственна ему как пищеварению человека свойственно его национальное блюдо, которым он вскармливался с детства: привычный приятный вкус, лёгок в приготовлении и потреблении, а главное комфортен (знаком) для пищеварительной системы и системы общественного питания вне границ дома.

Поэтому, поднявшись и встав на ноги, он растянулся, ощутив в темноте границы небольшого, слегка прямоугольного пространства, – руки упёрлись в две, на ощупь большие полки, в обивке кож-зам. Тактильные ощущения воссоздали образ тёмного, хоть и немного осветлённого, синего цвета. Он потянулся вверх, вдохнул, и на выдохе опустил руки вниз, вытянув их вперёд. От механической манипуляции пальцами резко вверх поднялась шторка, оголив светло бежевое купе и пустив на лицо прохладные лучи солнца, преодолевающие степной ландшафт.

Окончательно ощутив себя проснувшимся, Максим Игоревич стал замечать стук сцепки вагона, покачивание стен и запах ароматного степного воздуха (что зацветшая пересушенная трава) струйкой идущего из неплотно закрытой форточки. Пару движений руками, комплекс упражнений на ноги, руки, плечи. Максим Игоревич надевает свои тапки и расчехлив дверь купе движется по коридору в лево: по правую сторону просыпающееся небо, по левую, борющиеся с просыпанием пассажиры, которые в очередной раз оставляют Максиму Игоревичу шанс умыться первому.

Состав произвёл заветное фырканье и немного приспустился. Люди задвигались, – некоторые чрезмерно активно, – смотря на них казалось, что они принимают участие в неком соревновании, о котором знают только они сами. Неспешно стремясь к выходу, Максим Игоревич с улыбкой пропускал каждого, провожая взглядом их спины. «Народ удивителен в своей необоснованной спешке» – думал он, – и вправду, а куда спешить? Возможно, это проявление простого человеческого стремления всегда быть первым, привилегированным. Возможно, просто утраченная способность к томному ожиданию.

Когда весь вагон опустошился, он с неохотой и некой обречённостью в глазах, не сняв тапок, покатывая за собой чёрный чемодан, выглянул одной рукою из вагона. Он совсем не смотрел по сторонам, его взгляд был спокоен (когда бегающий взгляд свойственен и является физиологической привычкой только прибывшего, – если не насладиться новым видом или не поностальгировать, то обязательно для того, чтобы сориентироваться и направиться в необходимую сторону, – не забываем: обязательно первым). Загорелый проводник в белой рубашке по-свойски сказал:

– До встречи!

Максим Игоревич ответил взаимностью и опустив глаза спустился вниз на платформу, что не менее чем целая аллея, высаженная высокими тонкими деревьями и скамейками между ними. И всё также не поднимая голову пошагал вперёд, совсем незаметно, выученной походкой, которая идеально растворялась среди идущих навстречу друг-другу людей. Шёл он, не поднимая голову, при этом никого не задевая, ни в кого не врезаясь, – лишь только слегка он задел зелёную ветку своей макушкой, покачнув её. В тот момент от вибрации затряслась ветка, идущая над ней, и следующая, на которой висел ещё нераскрывшийся кокон, – он немного дёрнулся, но удержался и продолжил занимать своё невесомое положение, – можно утверждать, что он был единственным, кого Максим Игоревич хоть как-то потревожил.

Через надземный переход перешёл на другую сторону, которую отделяли от предыдущей новенькие составы. Спустился на платформу, отправляющую поезда в обратную сторону, и всё также не спеша зашагал вдоль вагонов. Следующий раз он лишь немного приподнимет голову, чтобы посмотреть номер нужного ему, – а пока он стремительно шёл, до момента, когда насчитал двенадцатый вагон от головы состава, – и не мешкая взобрался в него (вагон кстати был последний). От проводника прозвучало привычное:

– Здравствуйте Максим Игоревич.

На что он также плавно и спокойно, как и его размеренный шаг, ответил:

– Здравствуйте тёска. Вижу выспались? Пропали синяки.

– Стараюсь лучше спать Максим Игоревич, – по вашему совету. Хотя, если честно, с такой работой складывается только неудобный график.