Надо было это как-то переварить и я молча протянула руку, в которую Мар вложил леденец. Насупился и одарил каждого, чтобы было что переваривать.

Меня все еще мутило, а от конфет делалось легче. Надо как-то уравновесить рацион, а то уже которое утро с леденцов начина… Вот Тьма!

– Холин! – взвыла я и тут же зашипела змеей ему в лохматый хвост, в который напуталось травы: – Только посмей сказать, что ты не хотел.

– И не собирался. Потому что хотел. И ты тоже хотела. Третьего. Если я правильно разобрал то, что ты там по тьма-связи орешь на смеси тролльего и древнеэльфийского.

Альвине молчал. Он настороженно смотрел вперед, на приближающийся Нодлут, и в знакомом виде не хватало детали – статуи Посланника, которая была гораздо выше всех строений в городе.

Мар, наверное, специально пробирался к дому по дуге, чтобы отсутствие не давило, а во дворе за деревьями было уже не понять, что чего-то не хватает. Я повела детей в дом, Холин с Альвине остались снаружи. Закрывая дверь, я видела, как они направились к воротам и как Эфарель на ходу избавлял от грязи свой балахон.

* * *

Альвине Эфарель и Мар Холин стояли у выхода из сквера на площадке пологой лестницы, спускающейся к остановке магбуса, и смотрели на медленно тающее в воздухе пятно – все, что осталось от статуи Посланника над храмом.

Ощущение оборвавшейся струны почувствовали все без исключения, когда свернутая и стянутая до предела спиральная конструкция, наполненная тишиной, развернулась, рассекая гранями нить бесконечной жизни илфирин, отвлекшегося на вечную смерть. Было похоже на…

– Каскадный рывок, – кивнул Эфарель.

– Вам откуда знать?

– Я наблюдательный.

– Будто на шаг ближе к бездне, на…

– На пороге, – подхватил Альвине.

Мареку на миг привиделся храмовый зал с источником, только на алтаре больше не было обломка, похожего на кусок гигантской косы.

– Так теперь везде? – Было неуютно, саднило, как свежая заноза.

– Боюсь, что да.

– И что теперь, как думаете?

– Теперь – сами.

Помолчали.

– Одолжите мне денег? – вдруг сказал Эфарель.

– Сколько?

– Много.

– Разве все ваши закончились?

– Увы. Все. Репликация дорогое удовольствие.

– Но хоть что-то осталось?

– Практически то, что на мне.

– На вас алмазный венец в половину моего годового жалования в надзоре, – упрекнул Холин.

– Подделка, – вздохнул эльф.

– А? – Мар перебрал пальцами намекая на перстни с камушками.

Альвине снова вздохнул и признался:

– Тоже.

– Почему сейчас?

– Инквизиция.

– Взятка?

– Зачем? – удивился Эфарель. – Совсем нет. Практически половина конклава так или иначе вложились, в частном порядке.

– Тогда какой бездны они до сих пор не дают вам разрешение?

– Потому что второй половине взнос не по карману, – сказал эльф. – Так что они там сами с собой спорят, а меня раздражает, что я не могу начать испытания как положено, а не тайком. Ко всему прочему, в свете последних событий они, я полагаю, захотят придержать активы.

– Почему бы и мне так не сделать?

– Вам любопытно. Так одолжите?

– У меня дети.

– Это для детей. – Т’анэ Эфар дернул бровью и уставился в черные наглые глаза замнача. – Холин, прекратите ломаться, как девственница перед ритуалом. Хотели бы отказать, сразу бы сказали “нет”.

– Мне приятно смотреть, как вы унижаетесь. Я не скоро увижу это снова.

– Увы, действительно не скоро. Мне придется уехать. – Альвине снова смотрел туда, где когда-то возвышалось изваяние Пастыря живущих. – Из-за Элены. Надолго. Она должна вырасти вдали от меня. Так будет правильно.

– Эфарель, вы ведь понимаете...

– Хотите мне нос сломать?

– О, не только. И не единожды.

– Прошу вас, я даже постою неподвижно, чтобы вам было удобнее.

– Мне лень, – сказал Мар, сунул руки в карманы и качнулся с мысков на пятки.

– Вам не надоело прикидывается придурком, Холин? – спросил Эфарель.

– Нет. Это бывает довольно забавно. Сами как-то сказали. Будете скучать?

– А вы?

Они посмотрели друг на друга и тут же отвернулись, разглядывая… пустоту? Новые горизонты звучали более обнадеживающе.

– Знаете, т’анэ Эфар, вы меня невероятно бесите.

– Взаимно, магистр Холин.

– Очень мило. Взаимность в наши дни вещь редкая и оттого невероятно ценная. Не находите? – сказал некромант, пряча улыбку в уголках губ, прищурил черные глаза, развернулся и ушел в дом, мазнув по эльфийскому плечу длинными шелковистыми, темными как предутренний час волосами.

– Придурок, – буркнул Альвине и направился вниз к остановке. Давно он на магбусах не ездил.

31

ПОСЛЕСЛОВИЕ

1. Человек.

– Где его нашли?

– В старом сквере в Восточном, у пруда на лавке сидел, думали придремал на солнце старый человек. Потом только, как стемнело, поняли. Паспорт при нем был, разрешение на захоронение на этом вот кладбище, где уже с полсотни лет не хоронят, и записка. Ни магфона, ни еще какой приблуды. Даже ИД-кода по крови не нашли. Только выяснили, что родичей нет никого. Один он. Чуял, видно, что все, вот и сел, где найдут быстрее.

– А в записке что?

– Просил написать на надгробии: “Человек”.

– Он же вроде сирен, вон жаберные щели за ушами видны.

– А ты пиши “Человек”. Облезешь? Или резца казенного жалко? Не человек ты что ли? Пусть ему лежится спокойно. Кто бы он ни был. Сейчас некроманта подождем, чтоб покой ему прочел, и домой. Темнеет, а тут сам знаешь, всякое случается. Видел в Восточном нового мастера?

– Это ирийца что ли?

– Ага. Здоровый лось. Такой без экзорцизма и уложит, и поднимет.

– За деньги, – раздался глубокий сочный голос.

– Что? – опешили могильщики разом поворачиваясь.

– Уложить и поднять во внерабочее время – только за деньги, – пояснил новый мастер. – Где клиент?

– Так вот он. Смотреть будете или заколачивать? У нас готово все, вас только ждали.

Молодой некромант обошел загородивших обзор мужиков, глянул в гроб и закаменел лицом.

– Свободны, – глухо сказал он.

– А?

– Дуйте отсюда.

– А закопать?

– Закопаю. Кто первый?

Могильщики наперегонки рванули к воротам, побросав лопаты.

– Дурной, – пропыхтел один. – Что это на него нашло?

– Может знал этого, который человек? А может так. Темные все с придурью.

Кай-Моран прочел упокоение, дернул плечами, потом стянул форменную мантию и расправил крылья, перо с мягкой опушкой покачиваясь, опускалось на землю. Пештин поймал беглеца, повертел в пальцах и положил под скрещенные на груди руки бывшего инквизитора.

– Так теплее, – пробормотал он, накрыл гроб крышкой, сам забил уже торчащие в крышке железные гвозди, немного неловко опустил в яму и зарыл.

Увлекся и чуть надгробие на забыл. Простой обтесанный камень с закругленным верхом и оттиском длани встал косовато, но зато не нарушал гармонию места. Руны надписи легли ровно и, пока свежие, чуть мерцали.

Было тихо, высоко и ярко сияла луна, цвел шиповник. Он тут почти круглый год цветет. Тянуло спеть что-нибудь заунывное. Или даже повыть. Но Кай не стал, еще за гарпию примут и патруль вызовут, вот смеху будет.

2. Живые

– Зарево видал?

– Какое? Какое видал? Нас как в подвал запихали, так я ничего кроме чье-то спины не видал, женка бубнела, дети орали, трясло, потом выпустили и по домам разогнали.

– А я видал, сховался, когда авакуе… эвыковыривали всех. Не так уж и смотрели по шкафам. А потом-ка вылез. У меня кухня как разочки на запад. Так над станцией так жахнуло, что час еще не видал ни пальца. Ух!

– Вот пустое, а если б того?

– Если б того, мне б уже до бездны было, не?

– Ну-у-у…

Над столом воздвиглась хозяйка “Погребка” и руки в пышные бока уперла. Монументальная женщина!