С другой стороны, я вычислил, что с того момента, как меня обогнали на круг, я уже отставал от двух «Мерседес» менее чем по две секунды на круге. Поскольку я не сбавлял темпа, это свидетельствовало о том, что по указанию Нойбауэра Фанхио и Мосс чуть замедлились.

Эта осторожность со стороны белых автомобилей мне не нравилась, кроме того, я не считал возможным отыграть 50 секунд, отделявших меня от «Лянча» Аскари.

Таким образом, вступая во вторую половину гонки, самую тяжелую, я чувствовал себя приговоренным к почетному месту.

Никогда не забуду 51-го круга. Миерес все еще шел за мной по пятам, когда я прошел поворот перед Казино и на входе в поворот у станции увидел припаркованный автомобиль, который, казалось, ожидал прибытия поезда – это был белый «Мерседес» под номером «2» – Фанхио!

От такой неожиданности меня чуть не занесло на масляном пятне на входе в поворот.

Аргентинца в автомобиле уже не было… это означало, что в его «Мерседес» произошла серьезная поломка.

Когда я увидел, что мой главный соперник сошел с дистанции, мое сердце чуть не выпрыгнуло от радости. Возможно, это было жестоко, но таковы законы спорта. Теперь я всерьез начал верить в возможность победы. Возможно, автомобиль Мосса также был уже утомлен. Был еще Аскари… но я считал, даже не знаю почему, что «Лянча» была еще более уязвима, чем «Мерседес».

Однако, это мнение не имело никакого реального обоснования, поскольку все четыре «Лянча» еще находились на трассе, в то время как два из трех «Мерседес» уже сошли. Допустим, это было лишь впечатлением, но очень полезным, ибо оно добавило мне железной смелости.

Вместе с тем, впервые со старта меня начало преследовать опасение поломки. До сих пор мне нечего было терять. Я был аутсайдером. Никого бы не удивило, если бы я сошел, это не вызвало бы никаких комментариев, разве что выражавших соболезнование: «Видите, какие эти „Феррари“ убогие».

Теперь же все изменилось. Выйдя на третье место позади Мосса и Аскари, я приблизился к звездам. Я знал, что на трибунах и кое-где на трассе щелкали десятки секундомеров с целью определить, увеличивал я отрыв или отставал. Несмотря на то, что я сидел за рулем итальянского автомобиля, я стал защитником номер один французского престижа.

Это было глупо, но, почувствовав, что тысячи людей рассчитывают на меня, я сильно испугался, что могу разочаровать их.

С другой стороны, у меня не должно было быть никаких причин для беспокойства. Мотор работал ровно, коробка передач держалась хорошо, тормоза, которые я берег со старта, по-прежнему, были эффективны… скорее всего, просто я сам перестал хорошо работать.

Однако, несмотря на жару, физически я чувствовал себя хорошо. Реакция была, по-прежнему, быстрой. Ноги я перекладывал с педали на педаль без чувства усталости. Для работы рычагом переключения передач у меня были достаточно крепкие руки.

На следующем круге, проезжая мимо покинутого Фанхио «Мерседес», я успокоился. Увидев, что автомобиль, внушавший мне опасение, стоит неподвижно, я почувствовал какое-то садистское спокойствие, какое чувствует человек, которому удалось убить полотенцем летавшую над его ухом и до омерзения надоевшую осу.

В тот момент я еще не знал, чем фирма «Мерседес» объяснила сход Фанхио – а речь шла о поломке коробки передач – но я был уверен, что настоящей причиной схода «Мерседес» были цапфы колес, не выдержавшие установленного Фанхио темпа и заездов на тротуары. Возможно, у Фанхио был не самый лучший день в Монако, или он излишне нервничал – такие вещи случаются и с мастером.

Не стану утверждать, но у меня сложилось впечатление, что в тот день он предъявил к своему автомобилю слишком высокие требования.

В любом случае, шла ли речь о поломке коробки передач или цапфы, для меня главным было то, что мой основной соперник выбыл из игры.

Однако, впереди еще оставался Мосс, и, что меня очень беспокоило, после всего произошедшего он существенно снизил темп. Спустя пять кругов после схода Фанхио я сократил свое отставание от Мосса на десять секунд… а выехав из тоннеля, я заметил его автомобиль, серебряной молнией промелькнувший по набережной к боксам. И даже если бы мне удалось повиснуть у него на хвосте, для реального обгона я должен был бы обойти его и, кроме того, еще отыграть целый круг.

Это была непосильная задача, поэтому я перестал интересоваться происходившим впереди меня и с 60-го круга я предпочел интересоваться теми, кто шел следом за мной и грозил отобрать у меня драгоценное третье место, которое я берег, как зеницу ока.

Каждый раз, посматривая в зеркала заднего вида, я видел «Мазерати» Миереса. Он осмотрительно держался за мной и был готов к резкой и немилосердной атаке на последних кругах. У меня не было никакой информации о «Лянча» Кастелотти, но он, должно быть, находился не очень далеко позади меня и также поджидал удачного момента.

Проезжая мимо боксов, я обратил внимание на какое-то грандиозное смятение в боксах «Мазерати»… а когда я увидел, что Пердиза залезает в «34» Бера, то понял, в чем было дело.

Поскольку Пердиза постоянно шел на хорошей позиции – он отставал от меня всего на двадцать секунд – руководство команды «Мазерати» решило отдать единственный оставшийся исправный автомобиль своему гонщику номер один, Жану Бера, который мог быстрее любого новичка догнать сначала меня, а потом и Аскари.

Значит, Бера теперь ехал за рулем автомобиля Пердизы, вероятно, в каких-то сорока секундах позади меня – смена гонщиков во время гонки отняла секунд двадцать. Молодому итальянцу, теперь ехавшему за рулем автомобиля Бера, было приказано держаться позади Аскари, сторожа, подгоняя и нервируя его; о том, чтобы беспокоить «Мерседес» Мосса, с победой которого все уже смирились, не могло быть и речи.

На 67-ом круге Меацци с помощью табло сообщил мне, что Аскари отставал от англичанина на 1'38", а я – на 2'08".

1'38" составляли почти круг. Вероятно, «Лянча» служила Моссу финишной точкой, и ему достаточно было подстроиться под ее темп. Я шел в нескольких сотнях метров позади него. Таким образом, если бы Аскари прибавил, он мог бы с легкостью контролировать меня, поскольку, если бы я хотел догнать его, то должен был бы сначала раздвоиться, а такая операция определенно не осталась бы незамеченной.

Да, у Мосса была отличная позиция, ему даже никто не угрожал обгоном, а я, постоянно придерживаясь своего гоночного плана, заботился прежде всего о том, чтобы удержать свое хорошее почетное третье место.

После семидесятого круга, как я договаривался перед стартом с Уголини, я начал получать информацию почаще. Когда я проезжал мимо наших боксов, Меацци с помощью табло сообщал мне о моей позиции и об отставании от Мосса и Аскари. С этого же времени, когда я проезжал позади боксов, сразу же после прохождения поворота у газгольдера, жена сообщала мне об отрыве от моих преследователей.

Мы договорились начать эту двойную игру с табло с семидесятого круга, поскольку я и маэстро сочли ее полезной лишь в том случае, если к этому моменту я еще буду оставаться в гонке. Не забывайте, что на трассе находились четыре «Феррари», и все они имели право на точную информацию, поэтому навигационный персонал в боксах не был для нас мелочью.

Этой игрой с табло мастерски руководил Уголини. Организовывал он её просто образцово. Его замерам времени я верил безоговорочно, поскольку полагался на его прошлый гоночный опыт.

Я знал, что Уголини не делал подвохов с целью подгонять меня. Желая видеть меня на втором месте, он не стал бы сообщать мне, что я потерял на круге три секунды. Однако, я знаю и таких, кто в подобной ситуации, дабы подогнать Вас, сообщает, что Вы отыграли одну секунду… и поэтому должны идти еще быстрее.

Уголини был достаточно умен, чтобы понимать, что подобный трюк удастся лишь однажды, зная, что за него придется поплатиться тем, что в следующих гонках гонщик уже не будет доверять информации из своих боксов.