– Благодати Торповой, Марижа! – на ходу поздоровалась маленькая босоногая Чикрия, пробегая мимо. Девушка только и успела улыбнуться в ответ озорнице. Ей самой порой хотелось задрать юбку до колен и побежать со всех ног, чтобы дыхания не хватило. Да что там, Марижа иногда так и делала. Она неслась через колосящиеся поля или цветущие луга, а потом без сил валилась среди высокой душистой травы и смотрела на синее небо, такое же синее, как ее глаза.
В свои шестнадцать лет Марижа была статной и красивой девушкой. Толстая черная коса до пояса и выразительные глаза делали ее настоящей красавицей, а довершали картину коралловые губы и золотистая кожа. Хорошее приданое, которым ее снабдила мать – жрица бога Торпа, делало Марижу завидной невестой. Родители дочь с выбором не неволили, и прелестница среди претендентов на свою руку выбрала того, кто был мил ее сердцу – Ларика. Таким везением могла похвастаться далеко не каждая девушка. Хотя Марижка и понимала, что дело тут не только в везении. Скорее ей следовало благодарить Торпа-батюшку за то, что наградил ее такими родителями, как Дерва и Инор. Любому была видна и понятна искра любви, жившая в сердце каждого в этой паре. И искру эту они сумели пронести через все года супружества, не потеряв ни тепла ее, ни света. Так пристало ли, увидев такую же искринку в глазах любимой дочери, заставлять ее выходить замуж за немилого? К тому же Дерва, будучи Торповой Девой, видела больше других. И она знала, что Ларий действительно любит ее дочь, и будет ей надежным спутником на всю жизнь.
В первую неделю свадебника, после праздника уборки урожая ее мать должна будет оженить Лария и Марижу. Тогда они станут единым целым, и она уйдет жить к нему в дом.
Опять поймала Марижа себя на мысли о женихе и вновь опустила голову, пряча улыбку.
– Добрых вестей тебе, деточка! – это с ней поздоровалась соседка. Марижа была уже у родного дома.
– И вам добрых вестей, тетя Мара! – приветливо ответила девушка, остановившись.
Тетя Мара подошла к забору и облокотилась на него. Она была ровесницей Дервы, но выглядела не в пример старше. Печать суетливости лежала на ее, в общем-то, приятном лице.
– Скажи-ка, когда твоя матушка вернется из Святилища? Ты не заходила к ней?
– Нет, тетя Мара, – Марижа удивилась таким вопросам. – У нас Фафик болен, я торопилась домой, чтобы заварить ему ягоды уекулы. А мать вернется только к гуляньям – сегодня у нее долгий ритуал. Только после Принесения Лучин, я думаю. Как всегда.
Каждый мог отнести праздничную лучину к Святилищу дуба и оставить воткнутой в землю, чтобы добрый бог увидел, кто ему молится. Придя туда с зажженной лучиной, люди просили об исполнении сокровенных желаний, или же просто благодарили за то, что у них было все хорошо. А жрица помогала этим молитвам долететь до небес.
– Что ж, придется самой к ней сходить, – огорчилась тетушка Мара.
– У вас что-то приключилось? – забеспокоилась Марижа. Она, конечно, торопилась, и ей столько всего нужно было сделать, перед выходом. Да и тяжелая корзина с ягодами тянула руку. Но видимо у тети Мары действительно случилось что-то неприятное, раз она собиралась в такой праздник идти к Святилищу и отвлекать жрицу от ее молитв…
– Да если бы у меня одной! Ручьянка наша вон вся в красный цвет окрасилась! – соседка в порыве беспокойства заломила руку и прикусила губу.
– И что же? В первый раз, что ли? – с облегчением удивилась девушка.
– А то, деточка, что в канун Скорогода это особенно плохая примета! – поучительно воскликнула Мара, и Марижа постаралась скрыть свои мысли о том, что, похоже, у соседки голова набекрень в преддверии большого праздника.
– Вот как? – постаралась огорчиться Марижа. – И что теперь будет?
– Да ты ступай, ступай. Позаботься о Фафике и не забивай голову, – сказала тетя Мара, старясь успокоить девушку, и той тут же стало стыдно за свои непочтительные мысли. Вслед за угрызениями совести закралось и настоящее беспокойство.
Перед тем как зайти в дом, Марижа бросила взгляд в сторону реки и увидела своего отца, который с другими мужиками готовил праздничный костер на берегу. Девушка зашла в дом и, проведав братика, принялась заваривать ему ягоды уекулы. Отвар он будет пить три раза в день, а перетертые и нагретые ягоды мать приложит ему на грудь перед сном. Остальной же собранный сегодня Марижей урожай – почти полная корзина – можно будет засушить на зиму.
Их деревня была одной из самых благополучных в округе, и такому положению вещей не могли нарадоваться ее жители, а завистники не понимали, отчего так происходит? Вислане склонны были списывать свое везение на заступничество Торпа – ведь в их святилище совершала ритуалы одна из самых сильных его жриц. Так что же за беда может свалиться на Вислу?
А везение заключалось не столько в соотношении солнечных и дождливых дней, хотя и в этом тоже, сколько в том, что различные напасти обходили Вислу стороной. Деревня находилась в отдалении от основных городов их страны – Белсоши, считай, что на границе с Моленией. В Вислу редко забредали чужаки, и селяне порой забывали о том, как живет основная масса простого народа в их стране. Легким напоминанием один раз в год служил приход сборщика налогов от них …от ведьм. Да еще соседи из Малого Заречья нет-нет да и заглядывали в гости и стращали вислан всякими россказнями. Верить в них было страшно. Проще было не верить…
Марижа помотала головой, прогоняя нехорошие мысли. За окном уже почти стемнело, и воды Ручьянки приняли свой естественный цвет. «Ну, вот и все!» – с облегчением подумала девушка, принимаясь за домашние дела. Надо было столько сделать перед уходом! Ведь мать придет из Святилища усталая и ей будет не до щей и не до курятника.
Когда все было готово, девушка ополоснулась и принялась прихорашиваться. Марижа надела свежую рубаху и новый сарафан. Она даже немного покрутилась, наблюдая, как ткань подчеркивает ее точеную фигурку. Настроение после разговора с соседкой у девушки почти выправилось. Она решила вплести в венок все-таки белую ленту. Так ее будет проще найти в темноте, когда она будет понарошку убегать от Лария. При этой мысли она совсем по-девчачьи прыснула в кулак. Фафик проснулся.
– Рижка! – позвал сестру братик. – Я пить хочу.
– Как ты, милый? – забеспокоилась девушка, пробуя губами лоб четырехлетнего малыша. Он опять был горячим.
– Где мама? – спросил он жалобным голоском.
– Мама скоро придет. Выпей-ка, – сказала Марижа, подавая Фафику готовый настой.
– Горько! – захныкал братишка.
Но сразу же замолк, прерванный диким воплем, донесшимся с улицы. За окном было уже совсем темно, и лишь костры освещали окрестности. От испуга Марижа пролила отвар и намочила одежду, но даже не заметила этого. В душе вновь всколыхнулись нехорошие предчувствия. В деревне иногда случались драки, но такого крика Марижа в жизни не слыхала. Истошный, исступленный, жуткий… Крик боли, крик смерти.
– Кто может так кричать?! – воскликнула она, подбегая к окну. Фафик заревел. Руки у девушки задрожали, сердце стремилось выскочить из груди. Страх и неверие все еще боролись друг с другом.
В маленькое окошко было видно множество костров, зажженных у реки – там вовсю готовились к празднику. В самой деревне лишь несколько факелов да звезды освещали улицу – луна на небе еще не взошла. Сквозь испуг Марижа отметила неестественную тишину, опустившуюся на деревню. «Словно покрывалом кто накрыл» – подумала девушка, со страхом вглядываясь в темноту. И тут мимо окна проплыл страшный силуэт: мощная человеческая фигура на огромном, длинношеем звере.
– ААААААААААА! Ведьмы! ВЕДЬМЫ!!! – раздался другой вопль, и Марижа на этот раз узнала, кто кричал. Это был Эйгол – их трактирщик. Звук унесся в сторону реки, и после этого вся деревня огласилась множеством воплей. Марижа кинулась к брату. Прижав его к сердцу, она бросилась к подполу, в надежде спрятать мальца. Фафик разрывался от рева.
– Тише! Тише, Фафик! Прошу тебя! – уговаривала брата Марижа, трясущимися руками пытаясь открыть тяжелую крышку подвала.
