― Обычно моя, ― ответил Хамильтон, прежде чем встать и поправить рубашку. ― Увидимся, Вера.

Он подмигнул мне, затем спустился с террасы и направился к припаркованному вдалеке мотоциклу.

Звук открывающейся задней двери отвлек мое внимание от Хамильтона, и я повернулась, чтобы поприветствовать маму, довольная тем, что мне больше не придется вести этот неловкий разговор с моим дядей и что она вспомнила о нашем утреннем завтраке. Спасибо, что этот чертов Хамильтон ушел до того, как та пришла. Я не хотела объяснять, как мы с ним вчера встретились.

― Привет, детка, ― поприветствовала меня мама, поправляя свой бледно-лиловый халат и усаживаясь в мягкое кресло рядом со мной. Она выглядела уставшей. Ее каштановые волосы все еще были завиты, как и прошлой ночью, а помада все еще оставалась в уголках ее губ. Мама медленно отпила свой напиток, и мой взгляд остановился на мерцающем камне на ее левой руке.

― Я боялась, что ты забудешь, ― призналась я.

― Я никогда не смогу про тебя забыть, ― ответила она со вздохом. ― Хотя сегодня утром было тяжело встать. Может быть, открытый бар было плохой идеей, а? ― поддразнила мама, ее голос походил на прокуренный сигаретами звон церковных колоколов. Я засмеялась. Давно не видела, чтобы мама выпивала хоть каплю алкоголя. Потом посмотрела на ее живот, пытаясь увидеть доказательства беременности, но ничего не увидела.

Сколько я себя помню, каждое воскресенье мы с мамой делали это ― сидели в патио и пили кофе. Иногда болтали о жизни. Иногда сидели молча.

― Я видела тест на беременность, мама, ― призналась я. ― Я рада за тебя. Тебе не нужно скрывать это от меня.

― Ты знаешь? ― спросила она, явно шокированная. Мама с ухмылкой повернулась ко мне лицом. ― Мне жаль, что я еще не успела сказать тебе. Для тебя это многое бы изменило, детка. Это убивало меня, что я тебе не говорила.

Я поставила чашку и взяла ее за руку.

― Я рада за тебя. Но у нас никогда не бывает секретов.

Мама вздохнула.

― Ты всегда была больше подругой, чем дочерью. Черт, у меня даже подруг нет. Мне пришлось попросить Коллин стать подружкой невесты, а эта сучка мне даже не нравится. Она слишком любопытна. ― Я прочистила горло. Коллин определенно не возражала против того, чтобы стать подружкой невесты, когда Хамильтон был глубоко внутри нее. ― Мы с тобой всегда были против всего мира, детка. Я просто чувствую себя виноватой… У этого ребенка будет все то, что я не могла тебе дать. Отец. Нормальный дом. Ему не понадобятся игрушки с барахолки или одежда из секонд-хенда. Мне не придется работать на трех работах или беспокоиться о том, откуда возьмется арендная плата. Я не могу не грустить из-за того, что этот ребенок получит совершенно другую версию меня. ― Она положила руку на живот и на мгновение посмотрела на деревья вдалеке. ― Черт возьми, я собираюсь провести медовый месяц в Париже. А ты никогда даже не была в самолете.

Мое сердце колотилось. Я понимала, что этот ребенок будет воспитан по-другому с тех пор, как увидела тест.

― Мне нравится моя версия тебя, ― солгала я. ― И я хочу, чтобы вы были счастливы. Ты это заслужила, мама. ― У этого ребенка могло не быть такого же воспитания, как у меня, но мама заслужила право иметь счастливую маленькую семью. Это был еще один пит-стоп на пути к принятию нашей новой нормы.

― Ты слишком хорошо ко мне относишься, ― прошептала она, ее зеленые глаза искрились эмоциями. ― Это все еще мы. Ты и я. У нас просто еще немного помощи. Я люблю Джозефа. Очень люблю, правда. Верь мне. Он хороший человек. Я обожаю его. Он заплатит за твой колледж. Джозеф хочет, чтобы я увидела мир. Он покупает мне все, что я хочу. Знаю, что у вас двоих действительно не было возможности узнать друг друга, но Джозеф заботится о тебе. И очень рад, что ты будешь посещать тот же институт, что и он когда-то. Знаешь, Джек там тоже учился. Это в некотором роде семейная традиция.

Учился ли там Хамильтон?

Я заставила себя улыбнуться. Мне не хотелось поступать в претенциозный Гринвичский университет. Пока мама и Джозеф не начали встречаться, я мечтала поступить в Бруклинский колледж по специальности социальная работа. Весь мой личный дневник в старшей школе был исписан надеждами, что я получу стипендию и смогу там учиться. Знала, что Гринвичский университет ― это большие возможности, которые не открылись бы для меня при других обстоятельствах. Стоимость обучения здесь стоила дороже, чем дома у большей части людей, и его посещали только самые элитные студенты. Было страшно думать об этом, но как только было объявлено о помолвке, Джозеф сообщил моей маме и мне, что для всех будет лучше, если я поступлю в Гринвич, так как он находился недалеко от дома и был более респектабелен для наследия нашей семьи. Я даже не знала, что это значило, учитывая, что не чувствовала себя частью семьи.

Я не знала Джозефа. Не совсем. Он тоже не беспокоился о том, чтобы познакомиться со мной. По крайней мере, не больше того, что от него вежливо требовалось. Я просто надеялась, что терпимость друг к другу со временем, по крайней мере, укрепится.

Я была полна решимости принять все изменения, произошедшие со мной. И поняла, что способность приспосабливаться не является даром большинства людей ― черт возьми, некоторым людям даже не дали такой возможности.

Были целые народы, которые жили, дышали и умирали в соответствии с распорядком, данным им обществом. Джозеф мог быть неожиданной переменой, но он был похож на все проблемы, с которыми я сталкивалась.

Блин.

Словно вызванный моими тревожными мыслями, Джозеф с хмурым лицом вышел из дома через раздвижную заднюю дверь. Он выглядел так, будто хотел кого-то ударить.

― Мой брат такой засранец. Хамильтон не может появиться на церемонии просто так, но прийти ради бесплатной выпивки? Придурок. Серьезно, заниматься сексом втроем в столовой просто смешно. Я только что нашел его шлюх, закутанных в одеяла на полу и пахнущих выпивкой. Мне хотелось, чтобы пресс-релиз нашей свадьбы прошел безупречно, но теперь должен убедиться, что ни одна из этих женщин не продаст его разврат таблоидам и не затмит нас.

У меня вертелось на кончике языка предупреждение о нем и Коллин, но я промолчала. Втроем? Блядь.

Я видела только то, что происходило в моей комнате для гостей. Думаю, он хорошо провел ночь.

Джозеф перестал кричать, когда заметил меня.

― Ой, мне очень жаль, Вера. Я не знал, что ты здесь. ― Я прикусила язык и заставила себя не напоминать Джозефу, что мы с матерью пили утренний кофе каждое воскресенье в течение последних восемнадцати лет моей жизни, прежде чем тот появился. Он знал это. Должен был знать. Джозеф вошел в нашу жизнь и должен был быть осведомлен.

― Я не знала, что у тебя есть брат, ― сказала я, пытаясь не обращать внимания на раздражение, которое почувствовала в животе при виде моего нового отчима.

Успокойся, Вера. Ты сможешь привыкнуть.

Было в нем что-то не так. Джозеф никогда не был со мной откровенно груб и не давал мне повода не доверять ему, за исключением нескольких неловких моментов, когда он забывал о моем существовании. Я просто инстинктивно переживала за него. И хотела бы понять, почему.

Это заставило меня почувствовать себя капризным ребенком, который боится поделиться своей мамой. Ради бога, я не была маленькой.

― Так задумано, дорогая. Хамильтон обычно не ходит на семейные мероприятия, а мой отец работает сверхурочно, чтобы о его разврате не упоминалось в газетах.

Некоторое время я смотрела на отчима. Не так ли он поступит со мной, если я поставлю под угрозу репутацию Борегаров? Перестанут ли меня приглашать на семейные мероприятия? Смогу ли я узнать своего брата или сестру? Сомнения было трудно переварить. Я всегда была тихой и правильной. Не была из тех, кто устраивал вечеринки или заставлял волноваться. С юных лет меня приучили внимательно относиться к своему поведению. Я была прямым отражением воспитания моей матери. И критика была по отношению ко мне резче, когда она была моложе. Иначе нельзя было, но я задавалась вопросом, когда мне не придется беспокоиться о том, что мои действия напрямую повлияют на кого-то другого.