Сколько всего он хочет сказать… Или предупредить? Его, Дэвида, потомка своих создателей, явившегося на его печальный, полный одиночества зов.

Два коротких щелчка. Сноп электрических искр падает с потолка и тает в глубине мрака. Перед Лайнтом загорается свет. Красный, круглый, покрытый толстым слоем пыли фонарь, обрамленный ржавой сеткой проволоки, свешивается сверху на толстом, обмотанном изолентой проводе. Его слабый свет окрашивает в багровые цвета тех, кто находится за ним. Его жену, сидящую посреди пустой палубы на обычном деревянном стуле и держащую на коленях их сыновей. Головы всех троих опущены вниз. И Лайнт замирает на месте, не в силах даже пошевелить пальцем. Его жена медленными, ломаными движениями поднимает голову. Она не сразу находит его. Несколько раз смотрит вбок, словно слепой зверь, ориентируясь только на запах. На белом лице, подсвеченном красным, отчетливо чернеют лишенные белков глаза.

– Наконец ты пришел к нам. – Лайнту кажется, что рот у нее даже не открывается. – Дэвид, дорогой мой, где ты был? Мы так давно ждем тебя. – Голова снова несколько раз рвано дергается в стороны. – Дети, наш папа пришел.

Двое маленьких чудовищ одновременно поднимают свои лица, испачканные чем-то липким и вязким, сочащимся из пористых наростов на лбах. Смотрят на него, не отрываясь, большими черными выпуклыми глазами.

– Папа, смотри, как мы выросли!

– Правда, мы хорошие?

– Правда ведь, Дэвид? – Создание смотрит на Лайнта. – Скажи, что они хорошие. У нас теперь много хороших детей. А я их – Воспитатель…

– Дэвид! Не спи! – Голос русского заставляет Лайнта вздрогнуть. Стряхнуть с век вернувшийся кошмар, мотнуть головой, отгоняя его еще дальше от себя. – Готовимся. Пора надевать выходной фрак.

– Дэвид, с тобой все хорошо? – Рядом оказывается Элеонора. – Ты бледный, как лист бумаги! Может, отложим выход в космос?

– У нас мало времени, милая. Может быть, даже меньше, чем мы можем себе представить. – Дэвид почувствовал, насколько пересохло у него во рту. Сглотнул. Откашлялся. – Мы должны идти.

– Давай я пойду. – В голосе Стейз прозвучала заметная дрожь. – Я смогу сделать все то же самое, что и ты.

– Нет.

– Почему?

Лайнт обнял ее за плечи и ободряюще улыбнулся, глядя в глаза.

– Потому, что я боюсь за тебя.

– Я тоже за тебя боюсь. Почему ты думаешь, что твой страх сильнее моего?

– Потому что я твой муж и я так считаю.

– Слабый аргумент.

– Какой есть, – пожал плечами Дэвид, а затем добавил уже с другой интонацией: – Мы теряем время. Полетели. Поможешь.

– А что осталось сделать?

– Пока мы надеваем КВО2, – ответил за Дэвида Климов. – Надо установить на скафандры заряженные аккумуляторы, емкости с водой и оба кислородных баллона. Справишься одна?

– У меня есть выбор? – усмехнулась Элеонора. – Справлюсь, конечно. Не в первый раз.

– Может, слетать к Родригез и дать ей пинка, чтобы, наконец, начала хоть что-то делать? – раздраженно предложил Лайнт.

– Тогда мы точно задержим выход еще на пару часов. Она же ничего не знает. Придется заново все объяснять. А после этого еще час слушать ее вой и истерики.

– Не хочу оставаться с ней на станции, пока вы будете снаружи, – добавила Элеонора. – Я все сделаю сама, так будет и мне и вам спокойнее. А то эта мадам еще чего-нибудь напутает, погруженная в свои черные мысли.

Перед лицевым щитком шлема маячила спинная часть скафандра русского. Все-таки кое в чем этот скафандр превосходит его EMU. По крайней мере, его не нужно надевать при помощи второго человека. Русский просто вошел в свой «Орлан-МКС», и задник с расположенным за ширмой на молнии всеми жизненно важными системами Элеонора закрыла за ним потом, как обычную дверь. И весит он меньше, не сто сорок, а всего сто десять килограмм. Что уж говорить об автоматической системе климат-контроля и имплантированной в один из слоев скафандра радиоткани, благодаря которой скафандр начинает выполнять роль рации! Связь, таким образом, должна быть просто отличной.

– Дэвид, Арти. – В наушниках шлема раздался голос Элеоноры. – Декомпрессия выходной камеры заканчивается через пять минут. За девяносто секунд до открытия шлюза дам предупреждение. – Связь стихла, но через несколько секунд вновь ожила голосом Элеоноры: – В «куполе» вижу челнок. Ориентировочно через двадцать минут он будет на прямой линии с точкой выхода. После этого уйдет на очередной виток вокруг Земли. В следующий раз наши орбиты пересекутся через сто восемьдесят четыре минуты, а это половина запаса кислорода и энергии ваших аккумуляторов.

«Сто восемьдесят четыре минуты» – пронеслось в очередной раз в голове Лайнта. Три часа. И еще примерно полчаса до контакта. После этого, если не удастся закрепиться на поверхности, придется возвращаться на МКС и готовиться к новому выходу в космос. Дожидаясь внутри зараженной станции, пока орбиты шаттла и МКС вновь не пересекутся в максимально близкой точке. А это, как минимум, трое суток. И все это время придется находиться внутри модулей, рядом с этой непонятной слизью, не имея ни малейшего представления о том, что это такое. Можно, конечно, изолировать часть станции с биофермами, но без систем синтеза белка они долго не протянут. К тому же, возможно, все это не имеет вообще никакого значения. Ведь если бы эта слизь была так опасна, как им показалось вначале, если бы она действительно была источником какой-нибудь смертельной инфекции, все они давно уже были бы мертвы. Ведь «Потоки-300» прогоняют воздух прямо через эту субстанцию. И, значит, он прав. По логике, весь воздух на станции должен быть уже заражен. А стало быть, и они тоже. Так, может, ничего страшного во всей этой ситуации нет и они зря затеяли все это? Зря стоят сейчас в шлюзовом отсеке и готовятся взять на абордаж этот проклятый челнок?

Лайнт отчетливо ощутил, как ритм его сердца начал учащаться, а руки внутри перчаток стали холодными и влажными. Такое с ним приключалось впервые за всю его жизнь. К черту все эти страхи! Он просто сходит с ума от безысходного однообразия! И его повторяющийся сон, и то пятно света в иллюминаторе… все это бред! Такого быть просто не может.

– Арти, ты боишься привидений?

– Нет, – раздался спокойный и уверенный ответ. – «Небо осмотрели и внутри и наружно – ни богов ни ангелов не обнаружено…» Но это я дословно перевел. Это стихи Маяковского. Мне они очень нравятся. Хотя в школе я терпеть не мог этого поэта. А если честно, то я все-таки больше агностик. Я верю, что где-то над нами есть какая-то высшая сила, которая, может быть, даже следит за нами. Но никоим образом не вмешивается. Потому что всего надо добиваться самому, иначе никакого развития ты не получишь. А раз и добрых сил на Земле нет, то нет и злых, поскольку тогда мы с тобой получаем дисбаланс в великом и мудром законе сохранения энергии. Плюс всегда должен быть равен минусу. Иначе просто никак. Хотя моя теория не отрицает наличия привидений и прочей потусторонней ерунды. Но все это, согласно моей теории личностного развития, – сугубо нейтральные создания. Опять же, из-за сохранения энергетического баланса. А все остальное – или собственный страх или психическое заболевание. Более ничего.

– Вы сумасшедшие, что ли? – не выдержала Элеонора. – До выхода две минуты, а они тут теории обсуждают!

– Прости, Эл, – усмехнулся Климов, – что не оправдал оказанного мне высокого доверия. Дэвид, на счет «три» начинаем усиленно паниковать и метаться по шлюзовой камере. Можно хватать друг друга за руки.

– Я точно с вами с ума сойду!

– Это вполне логичное защитное свойство организма. Так мозг пытается сохранить работоспособность и ясность мышления. На Земле в Звездном городке я как-то сталкивался с одним доктором. Так вот что она рассказывала. Не знаю, как у вас, а в нашей стране есть такие подстанции, где находятся машины скорой медицинской помощи и откуда врачи выезжают на вызовы к заболевшим или попавшим в аварию. В здании подстанции есть несколько комнат, где люди могут отдыхать или спать, пока нет работы. Ну, и общаться между собой за чаем и кофе. Так вот, доктор сказала мне, что громче и чаще всего смеялись в комнате, где сидели детские реаниматологи.