Проснулся в дурном расположении духа. Вчера отлично провели день, вернулись домой поздно. Мила уговаривала, останься, в моей комнате поспишь. Я был «за». Рано бы встал, улизнул бесшумно, никого не разбудив. Без завтрака обошелся.

– Повторяю: нет. – Сказано было не только мне, Миле тоже. – Завтра у меня суточное дежурство.

На Новый год позволила остаться на ночь, Мила запомнила, как всем было хорошо. Мы долго загадывали желания, утром встали счастливыми. В это воскресенье шанс проснуться счастливым не состоялся. Прозвучала резолюция, не подлежащая обсуждению, от маленькой, хрупкой женщины с каменным лицом, кажущейся большой и сильной.

У нее дежурство, у меня выходной, подавно мог заночевать. У Милы глаза заблестели от влаги, тем не менее, я ушел, раз меня выгнали. Что мне оставалось? Травмировать девчонку скандалом? Я на чужой территории. Перед выходом, обняв Милу крепко, заверил, что обязательно проведем очередной мой выходной вместе, пока пусть придумает – как.

Любовь из продолжавшегося настоящего перешла в завершенное прошлое. Любовь прошла, завяли помидоры, боль осталась. А была ли любовь? Если и была, мумифицировалась. Вроде все как прежде, но мертвое. Мертвым оставьте хоронить мертвых, я хочу продолжения жизни.

С этими мыслями я проснулся, хоть в планах было отсыпаться до обеда. Затем, может быть, съездить на воскресный обед к родителям. Вернуться ближе к ночи, найти смотрибельный сериал, заснуть под него, ведь только первый сезон стоит просмотра. План переиначил звонок Ришата.

– Что делаешь?

– Отсыпной.

– Надоело, – без какого-либо перехода от приветствия к делу заговорил Ришат, – за лохов держат. Вырубку начали, огородились колючкой. Чтоб хорошо им жилось!

Он не так выразился, это мой вольный перевод его мата на цивильный язык. Отбить гору от разделки под соду – личный вопрос для Ришата. Он не обыватель, человек-максимум, недавно совершил дауншифтинг, после должности зав отделом кредитования ключи народу подгоняет. Жена мирится с положением вещей, потому что деревенская. Для моей работа превыше всего, не понимает, почему некоторые бросают карьеру.

–Один шихан съели, за второй принялись. Будто кусок мяса на мне вырезают, соль на рану сыплют. Что детям останется? – И опять без перехода. – Давай с нами на субботник, надо ребят поддержать.

– Забей, пусть у верхов голова трещит.

Сколько можно: «надо», «надо»? Мне лично мало что надо. По уму если тратить, то… Ришат не дал домыслить.

– Едешь, нет? У меня одно место в машине есть.

– Куда?

– Гору отбивать. Мы уже неделю там. Все равно в городе тухнешь.

– Что за субботник?

– По пути расскажу. Через 40 минут заберем с «Дом Радио».

– Буду.

Благое дело, почему бы и нет? Там от меня прок будет, надеюсь. Останься я в городе, начну сопливые думы на кулак наматывать. Не пойму жизнь, не получается понять, нет покоя внутри, а хочется быть в ладу. Рассматривать картины, слушать симфонии или бухать, чтобы душевно уравновеситься, не приручен. Выходной загородом, на свежем воздухе, что может быть круче? Дорога к шихану усеяна шашлычными, после активности мясо поедим, размечтался я.

Я не был загружен темой шиханов и неожиданно для себя согласился поехать, хотя социальные токи, естественно, пронизывают и меня, достаточно апатичного субъекта. Жить в городе, напичканном химпроизводствами, и не быть в теме экологии, практически невозможно. Но в то утро печалило то, как мы расстались с Милой (не хочу об этом сейчас), а не перспективы содового производства. Тем не менее, оторвал зад с дивана, присоединился к ребятам. Наверное, чтоб забыться, отвлечься, переключиться.

Взрыв активности, связанной с шиханами, должен был произойти, рано или поздно. Возле Стерлитамака стоял Шахтау, по рассказам самый красивый из четырех шиханов. Царь-гору выгрызли более, чем до основания, выгрызли до котлована. Вместо горы теперь преет соленая жижа. Шахтау спустили в канализацию: породу перемололи в порошок, выпустили соду, без которой не бывает моющих средств, чей результат работы сливаем в канализацию. Уральскими самоцветами украшают дворцы и женщин, от гряды башкирских шиханов не останется ничего, если начнут разрабатывать. Известняк не очень ценное сырье относительно прочих ископаемых ресурсов, хотя из башкирских шиханов – чистейшее из имеющихся мест его разработок. Состав известняка и дешевизна его доставки в цеха БСК, – вот причина, почему хотят раскурочить второй шихан.

О ситуации, которая сложилась со вторым шиханом, которого подписали в разработку, было осведомлено большая часть жителей Стерлитамака. Комбинату сырьё нужно, оно кончается, если не пустить Куштау в разработку остановится производство. Хай с ним, с производством, мы уволимся, но весь город зачахнет, твердо стояли на этой позиции содовики, пенсионеры естественно помрут, молодежь убежит, как тараканы сбежали из города.

Когда садился в авто, не знал еще, что прошлый «субботник» для Ришата административным арестом на 3 суток обернулся. Политкаторжанин он у нас теперь, ха-ха. Позже, на горе попал под раздачу тумаков и я, не сдержался, ответил от души. Скрутили было меня, но не дотащили до автозака. Кутерьма была знатная, парни отвлеклись на крик, ослабили хват, я вывернулся. «Шлемы» – молодцы, не беспредельничали, видели, перед ними мирные население. Но наш бронепоезд стоит на запасном пути.

Сейчас не о чём не жалею, рад, что присоединился к акции, хотя ехал на эмоциях то ли развлечься, то ли отвлечься от мыслей. Знатное сложилось «приключение», если даже жена интересовалась флешмобом на Куштау, расспросила по-человечески, не как следователь.

Поначалу поездка не подразумевала ничего необычного. Алина, жена Ришата, учитель географии, организовывает вылазки на природу, когда намечаются пещеры, не пропускаю. Мрачные пещеры – конкретные локации для передыха от цивилизации. Те, в которых бывал, первой и второй категории трудности, то есть не очень рисковые, умеренно адреналиновые, – то, что нужно для перезарядки типичного горожанина. В этот раз мы собрались ехать к шихану в 18-ти км от города.

Наспех поел, попил холодной воды прям из горлышка чайника. Погода намеревалась хмуриться, накинул куртку, сунул в карманы перчатки на случай, если придется таскать железо. Без опоздания был на месте. Ришат притормозил, я сел, поздоровался за руки с мужиками, бросил Алине «привет» и отстранился от разговоров, уткнувшись в окно на ландшафт. Знакомый маршрут, но что-то было не так.

– Что так много машин?

– Даешь! Сигнал же поступил.

– Какой сигнал?

– Только что об этом говорили.

– Что я упустил?

– Ночью лагерь разворошили… – Разгромили…– говорили мужики и Алина одновременно. – Вчера палатку отвезли, продукты, все нормально было, а утром…– … сообщение пришло… – … надо поддержать.

– Да в курсе я, просто переспросил, – отделался я от дальнейших замечаний в свой адрес.

В конце июля на гору заехала техника прокладывать просеки. Местные жители и экозащитники объединились, разбили лагерь, выставили живой кордон, чтобы препятствовать подготовительным работам. Как могли две недели не пускали на гору рабочих с техникой. Состав волонтеров был самый, что ни есть, уязвимый: ученые, пенсионеры, женщины с детьми. Удивило компетенция по вопросу активистов совковой формации. Солидные деды охотно растолковывали жаждущим, что не надо превращать чисто технологический вопрос в камень преткновения между верхами, бизнесом и населением. Пенсионерка Любовь Ануфриева вообще стала одной из звезд событий, со знанием дела, откуда документы, кем подписаны, и так далее возражала сторонникам разработки Куштау, в том числе заму гендиректора БСК, вынужденному явиться в лагерь экоактивистов.

Стеклом по железу царапнуло выскочившее от ребят: «разгромили». Машинально пощупал перчатки в кармане, – все, что имел из средств обороны. Ребята разговаривали уверенно, не возбужденно. Что ты подымаешь бурю в стакане, осёк я себя, едем на флешмоб шихан отстоять, чтоб не пустили на изъятие породы. Горная порода – фарш; фарш невозможно повернуть назад. Не будет силового давления, отгонял я предчувствие незаурядных событий. Кому шихан мешает?