– Выручить, сынок, я тебя могу, но не хочу. А хочу тебя попросить приехать к нам в дом и подменить меня на два, может, три месяца. Я тебе сейчас переведу пятьдесят тысяч, а ты завтра вечером постарайся прилететь в Симферополь и вечером на маршрутке сразу езжай домой в Ялту. Будешь управлять нашим отелем, на днях намечается наплыв туристов.

– Каких туристов? Еще же не сезон. И что значит «управлять отелем»? А ты? Что-то случилось? – До Владимира стало доходить, что с мамой происходит неладное.

– Случилось, не по телефону. Пятьдесят тысяч – это мои последние деньги, смотри не подведи. Согласен? – Зинаида Семеновна окончательно пришла в себя, и ее голос приобрел силу.

– Разумеется, согласен, что за вопрос. Конечно, я прилечу и буду помогать сколько нужно. Ты, главное, себя береги и не волнуйся. Я в деле!

Теперь уже голос Владимира стал подрагивать. Он хотел еще извиниться перед матерью, но услышал, что таксист запустил двигатель и показал ему на часы.

– Ну, так мы заплатим или будем лясы точить? – Словарный запас водителя был явно не из этой эпохи.

– Мам, а ты сможешь на карту по номеру телефона деньги перевести? Я слышал, вы же под санкциями и с переводами проблема? – Владимир сказал то, что совсем не собирался.

– Лови, чай не глупее Кудрина. Санкции – проблема тунеядцев и либералов. Я живу с этими категориями людей в параллельных мирах. Зинаида Семеновна была настроена снисходительно и понимающе.

Через секунду на смартфоне Владимира раздался давно забытый сигнал, который он установил на пополнение счета.

– Упс, это что-то новенькое.

Он вошел в приложение банка, где впервые за долгое время пришло сообщение о поступлении платежа на пятьдесят тысяч рублей.

– Наш народ не победить, – весело присвистнул он, почувствовав себя акционером «Газпрома».

– Жду дома. Тебе предстоит много работы.

Зинаида Семеновна дала отбой. Ее сын наклонился к открытому окну:

– Ника, выходите, а ты диктуй номер карты.

Та поспешно покинула машину, а Владимир перевел деньги разводчику, и через мгновение такси растаяло в потоке таких же безликих авто.

Ника стояла во дворе дома своего не очень счастливого детства. Точнее, оно было счастливым до ее лет десяти, а потом у родителей начались ежедневные ссоры и пришлось сначала болеть, чтобы хоть как-то обратить на себя внимание, а потом срочно убегать замуж за иностранца.

– Владимир, вы уж меня извините, – она обратилась к нему с неким чувством вины и неловкости. – Я не хотела подслушивать, но так получилось, что слышала о вашей сделке. Сочувствую, теперь вам предстоит нелегкое лето! – Ника попыталась его поддержать.

– Знаешь, психологи говорят, что частица «не» не воспринимается мозгом. Так что будем считать: впереди у меня ЛЕГКОЕ лето, – Владимир неожиданно перешел на ты. – Если нам предстоит изображать влюбленную пару, то предлагаю перейти на ты. Для усиления конспирации.

Владимир снял шапку и задрал голову. В этот момент один отважный луч солнца обыграл облака и приземлился на его лице. Улыбка блаженства озарила лицо.

– Почему вы… – начала Ника, но быстро исправилась: – Чему ты радуешься? – она приняла его правила игры. – Ведь ты сейчас потерял одиннадцать тысяч.

Недолго радовался солнечный лучик, тучи его снова накрыли. Владимир опустил голову и посмотрел в глаза новой знакомой:

– Как ни странно, мне в Москве понравилось.

Они зашли в подъезд после того, как Ника набрала код от входной двери.

– Может, все, что произошло, обернется к лучшему, – сказал он, когда она звонила в родительскую квартиру. – Я чувствую, что во мне проснулась злость. Такая спортивная злость и азарт, – он продолжал говорить то ли ей, то ли уже самому себе.

Родительская «сталинка» давно ждала современного ремонта, она помнила и книжный дефицит советского времени, и первые автобусные туры в Европу. Поэтому на кухне и в гостиной все углы и полки были заставлены «писающими мальчиками», пустыми фигурными бутылочками из-под ликеров и более крепких напитков.

Лимончелло, альбомы с русскими иконами и живописью Третьяковской галереи – это были предметы гордости Натальи Михайловны, которые достались ей большой ценой. В том числе ценой отношений с мужем, который был вынужден хлопотать по дому, пока жена доставала дефицит и зарабатывала на заграничные поездки.

– Что-то вы долго, – встретила она молодых, накрывая стол новой шотландской скатертью, которую купила на Рождество. – Мы все уже поели, пока вы ехали.

Наталья Михайловна начала разливать первое блюдо по тарелкам.

– Мамины чинахи – это шедевр, – сказала Ника, приглашая Владимира к столу.

После первой же ложки гость признал ее правоту.

– Вам нужно мишленовскую звезду вручить, – искренне воскликнул он, продолжая жевать и не в силах остановить движения руки со столовым прибором. – Причем звездой наградить навечно! – закончил он с тарелкой, пока Ника только еще нарезала свежую зелень.

– Подожди, ты уже все съел? Ведь для полноты вкуса нужно добавить кинзу и базилик!

– Ничего, я много приготовила, – Наталья Михайловна гостеприимно налила еще один половник в пустую тарелку потенциального зятя.

– Вот теперь дегустируй, только не торопись. Давай с чувством, с толком, с расстановкой, – Ника улыбнулась, добавив зелени себе и Владимиру.

– Вы сильно первым не наедайтесь, – сказала Инга, которая сидела в наушниках, откинувшись в кресле. – Бабушка приготовила «Пищу Богов», – добавила она интригующе.

Владимир вопросительно посмотрел на Нику.

– Это мамин мега-хит. Мой самый любимый торт, – ответила та на его беззвучный вопрос. – Кстати, а где Раймонд? – она только заметила, что сына нет в комнате.

– Он вышел во двор, поиграть с мальчишками в футбол, но быстро вернулся заплаканный и закрылся в комнате, – ответила Наталья Михайловна явно расстроенно.

– Я видела, что он отцу звонил, но тот, как всегда, вне зоны, – добавила Инга, не открывая глаз.

Удивительно, но она слушала не только музыку, но и разговор взрослых. Наушники ей совершенно не мешали, скорее, наоборот, помогали включиться в беседу, только когда она считала это необходимым.

– Вне зоны Шенгена? – сострил Владимир, посмотрев на девочку.

– Нет, действия сети! – огрызнулась Инга, помня, что последнее слово всегда должно остаться за ней.

– Я к нему заходил, но он разговаривать со мной не стал, – вступил в разговор Юрий Павлович, который до этого что-то чертил на планшете.

Ника поднялась и пошла в комнату, где закрылся Раймонд. Мальчик лежал, накрывшись подушкой, его плечи вздрагивали.

– Сынок, что случилось? – Она присела на край кровати и положила руку ему на плечо.

– Ничего, – заплаканным голосом ответил Раймонд.

– Зачем ты меня сюда привезла? Я хочу домой, в Ригу. Я хочу к папе! – он перешел на крик.

– Ну подожди, сынок, может, ты расскажешь, что произошло? – Ника пыталась успокоить его.

– Уходи, не трогай меня, не хочу никого видеть.

Ребенок забился в угол и накрылся одеялом с головой. Ника на цыпочках вышла, бесшумно закрыв за собой дверь и оставив сына наедине со своими проблемами.

– Накрылся подушкой, плачет и не хочет ни с кем разговаривать, – проговорила она растерянно, вновь садясь за обеденный стол.

Владимир подошел к окну и увидел во дворе довольно взрослых ребят, они были явно старше Раймонда и очень хорошо играли в футбол. Он их заметил, еще когда разговаривал с матерью по телефону.

Мужчина посмотрел на Нику, ее родителей и Ингу: они все были обескуражены и не знали, что делать. Он решил действовать и решительно направился в комнату к Раймонду.

– Я с тобой, – предложила Ника, еще не доверяя Владимиру в полной мере, но тот остановил ее движением головы.

– Я один, поговорю с ним по-мужски, – его голос звучал тихо, но так уверенно, что даже Инга открыла глаза и сняла наушники. – Все будет хорошо, у меня есть опыт общения с детьми. – Он закрыл дверь, и все с надеждой посмотрели ему вслед.