– Ты что творишь? Какое танго? – спросила Алиса, когда они отошли.

– Обыкновенное, – отрезала Карина. – Посмотри на него! Хорошая фигура, приятная улыбка, ровные зубы. Не прыщавый. Ля, да он милашка! Любит музыку, значит, натура творческая. Значит, впечатлительный и влюбчивый. И самое главное – не знает, кто ты. То есть всё, как ты хотела. Чего ещё надо? Иди давай, соблазняй!

– Кто, я?!

– Нет, адмирал Иван Фёдорович Крузенштерн, человек и пароход! – съехидничала Карина, и Алиса обиженно надула губы – это была её коронная фраза из любимого мультфильма. Но подруга, нагло присвоив шутку, ничуть не раскаялась: – Давай-ка немного встряхнём этот городишко! Стас не устоит, вот увидишь!

Спортивными бальными танцами Алиса занималась с шести лет. Тренер её хвалил, и когда после седьмого класса она уехала учиться в Швейцарию, то любимое дело не забросила – профессиональные преподаватели работали и там. На последний Рождественский бал, когда на конкурс талантов все желающие ученики могли представить любой номер, Алиса со своей новой закадычной подругой Кариной исполнили танго и заняли второе место.

Идею выступления они придумывали вместе, подбирали музыку и костюмы, а с хореографией им помогала преподаватель. Рисунок танца мадам Пейро выстраивала так, чтобы по ходу действа подруги менялись ролями – каждая на время становилась то «партнёром», то «партнёршей». И научить танго Карину, которая занималась фигурным катанием и умела работать в паре, оказалось гораздо проще, чем переучить Алису.

А ещё это был не только танец – это был эпатаж, провокация. Со стороны казалось, что девушки не просто танцуют, а любят друг друга. И не скрывают этого. Объятия, которые в танго имеют особый смысл, выражают сострадание и заботу, мужскую надежность и женское доверие, в их исполнении были то чувственно-пылкими и зажигательными, то деликатными, почти робкими. Взгляды, поддержки, касания источали нежность, истому, тягучее желание. Однако если Карина относилась к этому как забавной игре, развлечению «по приколу», то для Алисы танго было открытой раной: она не танцевала – она им болела. Мадам Пейро говорила, что именно эта её отрешённость, граничащая с экзальтацией, и сделала выступление таким чувственным.

Танго тогда вызвало овации, подруг требовали на бис, а их мамы в зале растроганно утирали глаза. Но исполнять его сейчас, на площади перед собором, Алисе казалось неудачной затеей – то, что в толерантной Европе восприняли как демонстрацию взглядов истинно свободных людей, в центре культурной столицы России могли не одобрить, а возмутителей спокойствия освистать, а то и забросать камнями. А охранник у них был всего один.

– Чего ты боишься? – уговаривала её Карина. – Посмотри, народу немного. Мы по быстренькому сбацаем, Стас впечатлится, и дело в шляпе. Сходите потом куда-нибудь вместе. Если с первого раза не выйдет, придём сюда ещё раз… Ну, или придумай что-нибудь сама. Соблазняй своего потного юриста!

Алисе стало стыдно. Она загрузила подругу проблемами и лишь ныла, сама не предлагая никаких вариантов решения, да ещё и отвергая её советы. Поэтому нехотя согласилась:

– Ладно.

Карина сделала знак Стасу. Он включил проигрыватель и взял в руки скрипку.

Танцевать Алиса любила и после долгих лет упорных тренировок умела делать это красиво. За техническую сторону она не переживала – мадам Пейро говорила, что у них с Кариной идеальный баланс, они чувствуют друг друга на уровне интуиции, безупречно держат равновесие и в покое, и в движении. Но её всё ещё тревожило, что подумают окружающие, и чем это может кончиться.

На сегодняшнюю прогулку подруги не сговариваясь надели юбки: Карина юбку-колокол чуть выше колен, а Алиса клёш почти до пят, что усиливало своеобразие их танца, усугубляло эпатаж. И когда при заключительных аккордах Алиса закинула ногу на талию Карины, а та нежно взяла её за подбородок, и они обе замерли, глядя друг другу в глаза, зеваки, которые собрались вокруг них за эти несколько минут, заулюлюкали.

Танцовщицы кланялись и приседали в реверансе, толпа аплодировала, кто-то выкрикивал: «Браво!», «Молодцы, девчонки! Дали жару!», «Ещё!» Стас удивленно качал головой, а Карина, схватив его бейсболку, стала обходить зрителей, приговаривая: «Подайте бедным артистам на пропитание». Люди смеялись и охотно протягивали ей разноцветные купюры. Карина посылала воздушные поцелуи и ослепительно улыбалась в ответ. Когда она вернулась с полной кепкой денег, Стас присвистнул:

– Вот это да! Круто! Тут в два раза больше, чем я обычно срубаю за весь вечер.

К ним подошли трое парней, по виду ровесники Стаса, – они тоже хлопали в ладоши.

– Ну вы даёте! Здорово зажигаете, – восхищённо сказал один, самый высокий и привлекательный. После чего оценивающе оглядел девушек и хмыкнул: – Девчонки, вы сестрёнки?

Его друзья гоготнули, нехорошо ухмыляясь, и Алиса тоже машинально улыбнулась – и правда, смешно было предполагать, что черноглазая и черноволосая Карина хоть каким-то боком родственница ей – сероглазой и светлокожей блондинке.

– Да! – кокетливо приняла игру Карина. – А что?

– А я мастёр ебать сестёр, – сказал высокий, и его друзья заржали уже в голос. – Особенно если это сестрёнки-лесбиянки.

Это было настолько неожиданно и грубо, что даже обычно бойкая Карина не нашлась с ответом, а Алиса застыла на месте в предчувствии беды. Именно так ей и представлялся финал выступления, именно этого она и боялась, когда отказывалась танцевать. А беда, как известно, не приходит одна: от памятника Барклаю-де-Толли в их сторону деловито направлялись двое полицейских; Сергей Николаевич поднялся со скамейки и тоже шагал к ним – и выражение его лица не предвещало ничего хорошего; народ прибывал в предвкушении продолжения шоу. А хулиганы не унимались.

– Ты их сутенёр, что ли? – обратился главарь к ошарашенному Стасу. – Может, запихать твою пиликалку тебе в дупло? – Стас прижал скрипку к груди, защищая её, а заводила ощерился, распалившись уже всерьёз: – Извращуги недобитые…

– Попридержи-ка язык, поганец мелкий, – раздалось за спиной напуганных девушек, и сердце Алисы снова сжалось. Перед глазами замелькали заголовки новостной ленты: «В центре Санкт-Петербурга «золотая молодёжь» стала причиной массовой драки!», «Около Казанского собора дочь стального короля России совершила каминг-аут!» На фоне этого глупое пари с Юрой показалось ей детской шалостью. Она обернулась.

Сзади стояли двое мужчин: лет под сорок, может, чуть моложе. Один огромный, похожий на медведя, с длинными тёмными волосами и крупным носом – сердито сжал кулаки. Другой пониже, но тоже широкоплечий, с короткой стрижкой и неестественно синими глазами, дёргал уголком губ. Сегодня в фитнес-клубе, когда он флиртовал с одной из спортсменок, нагло сканируя её грудь, его глаза лучились восхищением, сейчас же они угрожающе сузились и смотрели зло, исподлобья.

– А то что будет? – не особо впечатлился главарь хулиганов.

– Глаз на жопу натяну и моргать заставлю, – пообещал «медведь». – Единственное, в чём ты «мастёр», ушлёпок, это затвор свой передёргивать. Так что топай, занимайся любимым делом.

– Ты тоже из толерастов, что ли, дядя? У вас тут сходка старых педрил?

– Можем устроить вам посвящение. – Синеглазый хрустнул костяшками пальцев.

Двое других парней потянули товарища за рукав, указывая на приближающихся полицейских.

– Настоятельно рекомендую вам, молодые люди, последовать совету этого гражданина. – Сергей Николаевич, встав впереди девушек, кивнул на «медведя».

– Шустрее, недоношенные, – поторопил тот.

Оценив ситуацию, парни попятились, а потом побежали по дорожке к проспекту. Сергей Николаевич потёр мочку, давая Алисе знать, что нужно уходить, развернулся и направился к полицейским. Он показал им своё удостоверение, что-то сказал, и стражи порядка неторопливо пошли в обратную сторону.

– Всё окей?

Оглянувшись на голос, Алиса увидела искреннее участие в синих глазах.