Теченье быстро и безмолвно между скалистых берегов – поддаться быстротечным склонам иль зацепиться за него? Со стаей серой жить в неволе иль в глубине себя познать? Запутаться в сетях лукавых иль сети мелко разорвать?

Хочу познать весь мир, и что же? Извилист путь из мелочей. Замешкаться порой несложно, сложнее за мечтой поспеть.

Обнаженные женские плечи, не зажженная свечка во тьме. На полу бело кружево смято и слеза запеченной любви.

Винтажный след стекает по стене, и капли в пустоту летят… Слеза замкнулась в тишине. Молчаньем правит бал. Пустеет зал, погасли свечи, тускнеют мысли далеко. Глаза закрыты – тень исчезла, и блики листьев высоко.

Клич чаек, шум волны повисли в печальном небе за стеклом. Пылятся книги и страницы давно уж пожелтевшим сном. Съедает ноздри едкий запах молитвенных недавно слов. Стук капель и шагов в подвале – хладеют руки, страх гнет.

Слеза все катится из глаза – теперь безумству полный ход. «Все кончено!» – не верят губы в шепот, и эхо тянет долгий «но»… Да, может быть, – лишь тень погасла! Быть, исчезая, – нет цены! Успей заполнить чашу мрака улыбкой, столь достойной жить!

Как далеко ты от меня. Как долго письма ждут ответа. Тебя я жду в ночи одна и не дождусь конца рассвета. Как одиноко, темно и мрачно в холодном мире за окном. Как пуст и жуток день ненастный в печальном голосе твоем.

Цветами путь усеян в мыслях. За слайдом слайд – изменчив тон. Сжигаешь ты терпенье, милый, за облаками дальних снов. Пронзает совесть слов бесчестность. В загадке весь упрек. Вопрос невольный слышен в трели: «Вперед! Жизнь ждет твой сон!» Чрез кружево собора вижу пытливый взгляд очей. Терпенье, скорость, даль я вижу, и счастлива я в ней.

Но книги, полные сомнений, взяла я в руки вновь. И боль пронзает дуновенье. И в играх жжет любовь. Вновь чистый лист бумаги вижу, и я хочу бежать в сильные объятья страсти, слова, что тверды всласть. И вновь окутана забвеньем – будто бы лечу. Бабочка порхает в сердце, начерчен путь в ладонь.

Всуе я брожу по крышам, затмевая след. Иногда я вновь не вижу вязкий топкий бред. Страх пронзил живое тело, души разогнав. Милый ангел шепчет тайно: «Сон внутри тебя». Шелест листьев все сильнее – слезы на глазах. Милый ангел, понимая, плачет иногда.

Мысль запуталась в путине – тоска, раздумья, снег? «Внутри тебя заложен ключик», – вновь слышу я в ответ.

Цветами путь усеян в мыслях. За слайдом слайд – изменчив тон. Сжигаешь ты терпенье, милый, за облаками дальних снов. Пронзает совесть слов бесчестность. В загадке весь упрек. Вопрос невольный слышен в трели: «Вперед! Жизнь ждет твой сон!»

Брожу по лесу, я блуждаю в потемках раннего утра и сон в борьбе одолеваю за право жить внутри себя.

Что ж, мир наполнен жгучих красок и муз безвременных кончин! Заполнен чванством и богатством. «Нас нет во времени!» – твердим. Порой, стоя на эшафоте, ты думаешь о смуте дней – хандра и ложь тебя изводит, обман от любящих людей.

И льются горькою лавиной слова, звонки, залог любви. И обжигает, словно в топке стоишь и веришь – будет дождь.

Однажды сказано, что жизнь – лишь миг, и этот миг придуман нами. Явленье – быстротечней мглы, что распылила день за днями. Ты хочешь побороть в себе то, что неслышным шагом ходит, но боль и страх по миру бродят – полна котомка каждый день.

Столь глупое дитя, и как же ты уродлив: в столь ветхие года ты не мудрен, и скуп ты.

Твоя душа снует по щелям, от страха ноет и молчит. На помощь тянутся, кто любит, – а ты не видишь, ты ослеп.

Ты слеп, хотя и зряч, твоя душа полна тобою. И мысли все, о чем вестуют, скрываясь в масках, ложь рисуют. Ты жалок, мерзок и жесток, когда ты не лишен покоя. В твоих глазах всегда упрек, но не тобой, а им и мною.

Ты вечно пьян в грезах свободы, и глупость рвется изнутри. Твои дела – лишь мнимость, ложность. Тебе бы в ад попасть, а ты… Слеза скатилась по щеке – он обманул, и ты не веришь. Дитя, как беден ты собой: не веришь, лжешь, ревнуешь, ищешь.

Ведь все пройдет, и ты уйдешь за безысходностью и ложью, за жалостью и страхом снов – ты покоришься… и забудешь. Забудешь мир, что ты не знал, забудешь страсть, что не испытал. Забудешь мир, в котором спал. Забудешь то, что позабыто. Дитя, проснись! Открой глаза. Пусть мир внутри тебя взорвется мазками красок. Удивись, как мир желает, чтоб вернулся!

Внутри меня закрыта тайна, чье имя спрятано в веках. Во мне бушует страсть – загадка, но имя ей не дам пока! Я слышу звон моей свободы, которая внутри меня. Но вырваться из их оковок, возможно только лет спустя.

Безумство к дали так порочно, что вновь порой смущает зов – бушует в грезах страстной ночи, пантера выжидает лов. И словно голос из подполья, – душа пылает от страстей – зовет меня бороться, верить в безумство силы, что во мне. Что позволяет мне держаться? Та цель – что я зову порок, любовь, в которую я верю, и жизнь, которую люблю.

И несгибаемая сила, что плещет через край во мне. Увидеть, что за горизонтом. Увидеть то, что есть в мечте. Нет, это не безумство! Это лишь порок во мне, который дан мне от природы или от Бога в страшном сне!

Во мне бушует страсть – загадка. Она всегда так мне верна. Она внутри меня ведь скрыта, и будет скрыта там всегда? Итак, во всем, везде порок! Но он во мне со страшной силой бушует, мечется, живет… а может, это сила?

Порок и тайна скрыта там. Борьба за новые порывы, за жизнь и за мечту мою! Борьба внутри меня ведь скрыта.

Всецело постигнув научные дали, летишь высоко над землей и зришь в океане людских ты страданий молчанья законный острог. Качается лодка, в ветрах затерявшись, шумит вдалеке злой прибой. Шалит молчаливый, несносный ваяльщик, вращая как день путь земной. Походкой усталой, и взглядом отшельным, бредет весь испачканный пес, что сулит он в грезах, что слышит в тех спорах, не знает никто тот земной.

Молчат одинокие стены в канаве, кричат одинокие сны, и носятся гордые красные камни, спадая как капли золы.

Мы знаем все что-то, но все ведь впустую, когда, оказавшись одни, мы чувствуем бездну всегда рядом с нами, мы падаем вниз – и молчим… В глаза заглянувши – и сердце забилось от взгляда, что брошен тем псом. В нем тысяча судеб и тысяча боли – за нас поселилось все в нем… Как горько одно сознавать без утраты, что что-то теряешь тогда, когда ты зовешь и тех нету рядом, кто должен быть рядом всегда.

Мы исчерпали свой ресурс в борьбе за выживание. Мы рвемся в бой с пустым мешком и мним вершины, дали мы. Мы долго молимся в церквях, надеясь на спасение, – и мы при этом чтим богов в земном том обличении.

Мы убежденно верим слову, что льстиво и неведомо. И замедляем ход луны лишь только у обрыва мы.

Из страха прочного, как панцирь, мы строим жизнь свою, неся поток дождей иль солнца пекло, как искушение любя! Эмоции взрываем силой как вулканический поток: разбой и смута, изверженье – забыты сны в лавине той.

Законы Джунглей знав и веря, мы мчим, поняв, что сила в том, как будем мы, держась за стаю, выть одиночеством волков. И жалок в лунном свете тот, кто, не познав терпенья силу, плетется вдаль по головам, неся все прошлое с собой в корзине

…и притупив весь пеший ход, запутавшись в лиане века, замедлив время, – волк уйдет, не соблюдав закон рассвета. Тик-так… часы устали вдоволь иль жалость прерывает стон? В безличье тени облачились… и слышно – ветер воет сном? И змеи, извиваясь в танце агонии при свете лун… но смысла нет – ведь нет там жизни. Нет ничего – преданье в нем.