– В общем, так, – продолжила она, – мы с тобой сейчас обойдем дом, проверим, все ли надежно заперто, а потом пойдем к нам. Сменим обстановку, поужинаем, а там посмотрим. – И, видя, что Рябову этот план не нравится, сказала: – Не волнуйся, возле дома будет караул стоять.

«Какой караул?» – хотел изумиться Рябов, но Тамара опередила:

– По дороге расскажу!

– Да нет, Тома, – перебил Рябов. – Никуда я не пойду, спать хочу – спасу нет, так что…

– Ну и черт с тобой, – неожиданно легко согласилась Тамара. И, выходя из дома, проинформировала тоном, не предполагающим возражений: – За домом присматривать будут, так что ты не волнуйся – это свои…

Понедельник (утро)

Этот день для Рябова начался очень рано. Собственно говоря, вообще трудно было бы сказать, когда закончился для него день вчерашний, такой бурный и переполненный событиями, а когда начался сегодняшний, новый! После того как Тамара ушла, так и не добившись согласия на «охрану», он попытался хотя бы лечь в постель, но смог там провести не более получаса, ворочаясь с боку на бок, но так и не заснув. Одна за другой всплывали картины «маски-шоу», которое, начавшись так бурно, завершилось ничем, и Рябов, осознав, что сна ни в одном глазу, отправился в кабинет Доброхотова и там с удовольствием закурил сигару.

Курение, конечно, вредит здоровью, как, впрочем, и многое другое из того, что делает человек, но помогает думать.

Во всяком случае, Рябов хотел в это верить, потому что думать было необходимо и думать было над чем!

Во-первых, просто так обыски не устраивают.

Во-вторых, нежелание допустить присутствие при этом хозяйки дома означало, что найти и изъять хотели что-то такое, что никак не может быть признано доказательством ее вины.

В-третьих, если у Кулябкина была бы точная информация и он искал бы что-то конкретное, то никакой звонок начальства его бы не остановил. Понятно, что Кулябкин этот действовал не сам по себе, а с чьей-то команды или подсказки. И в этом случае он любому звонившему каким-то образом это объяснил бы.

В-четвертых, поведение мужика в камуфляже подсказывало, что он привез сюда своих бойцов без какого-то официального обоснования и быстро понял, что может «попасть под раздачу».

Ух, сколько тонкостей! И это не все, ой, не все! Итак, Кулябкин был сюда направлен с простой целью – найти и увезти что-то! Что-то такое, между прочим, доказать наличие чего Нине потом было бы очень сложно, а то и вовсе невозможно!

Что?

Как там сказал герой Никулина из «Бриллиантовой руки»? «Золото – брильянты»? Наркотики? Валюту?

Да какая разница, сам себя перебил Рябов, другое важно!

Конечно, он успел позвонить людям влиятельным, людям, которые могли запросто решать важные вопросы, но на такой эффект, какой это произвело вчера, он даже не рассчитывал! Почему Кулябкин так безропотно по одному звонку все прекратил? Ну, позвонил какой-то начальник, и что? Основания для визита вполне законные – арест по подозрению в убийстве. Ордер предъявлен, арест произведен, и в чем проблема?

Обыск хотели начать после того, как уведут Нину. Почему? Чем могло помешать ее присутствие? Ответа пока нет.

Ну ладно, что дальше?

Звонок откуда-то сверху, с большой высоты? Возможно, по здешним меркам и с огромной, но в чем проблема-то? Не хотел Кулябкин давать пояснения начальству при нем, Рябове? Ну, отошел бы в сторонку, велика проблема! А он просто «взял под козырек» и все свернул! Значит, обыск этот он объяснить не смог бы! Значит, хотел искать и найти что-то вполне обычное и законное, что-то такое, что само по себе никак не может быть поводом к обвинениям…

…Кажется, Рябов на какое-то время все-таки задремал, потому что, когда он снова открыл глаза, в комнате уже было светло, почти как днем. Он обвел неспешным взглядом кабинет и подумал о том, как много событий произошло в крохотной деревушке за какие-то два дня…

Словосочетание «два дня» почему-то заставило напрячься, и он спросил себя: где он совсем недавно слышал именно про «два дня»? Уж какой такой важный разговор у него состоялся, что эти «два дня» вдруг так обеспокоили? Он буквально рванул на себя ящик стола, достал пакет, вытащил письмо Доброхотова и нашел то, что искал! Денис Матвеевич написал: «Будет лучше, если ты уедешь через пару дней после похорон. И приличия будут соблюдены, и тягостных ощущений не возникнет. Но уезжай не навсегда! Дом будет ждать тебя хотя бы изредка. Он тебя помнит».

Через пару дней! И если бы Рябов уехал, предположим, сразу после того, как побывал на кладбище, то, скорее всего, так и не узнал бы ни о чем? Совершенно верно! Он снова перечитал завещание, передававшее ему половину этого дома: а что, если Доброхотов сделал это, чтобы у Рябова были законные права препятствовать чему-то, происходящему в доме.

Но откуда он мог знать о таком повороте дел? Ну хорошо, не знать, а предполагать, что это меняет? Да нет, сам себе сказал Рябов, что ты ерунду городишь, как так можно было рассчитать и как можно было так ошибиться! Доброхотов жил на вулкане и понимал, что может произойти? Погоди, продолжал наставлять себя Рябов, не выдумывай ничего такого, что может увести далеко в сторону!

Поскольку именно то, что случилось, уже случилось, надо было во всем этом разбираться. На глаза ему попался листок с фамилиями, написанный, судя по почерку, Ниной. Видимо, все-таки составила и просто положила на стол.

Некоторые фамилии показались ему знакомыми, он попробовал вспомнить этих людей и, кажется, кого-то вспомнил, но неожиданно громко скрипнула дверь на первом этаже, и раздался голос Тамары Сильченко:

– Одевайся давай, московский гость, да пошли завтракать!

Едва вышли со двора, Тамара сказала:

– Ты ведь про Денис Матвеича ничегошеньки не знаешь, а знать надо, особенно сейчас. Без него тут ничего не было бы…

– В каком смысле? – спросил Рябов.

– Да в самом простом, – коротко ответила Тамара. – Тут за последние годы столько перемен, столько нового, что народ все еще в себя приходит!

– А что случилось?

– Ничего не случилось, – усмехнулась Тамара. – Просто взялся за нас профессор Доброхотов.

– Это как?

– А очень просто, – продолжила Тамара, и слышна была в ее голосе гордость. – Он, как только здесь постоянно стал жить, так стал нас подначивать, чтобы мы натуральными продуктами занялись: мол, все, кто себя побогаче считает, только натуральное едят. Ну, народ у нас, сам понимаешь, ленивый, к новому не шибко тянется, но Матвеич – настырный, уговорил. Начали с молочки, потом овощи, а сейчас ассортимент на три листа растянут, и все разбирают!

– Молодцы! – похвалил Рябов.

– Молодцы-то молодцы, – продолжила Тамара, – да тут вот какая штука… Когда все начиналось, никто не верил, работали, можно сказать, просто от нечего делать, о заработках не очень заботились, а значит, и прибылей – шиш. В общем, финансировал все Денис, а все эти дебет – кредит потом пошли. Потом, правда, стали и сами соображать, но свои деньги вкладывать не хотели… мало ли что… – Она помолчала, потом резко остановилась: – В общем, Витя, у меня вот о чем голова болит: боюсь, что вся эта катавасия с Нинкой-то как раз из-за нашего хозяйства. В него ведь несколько человек вложилось, но основная доля у Дениса, а сейчас у кого? А на хозяйство многие, поди, уже и глаз положили…

Рябов постарался скрыть недоверие:

– Да сколько уж с него, с вашего хозяйства, получить можно?

Тамара предсказуемо обиделась, но продолжила слегка иронично:

– У нас, конечно, не Москва ваша, но миллионов двадцать – двадцать пять мы за год прибыли имеем. – Она посмотрела на Рябова, пытаясь понять, как он воспринял эту новость, и добавила: – Мы с Денисом о развитии много говорили, много сделали, и со следующего года опять начнем, хотя без него, конечно, трудно будет. – Тамара глянула куда-то в сторону, будто оценивая возможности, потом махнула рукой: – Завтрак уже, поди, готов, не успеем!