– Просто ты его больше не любишь, вот и всё.
Мягкий алинин голос обретает жёсткость деревяшки, деревянной двери, от которой она тут же отлепляется. Щёлкает выключателем:
– «Сурьёзно»?? Ещё что скажешь, мудрая бабушка Ванга? Вот и сиди в темноте. Жуй-пережёвывай, что там тебе отец наговорил. А я пойду поем по-человечески.
Набросившись в кухне на котлеты с гречкой, Алина попутно дает себе команду мыслить рационально. Во всём разобраться, раскидать по полкам, расставить по местам… Да нет, неужели всё так просто, что даже Полинка может выдать «вердикт»? Какое-то вселенское ослепление этой чёртовой любовью, умопомрачение! Мало кто откажется от яркого, наэлектризованного мира улыбок, слез, «страха и надежды», как определил любимый Толстой. Такой вот сказочный воздушный корабль на тебя обрушивается, подхватывает… но после ведь рухнет, рухнет неминуемо! И твое поднебесное парение, магическое преображение всего, всего вокруг и самой тебя – они пройдут.
По крайней мере, у неё так было – и с Димкой, и с «гением», на которого все же не один год молодости ухлопан! С одним иностранным гражданином потом ещё… Но этот роман оказался покороче и в основном эпистолярный, слава Богу… Да, живое, пенящееся парное молоко скисает, вырождается в простоквашу… её лучше на ночь, для хорошего пищеварения.
«Для гормонального фона!» – подсказала бы разведённая подружка, ныне солидная чиновница Мария Владиславовна, которая принципиально никогда не ложится спать одна. И очень много теперь таких гармонисток! А вот Алине, поди ж ты, нужен рояль…
Ну хорошо, а эта Димкина верноподданная, эта папочкина дочка, – что, всё сидит в темноте, ярится на мать? Так, помою посуду и пойду за ушком почешу, слава Богу, она отходчивая.
Но Полинка сама заявляется на кухню. По-прежнему с ручками крестиком, с бровками, сведенными в одну широкую «сурьёзную» линию, с очередным вердиктом:
– Да ей просто в сорок лет детей надо было, вот и родила близнецов своих! А папа с ней даже не расписался!
– Не имеет значения, особливо в двадцать первом веке. Архаично рассуждаешь, доча… Давай за стол, поешь как следует.
5
В пятницу Алина проснулась рано, с малюсеньким, но явственным страхом. Не неприятным, нет… будоражащим, обещающим… что? Так пойти ей в «Магнолию»? Пандемийные строгости пошли на спад, смешно бояться людских скоплений и лишних калорий! Или что, Воробьёва она боится? Еще смешнее…
Октябрьское теплейшее утро было чудесным, даже жалко Полинку, которой переться в гимназию в такую рань. Сама Алина вставала в девятом часу и позже, а вот сегодня… Страхи страхами, но дальним сговорчивым уголком сознания она давно уже шерстила, инспектировала свой гардероб: что за жуткие тряпки! Ну есть пара вещей, а остальное… Нечего надеть!!
Звонил вчера Воробьёв, напоминал. Она ответила, что предельно занята, ещё ничего не решила. У окна смахивающий на куст букет мелких разноцветных хризантем хорош, как в первый день, будет стоять невесть сколько. Терпко благоухает, лезет в глаза праздничной яркостью… На днях забежал с ним ненадолго, поздравил с Днем босса – есть такой, оказывается. Похохмил: начинаю, мол, пробивать идею празднования Дня подхалима! А ведь не оставила Алина цветы в офисе, домой притащила… Интересно, о чём, как, каким тоном он запоёт, соловей-воробей, когда они будут танцевать, когда пойдет её провожать?! Он ведь пойдет её провожать? А потом? Картинки, фразочки так и возникали, набегая друг на друга, мелькали в голове… Будоражили! Ничего не решив, Алина вздохнула, тряхнула пышной девчачьей чёлкой: сколько можно валяться, на работу пора. И пора уж, наверно, набрать Воробьёва:
– Да, надумала! Пойду, злокозненно схрумаю три кило калорий… если какой-то аврал не случится до вечера. А про медальку дадим чисто информационно, пусть Федоренко не воображает себе… Нет-нет, в «Магнолии» и встретимся!
Разумеется, там и встретимся, чтобы тоже не воображал ничего такого… «Дабы не уповал!» – как шутила бабушка, с энтузиазмом приветствуя её первые, еще школьные, победы.
Днём, обежав торговую галерею, Алина купила чудный свитерок, который так и просился к ее фасонистым бежевым брюкам. Или все-таки темно-зеленую брендовую юбку надеть? А кое-какие демисезонные шмотки давно пора отдать на радость, на растерзание пышке Тамарочке, малоимущей соседке. Что-то, пожалуй, оставить на будущее для Полинки… Как-то Алина подзабросила походы по магазинам, вообще никогда не фанатела от тряпок, от вещей – родительская закалка. Вернее, папина. Мамусик что, она до сих пор над ним трясётся, ко всем втайне ревнует, поэтому считает необходимым наряжаться. Всё поверить не может, что ей навсегда такая удача (папа) в тридцать с лишним лет привалила! Нет, наряжаться, конечно, надо бы… Вот уже за это спасибо Воробьёву – что подвигнул, так сказать.
Только за это?!
Мгновенно перед глазами замельтешили говорящие кадрики довольно длинной уже киноленты с Воробьёвым в главной роли. Вот он с невозмутимой физиономией развлекает её изящным, уморительным анекдотом, хайповой городской байкой… Иногда только беззащитно, как-то насмешливо-нежно поглядывает на нее! Вот вдруг заскочил с редкой книжицей, коробкой печенья… Всегда ей симпатизировал, особенно последний год. А с августа… да, с двадцать четвёртого августа резко активизировался!
Оба тогда завелись на общественных слушаниях в мэрии, весьма колючая вышла дискуссия по поводу руин бывшего института курортологии. Потом этажом ниже, в столовой долго ещё сидели, не могли наговориться, навозмущаться. Следующим утром зашёл в офис с букетом мяты со своего сада-огорода: «Успокаивает!» Да уж, у Алины ни мяты, ни успокоительного мужского плеча, мужской руки давным-давно… да ничего! Эта её рабочая поездка почти годичной давности в краевой центр, когда к ней пристроился Димка… Потусили пару дней… это не в счет.
Заехав после работы домой, Алина выпила чашку какао и услала Полинку к родителям на выходные. Дочке, кстати, нравится, когда в её безапелляционный пухлый ротик так и смотрят заслуженные педагоги, со мной-то в детстве построже были… А в «Магнолию» дойду за полчаса пешочком, авто, понятно, отпадает, автобус… да, тоже. Ничего, красота не завянет, явлюсь такая чуть умученная, оторвавшись от уймы дел, в свитере, брюках и кроссовках (ох, дорогущих!!). Только к ночи свежего воздуха, мол, удалось глотнуть.
Интересно, а Воробьёв так и будет в джинсах? Ничего другого не видела на нём никогда… Вообще, идиотизм, если вдуматься! Сколько людей этот ковид задел, мазнул угрожающе, и забрал сколько, как всё это горько и страшно! Сколько месяцев боялись, прятались по своим норкам! Казалось, конца края этим кошмарикам не будет… Конца пока нет, но мозги уже заняты такой… такой кошмарной – ерундой! Вот такие коротенькие-коротенькие у людей, как куцый хвостик у трусоватого зайчика, память, любовь, жизнь…
А нечего удивляться и угрызаться. Дедушка, например, встретил бабушку на войне, тоже, кстати, учительскую дочку. Приглянулась она старшему сержанту, появившись из настоящей чёрной норы, скороспелой землянки – село фашисты сожгли. Улыбчивым лицом, говорил, приглянулась… вернее, ликом, светящимся от голода! И вот не она его, как положено на Руси, а он её усадил да накормил, письма потом друг другу всё писали… И чуть ли не с молодости бабуля похварывала, родить долго не могла, но никогда не жаловалась. И очень даже любила пошутить, посмеяться.
По крайней мере, посмеяться сегодня в компании Воробьёва точно не грех!
6
И правильно сделала, что пришла в эту уютную «Магнолию»! Штормовое море шлёт близкий, совсем близкий и громкий привет, веет рассыпчатыми брызгами. Эх, надо было пиджачок все-таки прихватить… На веранде, которую застолбил Федоренко, вполне многолюдно, хотя Воробьев предупреждал, что из-за ограничений гостей будет всего ничего. Ну и слава Богу, что народ наконец расхрабрился!
Алина покалякала, поулыбалась со знакомыми, массивного плотного «медалиста» Романа Евгеньевича поздравила. Сели с Воробьёвым одни (пресса!) за столик в углу, рядом с кадкой нежно-розового ядовитого олеандра. Не ядовито посмеялись над Романом с его медалью: уж так размашисто, лихо бросил ее в кавказский рог с вином! Прямо как Стенька Разин свою княжну «в набежавшую волну»! А дальше – смертельный номер. Медленно, эффектно, дирижируя себе свободной рукой, Федоренко, запрокинув розовую лысую голову, присосался к немаленькому рогу… Ах ты, наш пышнотелый олеандр! Массивная супруга, ещё кое-кто засуетились, возбуждённо перемещаясь кругами, фоткая Рому и так, и эдак. Все, даже высокие гости (сплошь начальство), повскакали из-за столиков, орали, топали ногами, аплодировали. Совершенно забили мерное рыканье волнующегося в кромешной ночи моря, всякие там ужасы-страшилки… Но ведь обязательные маски отменили же?! Все будет хорошо!
