Издательство благодарит художника Александра Отрошко за предоставленное право использовать в оформлении книги этюд «Набережная Сочи»

@biblioclub: Издание зарегистрировано ИД «Директ-Медиа» в российских и международных сервисах книгоиздательской продукции: РИНЦ, DataCite (DOI), Книжной палате РФ

© Л.Я. Лавровская, 2024

© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2024

Вот же был нелепейший теремок! Длинный деревянный домишко с коробочкой-надстройкой над входом, эдакой несуразной кастрюлькой на плите! Ну ладно – юг, субтропики, чересчур утепляться нет надобности, да и дом не холодный, нет, но уж больно убогий. Детская музыкальная школа. И если кастрюлька дивного дымящегося кубанского борща полна разнообразных запахов, то «музыкалка» немолчно источала звуки. Мощные аккорды, остренькое стаккато фортепиано, плавные переливы скрипки и виолончели, пронзительное тутти тоненьких голосов – репетиция хора к празднику: «Ленин всегда живо-о-ой!»

Ох и тесная школа была, с узким коридором, с конурками-классами по бокам, еле-еле фортепиано втискивалось. Жанетта Дмитриевна тоже, хотя и весьма субтильная дама. Но при ней же всегда объемистая сумка и шляпка! Ну и жакет, плащ, пальто, шуба, зонтик от дождя ли, от солнца – такое зеленое китайское чудо в цветах и павлинах. Потом она любила, откинувшись всем корпусом, сидеть нога на ногу, покачивать, пошевеливать туфелькой на высоком каблуке. Вздергивая головку, громко вздыхать, пожимать плечами, открыв пудреницу, долго вглядываться в зеркальце… Да красивая, красивая, чего смотреть! На своем круглом крутящемся стуле Люся чувствовала, что инструмент и сама она вроде бы мешают Жанетте Дмитриевне. Или, скорее, исполняют роль публики при немногословной, но очень выразительной актрисе.

Топыря губки и хмурясь, учительница размашисто записывала наставления в дневник: «В «Колыбельной» став пальцы правильно! Став по номерам!» («Став»! Имелась в виду правильная аппликатура, чередование пальцев.) А в конце урока финальный, уже привычный номер-дуэт… дуэль, скорее: пристальный взгляд (глаза в глаза!) Жанетты Дмитриевны, громкий щелчок закрываемой пудреницы:

– Ну, всё пОняла?

Упрямый, угрюмый люсин ответ:

– Да, понялА. До свидания!

Домой теперь? Прочь, прочь от этой хорошенькой… Ани-даг? Сказка «Королевство кривых зеркал» Люсей давно зачитана-перечитана! Да нет, Жанетта не гадина, конечно, просто ее работа для нее – гадость, вот и все. А Люсе дома два часа заниматься, бренчать на пианино, как требует мама, не гадость?!

Но после фортепиано (да зачем, зачем оно мне??) два раза в неделю было сольфеджио. По узенькой лестнице, значит, надо подняться в другую конурку, в скворечник этот, торчащий над домом. И защебетать скворцом-соловьем, узнать, например, что такое доминант-септ аккорд, написать музыкальный диктант… Узкие деревянные ступеньки на этот крошечный «второй этаж» мурлыкали-скрипели, завлекая в другую сказку: «До… ре… ми… мя… у… мяу… мяу…» Нет, правда: Люсе здесь иногда вспоминалась кошка Муренка из любимого «Серебряного копытца». Тому причиной, наверно, картинка в книжке: избушка-теремок с точно таким же высоким «вторым этажом», к которому взвивается волшебный козлик Серебряное копытце и следом – таинственная Муренка…

А какими магическими пасами требовалось сопровождать пение! Дирижировать то есть, да по-разному, в зависимости от метра – двух, трех, четырехдольного. Ах ты доля, моя доля! Очень даже счастливая: бьешь эдак копытцем… ручкой то есть, стараешься, ждешь лавину самоцветов… пятерочку то есть, похвалу! И почти всегда получаешь от милого и доброго, луноликого и полнотелого Владимира Ильича, преподавателя сольфеджио. А вот другим девочкам они пореже достаются! Но Люся «не воображает», и когда приходится писать диктант, не закрывает его рукой – пусть заглядывает, списывает, кто хочет.

После сольфеджио она прямо-таки выпархивает счастливой пташкой из музыкалки этой неказистой. Неказистой? Но ведь сказано уже: юг и почти круглогодичная теплынь, а значит бесшабашная активность всяких травок-муравок, всей местной флоры, обилие вечнозеленых экзотов. И потому домишко почти скрыт тесными рядами молодых кипарисов под окнами – не пролезть, ничего толком не разглядеть с обеих сторон. Зато недалеко от входа можно беспрепятственно любоваться скульптурой скрипачки в человечий рост. Беленькой, вдохновенной, вознесенной над цветущими розочками, над всеми-всеми высоким постаментом… За ее спиной – «зал»: комната с низким потолком, где, хищно целясь в него черными крыльями, стоят два рояля. Здесь проходят академ-концерты, экзамен, то есть… Ну, это ужас, экзекуция тоскливее даже уроков Жанетты Дмитриевны.

Но зато, зато после уроков можно с другими девочками понестись вприпрыжку мимо городского храма вниз, вниз! По длиннющей лестнице в одно хорошее местечко, что-то вроде буфета. Тут, наоборот, потолки до небес, голые стены пустоватого зала. Очень неуютного, зато предлагающего вкуснятину: граненые стаканы кофе с молоком и булочки с роскошно благоухающей горячей сосиской. Дома почему-то они совсем другие…

Вот такие были приятности, связанные с музыкалкой: чудесный Владимир Ильич с его сольфеджио и буфет с сосисками. А, еще была темно-синяя квадратная нотная папка на тесемочках с выпуклым бородатым ликом Глинки – так весело было ею размахивать, фасонить, чтобы все видели и восхищались! Правда, однажды какая-то бабуся в автобусе не восхитилась, а возмутилась: «Что это, никак Боженьку туда-сюда стоишь, мотаешь?!» Умора! Ага, умора посреди моря стенаний: «Мам, ну не очень хочется ходить в эту музыкалку! Даже очень не хочется!»

Но начиналась Люсина «музыкальная история» вполне мажорно. Мама спрашивает буднично так, словно о чем-то обыкновенном… но не выдерживает, украшает бесцветную картинку солнечной улыбкой:

– Ты хочешь научиться на пианино играть, Люсик?

– А! О… Ну конечно!

Все равно что спросить, хочешь ли ты стать большой! Хочешь ли ты каждый день есть мороженое сколько влезет? Да!!! Да! Да!

– Мы купили тебе инструмент, скоро увидишь…

И вот прибывает большущий, спелёнутый какой-то хламидой, еле-еле втиснутый в их квартирку ИНСТРУМЕНТ. Не молоток либо топор, которым папа рубит дрова для здоровенной, в четверть комнаты печки – ФОРТЕПИАНО… Да, освобожденный от пут серый слон обернулся черным, лаково блестящим фортепиано, пианино, рядом с которым даже барыня-печка точно ёжится, подбирает белые бока! Само собой, негроидное чудо мгновенно становится роскошной доминантой «большой комнаты» в двенадцать метров. (В другой, «маленькой комнате», метров даже вдвое меньше, но все это убожество в век повсеместных коммуналок – хоромы, считается! Счастье!)

Та-ак, стоит себе, значит, чудо, блестит, молчит. Но тут мама подставляет к «инструменту» стул, открывает ключиком крышку… о, как заблестели под ней сахарные зубки-клавиши! Уверенно, переливчато мама прохаживается по ним пальцами – и вдруг прелестно, звонко звучит из-под них новая модная песня «Индонезия»! Вот, не так давно, в пятьдесят шестом году родной черноморский город даже посетил ее президент…

Папа, Люся, папины рабочие с хоздвора, под его началом затаскивавшие пианино, в изумлении и восторге! (Хотя подумаешь – невидаль: пальмы, море! У нас в городе-курорте с этим добром тоже все в порядке!) Нет, главное – красивая-то какая, просто очаровательная музыка, стихи, оживленная, улыбающаяся мама… Папа просит сыграть еще одну чудесную песню, которую Люся потом почему-то никогда нигде не слышала: «На Кубе, где бескрайний простор голубой…» И снова шумное одобрение, гулкие, громкие, от души аплодисменты: «Ай да Тамара Артемовна!»