– А ещё что у вас было?
– Ещё? Двенадцать палок ещё было. И не надо скалить зубы, палки тут просто палки, а не то, что у вас тут похабно переиначили. Это, в общем-то, прятки, все прячутся, один водит, но с небольшим дополнением – перед началом игры разбрасывают по сторонам эти 12 палок. И водящий должен собрать их, и только потом искать. Когда нашёл кого-то, он, в свою очередь разбрасывает палки и убегает прятаться.
– И когда же конец наступает? – логично спросил Чарли.
– Когда надоест, – подумав, ответил я, – а так-то она бесконечная. Ещё была такая забава, как «козёл-мент», не слышал?
– Мент – это ваш полицейский что ли?
– Ну да, значит, рисуют круг, внутри встают в положении наклона голова к голове два водящих, это младший и старший козлы, рядом в круге бегает мент. Остальные за чертой. Цель – запрыгнуть на спину козлам и не дать себя осалить менту. Если кого-то осалили, он становится младшим козлом, младший переходит в старшие, старший в менты, а мент в игрока за кругом. Тупая игра, но пацанам нравилась.
– И точно туповатая, – согласился Чарли, – а ещё что?
– Чижик такой был?
– Чижик? – переспросил Чарли.
– Ну да, птица такая певчая, чиж, по-вашему это siskin…
– А, знаю такую – и что siskin?
– Чижик собственно это четырёхгранный брусок со скосами по краям и цифрами от 1 до 4 на гранях. Он устанавливается в квадрат, играющий бьет битой по скошенному краю, чижик подлетает вверх и его надо запулить как можно дальше. А потом водящий идёт к улетевшему чижику и пытается попасть им в квадрат.
– А цифры зачем?
– А это сколько раз можно потом запуливать чижик, если водящий не попадет в квадрат.
– Сложно как-то… а в командные игры какие-то вы играли?
– А как же, в те же самые, что и вы – летом в футбол-волейбол, баскетбол почти нет, как-то он у нас слабо популярен. А зимой в хоккей конечно, и с шайбой, и с мячом.
– Ну да, у вас же там зимы длинные, не как у нас в Миннесоте.
– Это уж точно, с октября по март у нас сплошная зима…
Но на этом вечер воспоминаний неожиданно прекратился, потому что прибежал крайне взволнованный охранник, никогда я его таким не видел, вытащил меня из клетки, надел наручники (без них нам никуда, даже на прогулку надевают) и повёл куда-то на верхний этаж. Где сплошные кабинеты руководства и библиотека ещё…
Я шёл и удивлялся, что могло такого случиться экстраординарного – если очередная апелляция, так её прямо в клетку приносили. Может про Бонни что-то всплыло… так вряд ли это на уровне директора решалось бы. Надзиратель конечно же молчал, как рыба, ну а я к концу путешествия решил, что меня посетила какая-нибудь важная шишка. Возможно даже из советского посольства кто-то зарулил, хотя это очень вряд ли…
И я оказался прав – в кабинете директора, куда меня прямо провели, рядом с этим директором на приставном кресле сидел… ну кто бы вы думали?… нет, не угадали, это был совсем не советский консул, а Джимми Картер там сидел, экс-президент США. Почему экс? Ну так больше двух сроков здесь нельзя, так что в 84 году выборы выиграл Генри Киссенджер. Поэтому и экс.
– Привет, Серж, – тепло поприветствовал он меня. – Как поживаешь?
– Отлично, – в тон ему ответил я, – поживаю. Давно так не жил, как сейчас.
– Мистер Сорокалет, – обратился ко мне директор, – господин Картер обратился к нам с просьбой о встрече с вами – у вас пятнадцать минут. Друг друга не касаться и ничего не передавать. Охранники будут наблюдать за этим.
И с этими словами он вышел из кабинета, прихватив с собой надзирателя, но дверь оставил приоткрытой.
– Серж, мне искренне жаль, что с тобой приключилось такое вот… если бы я был президентом на момент суда, возможно, что-то и смог бы изменить, но… к тому же два убитых сотрудника ФБР это не шутки, у нас такого не прощают.
– Спасибо за участие, мистер Картер (можно просто Джимми), спасибо, Джимми, я всё понимаю…
– Может быть, у тебя есть какие-то просьбы или пожелания, говори, я постараюсь их выполнить.
– Да нет у меня никаких пожеланий, – отвечал я, но тут у меня в мозгу ослепительной молнией мелькнула одна хитрая комбинация.
Я прикинул кое-чего к носу и подумал, что хуже уже всё равно не будет, можно рискнуть.
– Есть одно деловое предложение, Джимми.
– Говори, обсудим.
– Сегодня у нас 21 января, верно? Так вот, ровно через неделю, 28 января 1986 года произойдёт серьёзная катастрофа в вашей ракетно-космической отрасли. Я мог бы сообщить все подробности её взамен на…
– Не тяни, взамен на что?
– Будем реалистами, не на освобождение, конечно, я понимаю, что это невозможно, но хотя бы пусть будет замена смертного приговора на какой-то конечный срок заключения.
Картер побарабанил пальцами по директорскому столу и продолжил:
– Что, очень серьёзная катастрофа будет?
– Не то слова, апокалиптическая, – подтвердил я, – после этого всю отрасль закроют на замок на пару лет. До выяснения. Плюс имиджевые потери во всём мире.
– Мне нужно позвонить, – после небольшого раздумья ответил Джимми и щёлкнул пальцами.
Видимо это был условный знак, потому что сразу же в кабинет вошли директор с охранником. Картер объяснил им ситуацию, меня тут же вывели в приёмную и усадили на скамейку для посетителей. Сижу, жду… через пять примерно минут меня поднимают и заводят обратно.
– Вопрос решён, – говорит мне Джимми, – в положительном смысле. Двадцать лет тебя устроят?
– Конечно, десять было бы лучше, – довольно нагло начал торг я, но видя вытягивающуюся физиономию Джимми, тут же добавил, – но, как говорят в нашей стране, лучшее враг хорошего. Согласен.
Директор опять покидает кабинет, а Картер говорит:
– Внимательно тебя слушаю.
– Значит так, Джимми, – отвечаю я, – 28 января в 11 часов с копейками местного времени на второй минуте полёта шаттла Челленджер… да-да, именно того, где учительница пассажиром полетит… произойдёт взрыв с последующим разрушением всей конструкции. Причина взрыва – повреждение уплотнительного кольца правого твердотопливного ускорителя. Реактивная струя начнёт бить в сторону бака с окислителем, и тот в итоге взорвётся. Семь трупов. Если нужны совсем уж мелкие подробности, могу надиктовать и нарисовать.
ФБР (сентябрь 1984 года, Лос-Анджелес)
Вчера я заметил у себя хвост… не в смысле придаток на заднем конце тела в районе анального отверстия, и не оперение в задней части летательного аппарата, а просто слежку. Просто за мной ходил один и тот же гражданин (на редкость мерзкого вида, на наркошу похожий), ну когда я не на машине был – и на подходах к киностудии, и в магазинах, и в кафе где-то рядом сидел. А если я ехал в авто, то следом шла, не особенно скрываясь, вишнёвая Шевроле-Кавалер, нормальная, кстати говоря, тачка, без понтов и недорогая, но оптимальное, на мой взгляд, сочетание цены и качества.
Пару раз я пытался оторваться от этого Кавалера, проезжал на жёлтый свет, рискуя нарваться на штраф, сворачивал в переулки-закоулки, чтобы через пару поворотов снова выйти на главную авеню – так ведь не помогало. Водитель Шевроле, видимо, тоже штрафов не боялся и держался за мной, как приклеенный. Дело осложнялось тем, что на ближайшие дни у меня была намечена передача информации в центр, накопилась очередная партия горячих данных… нет, фальшивые камни мы для этого не использовали, в ходу была обычная моменталка. Ну обмен материалами в одно касание, где-нибудь в проходном дворе или на шумной улице. На пляже тоже можно. А при таком плотном сопровождении любая моменталка исключалась целиком и полностью.
Вечером одного трудного дня я сидел в своём кабинете на последнем этаже нашего особняка и размышлял о бренности бытия, не забывая доливать в бокал односолодового Гленливета восемнадцатилетней выдержки. Тут ко мне постучалась Инна, я завёл такие порядки в доме, да, чтоб без стука не входить.
