Рядом часто оказывался Лайонел — я ощущала его прикосновения, слышала его шепот, и в те моменты, когда я готова была проклинать судьбу за бессмысленные страдания, только он заставлял меня потерпеть еще немного, и еще немного, и еще совсем чуть-чуть. Я ощущала его слезы на своих руках, слышала тяжелое дыхание, он без конца просил прощения, но мне недоставало сил, чтобы ему ответить. И так — снова и снова.

Казалось, пытка необъяснимым бессмертием продолжалась вечность. Я не знала, сколько прошло времени с момента раны до того дня, когда я вдруг поняла, что боль уже не терзает меня как пытка из бездны, а сосредоточилась в боку мягким комочком, который по силу вытерпеть любому нормальному человеку. Убедившись в том, что плоть моя — болезненная тюрьма души — больше не терзается меня невыносимыми страданиями, и что я даже могу связно думать, я распахнула глаза. И увидела перед собой низкий свод какой-то комнаты. Судя по цвету камней и кладке, я лежала в своем замке.

Глава 26

Через день после того, как я пришла в сознание, слуги перетащили меня в более привычные покои. Лайонел с тех пор не появлялся, но все мои просьбы слуги исполняли особенно тщательно, и все как заведенные твердили «Ваше Величество». Значит ли это, что Император решил сохранить наш договор в силе, или что он издевается надо мной?

Подавив некстати появившуюся надежду, я пыталась выведать у слуг хоть что-нибудь, но безуспешно. Девушки в ответ на все мои вопросы лишь краснели и прятали лица, лекарь лукаво улыбался и качал головой. Сама ходить и подслушивать новости я пока не могла, потому все время лечения оставалась в полном неведении.

Простенькое колечко на пальце левой руки я заметила только на третий день пребывания в собственных покоях. Оглядев его и не найдя никаких логичных объяснений тому, как оно могло оказаться на моей руке, попыталась снять.

«Стой! Оставь его!» — загремел в голове голос Этцеля, да так сильно, что голова разболелась. Я непроизвольно дернулась, от чего заныла еще не до конца зажившая рана.

«Это еще почему?» — тут же ухватилась за шанс во всем разобраться я.

«Это кольцо — артефакт. Если надеть его, дав кому-нибудь обещание, то придется непременно его выполнить, иначе кольцо ниспошлет смерть. Если снять его до того, как обещание будет выполнено, оно тоже убьет носившего его», — быстро пояснил бог.

Осознав силу и жестокость украшения, я ощутила, как по коже бежит холодок, и даже отставила руку подальше, правда, быстро устыдилась такой глупости и снова откинулась на подушки. Прикрыла глаза, пытаясь осознать услышанное.

«Но зачем кому-то обрекать себя на смерть? Есть ведь множество случайностей, над которыми человек не властен? Что, если обещание не будет выполнено по чужой вине? Все равно умирать?» — засыпала я мысленными вопросами.

«Кольцо не только обязывает, но и помогает выполнить обещание: направляет руку, показывает путь, придает сил», — на последней фразе Этцель сделал особенный акцент.

Я тут же вспомнила просьбу Лайонела: «Обещай, что выживешь». Вот оно, значит, в чем дело. А я еще и пообещала, что буду полностью здорова! Глупая, кольцо-то вряд ли понимает сарказм.

«Не волнуйся. Теперь, когда ты в сознании, все будет хорошо», — в голосе Этцеля послышалось непривычное тепло. — «Я рад, что все обошлось».

«Ты знал о кольце», — скорее констатировала, чем спросила я.

«Более того, мы вместе с Мирэкки устроили все так, чтобы оно оказалось в замке. Ты даже не представляешь, какая мука – договариваться с этой стервой!», — легко признался бог.

Я замерла от любопытства, силясь понять, для чего богам заботиться о моей маленькой жизни. Этцель рассмеялся в ответ на мои мысли. Я ждала, что он что-то скажет, объяснится, но стервец промолчал. Только фыркнул напоследок то ли издевательски, то ли ободряюще, и ушел.

В попытках «полностью выздороветь» и выполнить таким образом свое обещание, я провела еще около недели. И за это время так извелась от безделья, что готова была лезть на стену. Меня мало кто навещал: пару раз заходили Дорота и Ханна, они рассказали, что Жулита заперта в своих покоях. Ташо иногда развлекал меня делами, но слишком долго засиживаться ему не позволяло чувство такта.

Ни Лайонел, ни Рейк ко мне не заходили. Тот факт, что я давно не видела друга, особенно сильно беспокоил. Я помнила, насколько плохо выглядела его рана, когда я оставляла его в руинах, и стало не по себе.

Как раз в ту минуту, когда я снова задумалась о том, почему Рейк ни разу не пришел, дверь отворилась. На пороге появился он — без брони, с подвешенной на бинты рукой и широкой улыбкой.

— Рейк! — я подпрыгнула с кресла, в котором отдыхала и, совершенно не стесняясь того, что одета лишь в простенькое домашнее платье, рванулась к другу, чтобы обнять. Но вовремя остановилась, вспомнив о его ранах.

— И я рад тебя видеть, — воин, обычно суровый и сдержанный, сейчас едва ли не светился от счастья. И мне показалось, что дело тут не только в моем выздоровлении, его сердце согрело что-то еще. Но расспросить я не успела. — Но пришел ненадолго. Только хочу предупредить, что завтра вечером Лайонел просил тебя выйти в сад. Твой лекарь разрешил.

Я внутренне напряглась и всмотрелась в лицо северянина. На нем, вопреки обыкновению, при упоминании об Императоре отразилось не презрение или брезгливость, а спокойствие — почти уважение. Я покосилась на закатное солнце за окном и тяжело вздохнула: мне предстояло томиться в ожидании еще целые сутки.

— Так ты придешь? — уточнил северянин.

— Разве я могу отказать Его Величеству Императору? — пожала плечами я.

До вечера слонялась по комнате, не находя себе места. Вспоминала, как Лайонел приходил, когда я валялась едва живая или вовсе не живая от боли, как шептал какие-то глупости про любовь, про то, что никогда больше меня не оставит. На душе теплело каждый раз, стоило лишь вызывать в памяти его тихий голос. Но не померещилось ли мне это все в больном бреду? Что мне делать, если окажется, что он давно охладел ко мне, что ему плевать? А что делать, если не плевать?

Заметив, что нижний краешек солнца коснулся горизонта, я резко выдохнула, окончательно убедившись в том, что воевать мне гораздо проще, чем разбираться с капризами собственного сердца. Нет смысла гадать — буду действовать по ситуации.

За то время, пока я лежала в полузабытии, землю уже покрыл тонкий слой снега. Он будто приветствовал меня, земля сверкала и, казалось, праздновала мое выздоровление. Ну или мне просто нравилось так думать.

Я выбрала простое шерстяное платье, голубое с белыми вставками, похожее на небо с облаками. Оно скрывало горло, так что я не стала брать с собой никаких накидок или шалей: хотелось ощутить дуновение холодного ветра на коже, которое я так ненавидела, впервые приехав на север, но так любила, покидая его.

Когда уже почти стемнело, слуга провел меня в сад. Еще издалека я заметила вереницу огней, они напомнили мне праздник первого дня зимы в княжестве Рейка. Чем ближе мы подходили к беседке, где меня, судя по всему, уже ждал Лайонел, тем сильнее становилась ассоциация.

Приблизившись почти вплотную к первому огоньку, я улыбнулась: он оказался лиловым, ярким и теплым. На севере шаманки добавляли в пламя специальные травы, чтобы оно меняло оттенок, но я даже подумать не могла, что их можно найти здесь.

Убедившись в том, что теперь я и сама вижу дорогу, слуга откланялся. Я медленно пошла вдоль тропинки, подсвеченной зелеными, ярко-желтыми, белыми и красными огнями, установленными на высоких жердочках с жаровнями, на лице сама собой появилась улыбка, вспомнились слова песни, которую пели незамужние девушки в этот снежный день.

— Гори закат, как яркий маков цвет,

И ниспошли мне в сон того героя,

С кем через битвы понесу обет

Любви святой, что сохранит от горя.

Залюбовавшись огнями и снегом. который сверкал в их свете, как россыпь драгоценных камней, я повернулась к беседке спиной.