Пингвин и сам напоминал сейчас упругую детскую игрушку.

В этот момент Наталья Александровна вспомнила модного китайского массажиста. Китаец делал массаж лица, но в этом была одна беда. После нескольких сеансов массажа лица всех клиентов становились скуластыми и косоглазыми.

Так и Пингвин — он был удивительно пластичен.

Это хотелось тоже записать в ежедневник, но он остался дома.

Лепидоптерист рвался к ней в гости, но Наталья Александровна решила, что нужно повременить пару дней или даже неделю.

Так говорил ежедневник.

А в нём, кстати, всё чаще стали попадаться чужие записи. Ну, там сложилась страничка криво, или слиплась — и вот могущественная рука безвременья промахнулась и стёрла — стакан, пингвина, беззащитное воспоминание о глупой ссоре. Новые записи были тоскливы и печальны, но всё так же перемежались цифрами.

Наталья Александровна представляла, как накануне Нового года зазвонит телефон, и бодрый Пингвин повезёт её на праздник, покатится странным шаром, колобком по лестнице от подъезда. Повезёт её на старую дачу, уже обвешанную новогодней иллюминацией. Кинется к ней Лепидоптерист, взмахнув руками, как бабочкиными крыльями.

А поутру она оставит его спящим и зайдёт в кабинет, увешанный рамками с бабочками, будто картинами — от пола до потолка.

Но ловец бабочек появился сам, без товарища.

Он возник на пороге её жилища, вернее, на экране домофона, что висел у её двери.

Нужно было посоветоваться с ежедневником, но времени не было.

Она открыла дверь.

После всего того, что она ожидала, смятых простыней и безопасного удовольствия, она вышла в душ.

Вернувшись обратно, она застала Лепидоптериста уже одетым.

Он держал в руках её ежедневник.

Наталья Александровна хотела рассказать историю этой книги, но не успела.

Лепидоптерист засунул ежедневник под мышку и пошёл к двери.

Она не могла открыть рот, но он всё же обернулся и ответил на немой вопрос:

— Это не твоя вещь, не твоя. Нехорошо держать у себя чужие вещи.

Дверь хлопнула, а она так и стояла, завернувшись в огромное полотенце.

И тут в дверь постучали.

Не позвонили, а именно постучали.

Наталья Александровна сделала шаг вперёд — верно, это было помрачение рассудка, и он вернулся, это была шутка, всего лишь шутка.

Но на экране были три мужские фигуры в угрюмых похоронных костюмах. Она узнала их — то были товарищи её прокурорского друга.

И они снова постучали.

Переходя в тональности от вкрадчивого стука до требовательного.

27 мая 2022

С минимальными потерями личного состава (День пограничника. 28 мая)

Лампочка на потолке подпрыгнула, моргнула, и он сразу понял, что началось. Один раз уже так было — лет десять назад, когда он только начал служить в этих краях. Тогда их сильно тряхнуло — землетрясение разрушило несколько городов и повернуло в сторону реку. Но теперь это было не землетрясение, теперь это была их персональная беда.

Лампочка мотнулась на длинном шнуре и погасла. И тогда капитан понял, что попали в домик с генератором. Линия, что вела из Посёлка, уже неделю висела мёртвыми проводами — в общем, сразу стало понятно, чего ждать.

Вернее, он ждал этого последние года три.

Бойцы были давно натренированы и быстро заняли место в траншеях на склонах холма. «Мы будем драться и ждать, — подумал капитан. — Я знаю начальника отряда, он совершенно отмороженный, но их в обиду не даст. Он будет идти напролом, главное, чтобы не промедлили мотострелки».

А вот мотострелки были осторожны, и ему казалось, что они наверняка будут медлить, они застряли в политической паутине, в тонких договорённостях между местными князьями, в национальных проблемах, в ценности зыбкого перемирия сторон, в сложностях взаимодействия с армией республики, которой были формально приданы. Мотострелки всё будут проверять и перепроверять, пока по нему, капитану, будут молотить реактивными снарядами.

Самое обидное было в том, что жители Посёлка не предупредили его. Люди с той стороны не могли прийти к ним, форсировав реку перед заставой. Они накапливались в Посёлке, и это было ясно как день.

Капитан много раз приезжал в Посёлок, чтобы специально говорить с главными людьми.

Маленькому суетливому человеку, по виду вовсе не кулябцу, он просто подарил телевизор и тем закончил общение с гражданской властью. А вот с шейхом мазара он проводил долгие часы, сидя на ковре в тени мавзолея.

Отец шейха мазара был похоронен тут же, в нескольких метрах от края пыльного ковра, и дед его был похоронен там же, и отец деда лежал под соседней плитой. Время там, у могильных плит, остановилось, и скоро капитан понял, что шейх мазара воспринимал могильные плиты просто как новый дом своих родственников. Они, эти старики, просто переселились туда, под арабскую вязь каменного покрывала.

Хранитель мазара пил с ним чай три года, и три года капитан надеялся, что в нужный день из Посёлка прибежит мальчишка и предупредит заставу о беде. Но беда пришла без предупреждения. Долгие часы, проведённые на пыльном ковре, были напрасны.

Ракеты снова ударили в холм, и с потолка посыпалась какая-то труха.

Он пошёл по траншеям, чтобы ободрить своих солдат, но солдаты его были давно проверены и сами понимали, что сейчас будет. Лишь один сержант из Калуги молился своим солдатским заступникам — это была давняя легенда, что в крайний час к тебе придут на помощь с Родины. Капитан слышал её в десятках вариантов, а один корреспондент уверял его, что был описанный в летописи факт, когда в Вологде в страшный час явились какие-то белоризцы. Как не крути, всё выходил смертный ужас — в конце погибали все. Капитан этого не одобрял, но и не препятствовал — сержант был правильный и обстоятельный человек, из тех, на которых держится служба.

Через полчаса пошла первая волна атакующих — абсолютно одинаковых людей в халатах. Это были крестьяне, давно забывшие крестьянский труд. Солдаты из них выходили тоже неважные — капитан видел оружие, что находили при убитых нарушителях. Стволы были изъедены ржавчиной, а затворы болтались в китайских винтовках, как горошины в погремушках.

А вот за ними стояли люди в хорошей форме с хорошими биноклями. Двух людей в чистой и новой форме тут же сняли снайпера-пограничники, и атака захлебнулась. Но инструкторов оказалось куда больше, и ещё у наступающих были хорошие артиллеристы с давним боевым опытом.

Сейчас вся надежда ложилась на резерв погранотряда, который уже находился в пути. Всё шло правильно, и в начальстве он не ошибся. Теперь надо было просто продержаться — с минимальными потерями личного состава.

Но минул день, и оказалось, что подмога не пришла. «Не пришла, значит, подмога», — подумал он сокрушённо. Капитан ещё не знал, что помощь застряла на горной дороге близ Посёлка. Капитан понимал, что такое случается, и даже был готов и к этому. Но дальше пошло ещё хуже.

Он знал, что в самом лучшем раскладе всё равно погибнут несколько его человек, но не ожидал, что они погибнут так быстро. Слишком плотен был огонь, и против них работало несколько безоткатных орудий, ракетные установки и невесть сколько гранатомётов.

Враги действовали грамотно и первым делом сожгли бронетранспортёр. Отстреляв боезапас, из него вылез единственный живой член экипажа и сразу же оказался в окружении людей с той стороны. На него бросилось несколько человек, и они были в такой ярости, что, добивая раненого, искололи ножами друг друга.

К концу дня радист доложил, что позывной «полста восемь» застрял на заминированной дороге под огнём из засады. Итак, всё действительно было гораздо хуже, чем сначала думал капитан. Самое дорогое, что у него было — время, уходило в песок, как вода из пробитого бака. Время стало дороже воды и патронов, это время было нужно для вертолётов, что везли к нему экипажи танков; для того, чтобы сапёрный отряд снял под огнём фугасы, закопанные в дорожной грязи; для того, чтобы пришла помощь, пока он воюет. И вот этого времени для дыхания его личного, личного, личного состава не хватало.