Игорь не вернулся в комнату, стал дожидаться молодого человека в коридоре. Из спальни выглянула Варвара Григорьевна. Шагнула к Гончарову и тихо поинтересовалась:

– И что говорит эта стерва? Призналась? Дает показания?

– Да куда она денется! – пообещал подполковник.

Подошел Олег, который слышал последние слова, и испуганно обернулся к матери. А та вздохнула печально и погладила сына по голове.

– Вдвоем мы теперь остались, сыночка.

Игорь вернулся в гостиную, положил листы и ручку на стол.

Вика взяла ручку, задумалась, посмотрела на подполковника и спросила:

– А писать, что Варвара Григорьевна готова была заплатить киллеру тридцать тысяч евро?

– Писать можно все что угодно, но ты же все равно это не докажешь.

– Почему же, – улыбнулась девушка, – я ее записывала. У меня все телефонные разговоры автоматически под запись. А при личных с ней встречах я включала диктофон. Но я не потому согласилась, что рассчитывала на эти деньги. Она мне пообещала, что не будет возражать против моего брака с ее сыном.

Гончаров присел на диван, в ожидании, когда Вика закончит писать. Он осматривал комнату, дорогую мебель, размышляя о том, зачем одни люди убивают других. На войне или защищая себя и своих близких – понятно, а зачем это сделала Вика? Для того чтобы скрыть, что имела интимные отношения с будущим свекром, что за вознаграждение переспала с будущим женихом, записывала все разговоры с будущей свекровью, чтобы потом шантажировать, выставляя организатором особо опасного преступления…

– Я написала, – объявила Вика и протянула Гончарову лист, исписанный кривым почерком.

Игорь начал читать.

– Господи! – удивился он. – Что у тебя по русскому в школе было?! Почти в каждом слове ошибка.

– Ну и что, – не смутилась Вика, – за это ведь не расстреливают.

– А надо бы, – не согласился с ней Гончаров, понимая, что девушка уже успокоилась, решив, что никакого суда теперь не будет.

На листе было написано:

Я Виктория Степановна Сапожникова признаюся в том что в состаянии афекта при защите своей полавой ниприкасновенности случайно убила малотком Анатолия Михайлавича Делюгина в его квартире потому что другова способа повлиять на него не было, Это произошло в момент когда он хотел совершить развратные действия насильственного характера в отношении меня. Так как Анатолий Михзайлович был невменяемый и сильно пьяным. И я не хотела принести физического ущерба или смерти. И если бы не моя самазащита то жертвой мог стать не он а я.

Игорь посмотрел на девушку.

– Теперь важно, чтобы присяжные поверили, – сказал он.

– Да уж как-нибудь, – ответила Вика, – я им такое кино покажу! Изображу им Катюшу Маслову из того отрывка из романа Льва Толстого «Воскресенье», что на экзамене в театральный читала.

– Давай-ка посерьезнее, – посоветовал Гончаров.

– Так я серьезно почитаю. Вот слушайте: «Нехлюдов посмотрел на подсудимых. Они, те самые, чья судьба решилась, все так же неподвижно сидели за своей решеткой перед солдатами. Маслова улыбалась чему-то. И в душе Нехлюдова шевельнулось дурное чувство. Перед этим, предвидя ее оправдание и оставление в городе, он был в нерешительности, как отнестись к ней; и отношение к ней было трудное. Каторга же и Сибирь сразу уничтожали возможность всякого отношения к ней; недобитая птица перестала бы трепаться в ягдташе и напоминать о себе…»

– До сих пор помнишь? – удивился Игорь.

– Конечно. Знаете, какая у меня память? Я все помню и про всех. А про Варвару я потом отдельно напишу.

И мило улыбнулась.

В коридоре его поджидал участковый Шишкин.

– Товарищ подполковник, эксперты не приедут, а наши опера из убойного меня и вовсе послали.

– Им же хуже: отвезем подозреваемую в мой РУВД и там все решим.

– В смысле?

– Я же сказал, что оформляем на тебя раскрытие.

– Так это все-таки убийство?

– Так ты же сразу это понял. Разве не так? Невеста и убила. Она, правда, уверяет, что защищалась, однако, отправляясь сюда, подсыпала жениху снотворное. Потом взяла его машину и рванула сюда, не предполагая даже, что по уличным камерам мы сможем отследить весь ее путь и увидеть, кто за рулем. За убийство Анатолия его женой было обещано тридцать тысяч евро, вот девушка и клюнула на заманчивое предложение. И ведь спокойно совершила убийство, не переживая, не мучаясь. Как полагается, избавилась от орудия убийства и от бутылок, на которых могли быть ее отпечатки. По наивности своей выложила в своем признании, что будущая свекровь подбивала ее найти киллера для мужа и она может это доказать.

– Так это уже часть вторая сто пятой, подпункт «ж», – удивился участковый, – убийство, совершенное группой лиц по предварительному сговору: наказание от восьми до двадцати.

– Молодец! – похвалил Шишкина Гончаров. – Юридический окончил?

– Нет, – смутился участковый, – окончил я Академию промышленных технологий, пошел на завод инженером-технологом по металлообработке, а потом вдруг решил в полицию податься. А Уголовный кодекс я каждый вечер штудирую и учебники по криминалистике тоже.

– Значит, тебе самое место у нас – не век же в участковых мыкаться.

Дежурная машина высадила его возле магазина. Игорь пробежался по торговому залу, мимо знакомых прилавков, хватая с привычных мест знакомые продукты, подошел к кассе, начал выкладывать на ленту хлеб, колбасу, сосиски, макароны, томатный соус, бутылку пива… Поднял глаза и увидел, что рядом стоит Лена[5]. Смотрит на него и улыбается. Так красиво улыбается, что он растерялся.

– А я только сегодня вас вспоминал… – сказал он, – То есть не только сегодня, а вообще вспоминаю вас постоянно последнее время. Куда вы пропали?

Это было совсем глупо, потому что не она пропала, а он перестал гулять с Баксиком.

– А я вчера вас видела, – доложила девушка. – Себе ужин готовлю, а на кухне включен телевизор – просто для фона, поднимаю глаза, а там вас показывают.

– Увы, мне такая реклама не нужна вовсе. Если бы Паша Ипатьев предупредил, я вообще бы отказался перед камерой стоять. А теперь так будет: если приду куда-нибудь инкогнито, то все равно меня узнают и пальцем будут показывать: вон тот самый мент! А вообще, давайте лучше сменим тему. Что у вас нового?

– У меня все новое, – ответила Лена, – ведь вас не видно в последнее время: ни вас, ни вашей жены, ни вашей собачки и даже вашей машины.

– Все меня бросили, – весело ответил Игорь, – жена, машина, собачка. Собачку жалко, конечно, увезли ее в чужие края, не спросили даже…

– Надолго?

– Надеюсь, что ей там будет лучше и они вдвоем останутся в дальних краях навсегда.

– Печально, – вздохнула девушка.

– Зря вы все близко к сердцу принимаете, – успокоил ее Гончаров. – Они живы – уже хорошо, а если они живут припеваючи, то за них надо только порадоваться. Но вы уж больно печальная сегодня. Платье на вас черное – у вас траур?

– Платье не черное, а темно-серое и в горошек. Хорошее платьице, кстати, – итальянское. Я его долго искала. Но если вам не нравится – скажите: я его подарю кому-нибудь.

Подошла очередь.

– Мне подарите, – предложила кассирша, которая, как оказалось, прислушивается к чужому разговору. – Хотя на меня оно точно не налезет. У вас ведь какой размер? Сорок четыре, а у меня…

Кассирша вздохнула и внимательно посмотрела на Гончарова, пытаясь вспомнить, где она могла его видеть, и на всякий случай приветливо улыбалась. И наконец вспомнила.

– Ой, это же вас Ипатьев вчера показывал. – И тут же перешла на шепот: – А я все думаю, как с вами связаться. У меня к вам дело. Дело мое в том… – Кассирша покосилась на спутницу Гончарова и стала шептать совсем уж тихо: – Меня сосед домогается, шантажирует…

– Чем же он вас шантажирует? – так же тихо поинтересовался Игорь.