Он не понял, зачем это сделал. Тем более что на нём было это дорогое кашемировое пальто, которое надевалось, только когда он шёл на переговоры к важным заказчикам.
Рукав пальто, конечно треснул, когда в падении он резко отбросил собаку из-под машины. Сам успел ловко перевернуться на спину, ухватиться за бампер голыми пальцами и, пока машина останавливалась, проехаться на дорогом кашемире ещё метров пять…
Владлен не стал слушать водителя, он только бросил взгляд на испуганную старушку и девчонку, у которой тряслись плечи. Собака вообще вызывала отвращение. Он твёрдо решил не возвращаться домой. И как есть, с порванным рукавом, пошёл на работу.
К заказчикам Владлен, конечно, не поехал. Припарковал машину возле работы. Вышел. Сейчас ему предстоит преодолеть самое гадкое. К офису вела отвратительная, вечно прокуренная лестница. Эта лестница была ежедневной пыткой. Спортом Владлен не занимался. Не из-за лени. Ему было неприятно прикасаться к металлическим спортивным снарядам. Некоторые были влажные от чьих-то рук. Поэтому три этажа до офиса давались тяжело. Ещё этот запах и вечно закрытые окна.
Лестница была бесконечной. Странно, но никого не было. Он дошёл до второго этажа и почувствовал неприятную тяжесть в середине груди. Ещё два шага, и нечеловеческая боль в сердце заставила его закричать…
Когда Владлен очнулся и поднялся, первым делом он снял и бережно положил на подоконник кашемировое пальто. Осмотрел. Рукав можно было подшить. Зачем-то проверил свои ботинки. Странно, но боли он не чувствовал. Через минуту Владлен двинулся дальше. Весь пропахший сигаретным дымом, дёрнул ручку третьего этажа. Дверь была закрыта. Удивившись, он спустился ниже. Второй этаж был закрыт тоже. Злость копилась в районе солнечного сплетения каким-то липким холодным комком. Владлен спустился на первый. Но и там непрозрачная дверь на улицу была закрыта. Полная тишина. Белые грязные стены. Закрытые двери. Отвратительный запах. Он бы заплакал, но ему не позволяла гордость. Владлен снова двинулся вверх…
Сегодня, как обычно, девочка вместе с бабушкой выгуливала собачку. Было тепло. Девочка перешла во второй класс, а бабушка постарела. Воскресенье, и девочка обещала бабушке пойти с ней в храм. В церкви девочке было скучно. Правда, можно следить, как горят свечи. Особенно те, которые стоят неровно. Девочке казалось, что они провинились и всё время плачут.
Она вспомнила того дядю, который спас её собачку, и спросила о нём бабушку. Бабушка вздохнула и сказала, что соседки по подъезду ещё тогда сообщили, что он умер. В тот же день или, может, позже. Но где-то в это время. Бабушка покачала головой и сказала: «Такой молодой, высокий, красивый».
Девочка не заплакала. Она не понимала, почему не заплакала, хотя ей было очень жалко этого молодого дядю. В храме сидя на лавочке, девочка стала припоминать, что за умерших надо ставить свечки не на круглый, а на квадратный такой подсвечник. Но старушки в храме детей к нему не подпускали. Злились. Батюшка таких старушек в шутку называл православными ведьмами.
Девочка увидела, что никого рядом нет, распрямила свою тоненькую, растаявшую в ладошке свечку и быстро понесла её к квадратному подсвечнику в углу: «Только бы успеть!»
Боковым зрением увидела старушку, которая засеменила к ней. Девочка зажгла свечку и, не обращая внимания на жар от других горящих свечей, поставила свою поближе к Распятию. Очень тихо и быстро-быстро заговорила: «Милый боженька, сделай так, чтобы этому дяде было там у тебя очень хорошо. Потому что он очень добрый и любит мою собачку. И пальто. Пусть у него будет всегда его красивое пальто. И рукав пришит».
Уже довольно долго, не испытывая ни голода, ни жажды, ни боли, никого не встречая, Владлен машинально ходил с первого по третий этаж душной прокуренной лестницы и дергал закрытые двери. Его постепенно заливало безразличие. Он перестал следить за временем. Наручные дешёвые часы, которые раньше прятал на переговорах, исправно показывали время. Здесь поначалу Владлен часами дорожил. Теперь же часы валялись на полу.
В первое время злость просто душила его. Найдя под батареей какую-то железку, он обрадовался. Весь первый месяц посвятил двери третьего этажа, замок которой казался самым простым. Наконец Владлен справился с задачей. Надавив на ручку, дёрнул. Дверь не открылась. Будучи неглупым, попыток с замками больше не совершал и следующие три месяца пролежал на полу в пальто, глядя то на жёлтое ржавое пятно на потолке, то на сухую муху в углу. До мухи он ни разу не дотронулся и не заговорил с ней. Владлен не выносил быть навязчивым.
Память стала почему-то очень чёткой. Владлен теперь мог вспомнить мельчайшие подробности своей жизни. Даже запах слюны, когда его, ещё совсем маленького, мать целовала куда-то в переносицу. Руки отца, когда они вместе делали скамейку. Воспоминания же событий, за которые было стыдно, беспощадно выжигали изнутри…
Наконец Владлен поднялся и снова принялся за дело. Подошвы у ботинок оторвались довольно быстро, месяца через два. Сначала почему-то левый. Странно, но с потерей ботинок Владлен начал успокаиваться. Второй рукав от пальто он оторвал не сразу. Растянул удовольствие. Пуговицы позволил себе отрывать по одной в неделю.
Через год хождения босиком, в одной рубашке, Владлен случайно раздавил ненужные уже часы, посмотрел на жалкую кучку пластмассы и успокоился окончательно. Сегодня к нему пришло понимание, что ад – это не банальные сера, огонь и котёл. Ад – это его прокуренная лестница, по которой ему предстоит без сна и усталости ходить вверх и вниз ещё лет восемьсот. Или тысячу. Может быть, вечно…
Он поднялся и снова, босиком и очень медленно, волоча за собой зачем-то связанные шнурками остатки ботинок, двинулся на третий этаж. Оставалось ещё пять-шесть ступенек.
Дверь!
Дверь третьего этажа была приоткрыта. Приоткрыта совсем немного. На сантиметр, может быть на два. В голове как будто кто-то прошептал: «Только бы успеть!». Владлен рванул, отбросил ботинки в сторону и в падении, удачно повернувшись, просунул в просвет двери пальцы. Руки дрожали. Он боялся шевельнуться.
Когда успокоился, поднялся и крепко взялся за ручку приоткрытой двери, он услышал голос. Этот голос был очень мягким и очень добрым. Такой голос он слышал в детстве, когда родители водили его в храм на Причастие.
– Твоё имя?– Владислав! – ответил он и заплакал.
Ноябрь 2022
Подруги
Рассказ
Она была новенькая. Никого не знала. По природной стеснительности заговорить первая не решалась.
То, что была натуральной блондинкой, в данном случае значения не имело.
Коллектив был женский. Говорили, правда, что есть мужчина. Но его не было видно, а пялиться по сторонам не в её правилах.
Соседка рядом была абсолютно рыжая. Мешки под глазами не портили улыбку. Правда, шея была короткая. В общем, интересная особа.
Блондинка решилась:
– Я здесь впервые. Никого не знаю. Вы прекрасно выглядите. С детства мечтала быть рыжей. Но природа распорядилась иначе.
Про мешки под глазами и шею блондинка дальновидно промолчала.
– Что значит впервые? Если к нам попала, то это надолго. Может, и навсегда, – рыжая захохотала.
«Ну и дууурааа!» – испугалась блондинка. Но выхода не было. Общение продолжилось.
– Мне говорили, что в команде есть мужчина. Интересный? – блондинка постаралась удержать нейтральный тон.
– Нормальный, – отрезала рыжая. Её трудно было провести, это было видно.
«Рыночная грубятина», – почти уже крикнула блондинка, но закусила губу.
– Их было двое, – продолжала рыжая, – один высокий такой, второй пониже, спортивный, с мышцами. – Рыжая усмехнулась. – Иногда они сходились и начинали выяснять отношения. До крови. Ну прелесть, как здорово! Обожаю!