После беседы с эсбэшником меня отправили на полиграф. Там я откровенно рассказал, что у меня есть проблемы с алкоголем. Проверяющие меня в ответ спросили:

– Какие именно?

Ну я и выдал:

– Могу вот так неделю бухать, забить на договора, встречи и так далее.

На собеседовании в Вагнере я честно отвечал на все вопросы. И вам рекомендую быть искренними, если вы задумываетесь о вступлении в их ряды. Ложь читается на раз-два. Я не знаю, как именно они это делают. Но там действительно работают профессионалы: отличные эсбэшники, грамотные кадровики. С моей точки зрения, каждый сотрудник в ЧВК заслуженно занимает свое место, поэтому на всех этапах вас встречают не случайные люди, а слаженно действующие, опытные специалисты.

В итоге меня снова отправили в СБ с диагнозом – алкоголизм. И эсбэшник мне просто так сказал:

– Понимаешь, у нас такая проблема: ты можешь, конечно, забухать, но за бухаловку ты, скорее всего, будешь расстрелян.

Он произнес это так обыденно, что будто за водой сходить. И если до этого у меня возникала мысль, что можно будет сходить в увольнение и бахнуть пивка, то после этих его слов, взгляда и тона, скажу вам честно, желание бухать у меня пропало от слова совсем. И кстати, пока я был в Вагнере в командировке, оно так и не появилось.

Итак, все предварительные этапы я прошел и отправился к ребятам в подразделение САГа.

Я подумал, что все же нужно каким-то образом сообщить старшей дочери. Попросил у парней телефон, позвонил, слава богу, она взяла трубку. Я стал торопливо объяснять, где я, как со мной поддерживать связь, что нужно сделать, чтобы дочь смогла получать мою зарплату и прочее. Она слушала, слушала, а потом сказала:

– Папа, у тебя голос странный. Я не верю, что ты на самом деле там, в Вагнере. Мне кажется, ты просто где-то бухаешь.

После этого пройдет целый месяц или полтора прежде, чем нам снова удастся созвониться. Тогда мы будем ловить каждое слово друг друга, но на текущий момент моя дочь ни во что не верила и была убеждена только в том, что папа где-то “отдыхает” и лучше его не трогать.

Я отдал телефон и лег на свободное спальное место. Так я лежал, все еще страдая от похмелья, да вдобавок к этому ко мне прицепилась простуда, кашель.

Взаимовыручка в Вагнере – первое дело. Ребята увидели, что я явно нездоров, и начали совать мне разные таблетки – чего я только тогда там не съел. Уже потом я узнал, что есть такое понятие, как болезнь Молей. Первоходы частенько ей болеют. Как-то так само собой получается.

Вот так, буквально за неделю до Нового года моя судьба изменилась самым крутым образом. 25 декабря я мотался по Москве, а 27 декабря уже был в Молях, прошел все необходимые процедуры и 31 декабря оказался на своей первой позиции.

Итак, мы прошли все этапы, мне выдали все необходимое, я примерил обмундирование и накидался кучей таблеток.

Я получил достаточно хорошо укомплектованный вещмешок. Обмундирование было просто супер: все по размеру, отличные тактические берцы, спальник. Не хватало только разгрузки, ножа, фонарика, но это уже мелочи, о которых боец должен позаботиться сам.

Командир куда только меня поначалу ни определял: то связистом, то корректировщиком, то еще кем-то. В итоге один из парней, видя мои испуганные глаза, сказал:

– Габо, я тебе рекомендую запятисотиться1 до того, как ты окажешься на позиции. Сейчас это возможно, и не западло. Все поймут, никто не осудит. Постираешь пару недель белье и поедешь домой.

Но тут уже я закусил удила:

– Нет, я пойду до последнего. Да, я боюсь, да, мне страшно.

– Да ты пойми, не будешь ты никаким связистом, не будешь корректировщиком, которые там, якобы, в безопасности. Будешь, в лучшем случае подавать снаряды.

Эти слова оказались пророческими…

Тут уже включился мой характер. Похмелье потихонечку прошло. Спал я тогда еще плохо, можно сказать, практически не спал. Этим я страдаю почти всю свою жизнь: от похмелья не могу уснуть. И вот я лежал и думал о том, как сказать парням, чтобы они не переживали, что я их предам и в таком духе. Всякая чушь в голову лезла. А проснувшись утром, решил: «Да пошло оно все к черту! Пойду воевать, а там как карта ляжет». В том, что я не сдамся в плен, как бы пафосно это ни звучало, я был уверен на 200%. И не потому, что я какой-то герой, просто я не хотел, чтобы меня мучили – ненавижу боль. Как по мне: лучше умереть и все. К этому я был морально готов – к тому, что погибну. И на тот момент меня это устраивало.

Наступило 30 декабря, нас определили на позицию.

– Все, ребят, собираемся, получаем автоматы и едем.

Снова страх, снова дрожь в коленях. В голове сидела только одна мысль, которая потом еще долго меня преследовала: «Вот нихера себе, я бухнул!» Конечно, до этого пьянка много куда меня приводила, но в первый раз она привела меня на боевые действия.

Мы получили оружие, записали и стали ждать отправки. Всем выдали разгрузку и автоматы с одним магазином. Дополнительный магазин мы должны были получить уже в пункте временной дислокации. Поздно вечером приехали 5 или 6 автобусов. Наше подразделение село в один из них. Я занял место рядом с парнем с позывным Аргын. Щуплый пацан невысокого роста, как говорят, метр с кепкой, но хитрый – ужас! В дальнейшем он станет моим близким товарищем. Он тоже оказался первоходом, парнишка родом из Казахстана. Как он попал в Вагнер – это отдельная история. Может быть, попозже я ее расскажу.

В юности, когда я был курсантом Суворовского училища, мы много раз ездили на боевые учения. Но в первый раз в жизни я ехал в автобусе с автоматом и в полном боевом снаряжении. Думаю, Министерство обороны просто обалдело бы, увидев, как вчерашние гражданские, первоходы, вот так запросто путешествуют с оружием. Никто не заморачивался на предмет того, что может твориться в голове у каждого отдельного солдата. Например, он с девочкой вчера поругался или еще что… Нет, об этом просто не думали, но, как ни странно, никаких эксцессов при этом не произошло. Никто не пытался никуда убежать или стрелять – все просто спокойно ехали, каждый со своим автоматом. Признаюсь, казалось, внутреннее пространство автобуса до отказа наполнено чувством страха. Многие, конечно, хорохорились, но боялись все.

При въезде на территорию Украины я, конечно, обалдел, я бы даже сказал – охуел. Развалины, трубы, разбитые дома – все это было, будто кадры из кинохроники. Вот ты едешь по городу и понимаешь, что совсем недавно здесь жили люди, а сейчас только разруха. Это было нечто, то еще ощущение…

Нас привезли на пункт временной дислокации. Это оказался заброшенный завод, весь забитый оружием. Обстановка, как в играх типа Counter-Strike и тому подобных. На воротах стояли ребята – охрана. Все по-серьезному.

Нас всех построили. Стоим, ждем, что будет дальше. И тут перед нами выходит легендарная личность – нач. штаба Сокол. С виду, обычный пацан, но на самом деле, конечно, никакой не пацан: начал воевать в 2014-м, несколько командировок, несколько ранений, довольно большое количество боевых наград, как государственных, так и вагнеровских – словом, достойный командир. Впоследствии мы еще не раз с ним пересекались. Сокол всегда следил за тылом. Это то, что меня удивило в Вагнерах, – в первую очередь они всегда смотрели, чтобы у солдата было все необходимое: трусы, носки, еда – бытовуха на самом высшем уровне. Не знаю, может, в других подразделениях было не так, но у нас просто отлично.

Итак, мы все стояли по струнке. В Вагнерах никогда не любили говорить много и долго, да и сейчас не любят. Нач. штаба просто объявил: