Лицо затопил жар — как будто я в самом деле юная девица.

А Полоз медленно склонился ко мне. Так, что стали видны едва заметные плотные серебристые чешуйки на скулах и шее, под волосами. Так, что меня коснулся запах мороза, расплавленного металла и брусники.

— Позвольте пригласить вас на вальс, Ника?

Мягкое шипение змейкой свернулось на сердце. Где-то в коридоре слышался гул голосов. А здесь, под неслышную чарующую мелодию венского вальса, кружили двое.

Может, я в самом деле сошла с ума. Или змей зачаровал меня блеском невидимых колец? Он вел легко и плавно. Не скользил — парил над паркетом. В его руках я, никогда прежде не танцевавшая, была не неуклюжим утёнком, а дивным лебедем. Он ничего не говорил мне, а я ничего не отвечала. Но волшебная музыка невидимых музыкантов, яркий блеск глаз и желание навсегда запечатлеть этот момент, застыть в нём, как в янтаре, сделать так, чтобы прекрасное мгновение, как и хитрый змей, навеки вошли в мои вены — осталось.

Не знаю, как долго это наваждение длилось. Я очнулась не сразу, как закончился танец. И даже не в тот миг, когда Янхард Полоз с бережной нежностью коснулся губами моей ладони. А только когда мы покинули этот зал — как будто время в нём и вовсе текло иначе.

Мы шли рядом. И мужчина по-прежнему бережно поддерживал меня под локоть. Но между нами что-то неуловимо изменилось. Навсегда.

И даже это молчание между нами стало теплым и каким-то родным. А это странное путешествие — продолжалось. И, казалось, Сиятельного князя ни капли не беспокоило происхождение.

Мы перекусили в Парадной столовой дворца с её изысканными овальными столиками и стульями с алой набивкой. Прошлись по изысканно-мрачному Мраморному залу, где проходили собрания работников канцелярии. Нет, мне не не показали и не рассказали ничего лишнего. Но это всё больше напоминало диковинное свидание. То ли мной хвастались перед дворцом. То ли дворцом — передо мной. Мол, смотрите, барышня, какое у меня гнездо монументальное! Самое подходящее для змеят! Тьфу, какая только чушь в голову ни лезет! Но чем дальше — тем больше я ловила себя на том, что мне — нравится. Что я хотела бы выучиться и работать здесь. И каждый день видеть этого непостижимого мужчину.

— А теперь нам стоит поторопиться, Ника, — князь не обращал внимание на повышенный интерес своих служащих. Когтистые пальцы то и дело поглаживали мои — сквозь перчатки. Почти пристойно.

— Это место очаровывает своей историей. Я должна испугаться, но сюда хочется вернуться. Здесь легко дышится. И вы делаете важное дело для империи. Служите ей каждый день. Каждый миг. Это ли ни ценно? — Я была серьёзна.

— Никогда не слышал таких слов от юных девиц. Даже интересно, каков он, ваш мир, — сверкнул глазами Янхард Полоз, — но нет — вскинул ладонь, — не говорите ничего. Мне это не нужно знать, а ваш дом отныне — здесь, — так и обвивает хвостом.

Мы стояли у парадного выхода. Кто-то оборачивался нам вслед. А я всё не представляла, что же меня там ждёт — за воротами. И только твердый ласкающий взгляд оставлял полную уверенность — всё будет так, как нужно.

— Возможно, вы просто общались не с теми девицами, князь. Я никогда не бывала на балах, так что в свете едва ли произвела бы благоприятное впечатление, — улыбнулась уголком губ.

Стало вдруг легко.

— Возможно, — змеиный шёпот окутал душу, — или дело в том, что вы тоже идёте на свет внутренний, а не ведётесь на внешнее сияние. Одиночество лечится только им. — Снова хвостом вильнул, змей.

Его губы твёрдые, манящие, с жёсткой складкой.

Откуда-то чудным образом взялся и лакей, и верхняя одежда (даже на меня вот волшебство!). Шаг. Бешеный стук сердца. Тихий шум улицы. Здесь неподалёку Летний сад и Марсово поле. Мы замерли на пороге дворца. Спустились вниз по ступеням, к ограде. Мимо спешили по своим делам люди и нелюди. Мелькали тулупы, шубы, потёртые сюртуки. Я вдохнула морозный воздух, проследила, как с гомоном пронеслась мимо стайка мальчишек с салазками.

А потом — это был как звон натянутых струн и тревожный шёпот снега. Ощущение опасности ударило в грудь. Краем глаза я заметила, как один из студентов, который спешил мимо с подарочным свёртком, вдруг остановился, зашатался на льду, перекособочился неловко — и от него ринулось что-то маленькое, лёгкое, прямо в нашу сторону.

Князь отвернулся — его кто-то окликнул. Пальцы Полоза крепко и доверчиво сжимали мои.

Мир расширился, дёрнулся, дрогнул. И едва уловимо знакомая тёмная волна окутала меня, обняла за плечи. Запах тины коснулся ноздрей. Защитить! Оградить! Моё, мяуррр! — Яростно взорвалось внутри.

Тонкая цепочка с круглой блямбой подкатилась к нашим ногам.

В последний момент князь что-то почуял, дёрнул меня на себя попытался закрыть своим телом… Баюн — это большой котик. А котики своего не отдают. Одна моя рука стала лапой с черными блестящими когтями. Удар сердца. Вжик. Короткий ожог. И блямба отлетела туда, откуда прилетела.

Гул. Земля дрогнула, мир засверкал. Меня резко швырнуло на Янхарда. Тот даже в полете перевернулся. Приземлился, закутал в коконе из своего тела и колец.

Шальные золотые глаза. Сбившееся шипение. И молния, что прострелила нас насквозь.

— Моя… Моя Ника… — шёпот беспорядочный, восторженный.

— Янхард Полоз, женись на мне! — Выдохнула я в твердые губы. — Я согласна!

И пусть, что неприлично.

— Это был летучий фейерверк, Ника. И бедолага уронил его случайно. Зачарованные огни шустрые, порой вырываются в обход правил. Отважная моя кошка Баюн! — В золотых глазах плясали ламбаду нави.

За нашей спиной в воздухе расцветали огни. Слышался топот шагов.

— Так… — Я немного смутилась.

— Но даже фейерверки бывают опасны. Ты молодец, всё правильно сделала, — он смотрел уже серьезно.

Острые когти осторожно заправили за ухо прядь волос. Совсем они растрепались, — но в следующий раз лучше позволь вмешаться моим людям. Теперь им придется долго и нудно отчитываться по поводу того, что они оказались слабее баюньего потомка…

— Ваша Светлость!

— Князь!

К нам уже бежали.

Янхард ловко, в один миг вернул себе ноги и встал — незыблемый, надменный, уверенный. И поднял меня, бережно отряхивая шубку и помявшуюся юбку.

В горле пересохло. Только я могла опозориться при всем честном народе — стыдно глаза поднять. А ведь я ему ещё и предложение сделала! Испугалась за него. Не барышня — а дивная дурочка.

— Ваша Светлость, с вами и с барышней Соболевской все в порядке? — Знакомый колдун Александр недовольно хмурился.

Глазели прохожие, несмотря на то, что их оттеснили на другую сторону улицы. — Барышня, понимаю, что инстинкты защитные баюнов сильны, но в следующий раз не лишайте охрану хлеба, — молодой мужчина старался казаться серьезным, но глаза смеялись.

— Простите, я случайно, — выдохнула, всё-таки подняв голову.

И едва не зарделась от искреннего восхищения в глазах десятка добрых молодцев.

— Всем бы такие случайности, — мягкое довольное шипение змея. Был бы капюшон — князь бы, кажется, от гордости его раздул. Сияет.

Снежок хрустит под ногами.

— Студиоз приобрел нелицензированный летучий фейерверк, — отрапортовал усач, настоящий гренадер, — ужо теперь накроем лавочку. Штраф выписали, всё чин по чину.

— Прекрас-сно, — меня прижали к себе крепче, — выговор вс-сем нерасторопным. И дополнительные учения на болотах южных, пусть их там болотник и кикиморы погоняют. Мы с Никой Владимировной уезжаем. Нашу ценную свидетельницу необходимо пока ус-строить на служебной квартире.

Все как-то многозначительно переглянулись.

Мне послышалось басистое:

— О, влип наш змеич главный, пропал князюшко! Ишь, долго как искал, бают, пару веков. Но нашел свою душу, свет свой!

— От и ладно, Пахом, теперь может не так зверовать будет? Кошка — она и змея приручит.

Кажется, князь это тоже слышал — но никак не прокомментировал.

Совсем скоро мы сели в теплую карету с узкими темными оконцами. Диковинные кони с огненными гривами и шальными влажными глазами со змеиным зрачком прянули с места так, что улицы замелькали лентой.