Гитлер не понимал, что происходит. Почему вермахт терпит поражение? Для Гитлера победы вермахта были подтверждением его личного гения и очевидного величия германской расы. И вдруг Красная армия, которая еще недавно отступала, победоносно наступает.

Командный состав Красной армии набрался боевого опыта. А красноармейцы, узнав, что творят гитлеровцы на оккупированных территориях, увидели, что это особая война. Немецкие войска пришли с намерением уничтожить и государство, и народ. Поэтому сражались не за Сталина, не за райкомы и не за колхозы. Воевали за свой дом, за свою семью, за свою Родину.

«Надо было, чего бы это каждому из нас ни стоило, упереться, – вспоминал один из участников Сталинградской битвы. – И уперлись… Из мрака и ожесточения, которые были в наших душах (Пушкин, размышляя о том, что решило дело в 1812 году, назвал это “остервенением народа”), и родилась та сила сопротивления, с которой так победоносно наступавшие немцы справиться не смогли, сломались».

В нацистской Германии эсэсовская служба госбезопасности, СД, готовила для высшего начальства информационные сводки о положении в стране. После Сталинграда СД фиксировала упаднические настроения, сообщала, что члены нацистской партии перестают носить партийные значки и приветствовать друг друга партийным приветствием.

В сводке от 4 февраля 1943 года говорилось: «В обществе господствует убеждение, что Сталинград стал переломным моментом в войне… Широкие круги населения пребывают в глубоком пессимизме».

В 1943 году немецкие суды каждую неделю выносили сотню смертных приговоров за «пораженческие настроения».

Немцам так долго внушали: вы – лучшие, что они в это поверили. Ощутив свое превосходство и исключительность, превратили идеологические утопии в практическую политику. Ради расширения жизненного пространства устроили мировую войну. Во имя торжества расовой идеологии приступили к уничтожению других народов. В Сталинграде настало время рассчитаться. После Сталинграда нацистская Германия была обречена.

На рассвете 31 января 1943 года советские солдаты стояли у входа в сталинградский Центральный универмаг. Верхние этажи были разрушены, дом выгорел, но в просторном подвале, где до войны устроили склад, укрылись немецкие генералы во главе с командующим 6-й полевой армией Фридрихом Паулюсом.

За день до этого фюрер и канцлер германского рейха Адольф Гитлер присвоил ему высшее воинское звание генерал-фельдмаршала. Адъютант командующего сделал запись в военном билете. Но положенный ему жезл и новенькие погоны сдавшийся в плен Паулюс получить не успел.

У схоронившихся в подвале офицеров вермахта оставалось личное оружие. Могли застрелиться. Но предпочли этого не делать. Взявшие их в плен советские офицеры презрительно говорили, что генерал-фельдмаршал Паулюс и его офицеры явно не хотели отдавать свою жизнь за Германию.

А они с изумлением разглядывали взявших их в плен советских солдат.

«Немцы, – вспоминал один из помощников Паулюса, – ободранные, в тонких шинелях поверх обветшалой форменной одежды, с запавшими, небритыми лицами. Солдаты Красной армии – полные сил, в прекрасном зимнем обмундировании. Это был облик победителей».

3 февраля 1943 года, на следующий день после окончания Сталинградской битвы, самый яркий публицист Великой Отечественной Илья Григорьевич Эренбург, статьи которого на фронте читали и перечитывали, писал в «Красной звезде»:

«Немцы называют окружение “котлом”. Что же, большой сталинградский котел откипел. Но немцам теперь приходится привыкать к окружениям: котлов и котелков довольно много и в каждом из них варятся немцы. Мы теперь тоже кое к чему привыкли: мы привыкли бить немцев оптом, и это дело мы доведем до конца».

В небе над Сталинградом обрел боевой опыт молодой летчик Дмитрий Каприн. Первые вылеты – самые опасные, но он очень быстро освоился за штурвалом ставшего знаменитым штурмовика Ил-2.

Говорят, что генералы всегда готовятся к прошедшей войне. Но развитие боевой техники сводит на нет многие предсказания. И очередная революция в военном деле ставит военачальников в трудное положение. Одни искренне верят, что новая система оружия совершит революцию на поле боя и изменит ход войны. Другие, напротив, считают, что новое оружие ничего не стоит. Лишь немногим удается предвидеть, что завтра понадобится на поле боя.

Одним из таких людей был выдающийся конструктор авиационной техники Сергей Васильевич Ильюшин. Созданный им штурмовик Ил-2 сыграл огромную роль в Великой Отечественной.

Самолет поля боя, летающий танк – штурмовики именовались по-разному. Ильюшин давно хотел сделать такой самолет. Он занялся штурмовиком, понимая, что войну выиграют на земле. И считал своей задачей помочь огневой мощью пехоте.

Сергей Ильюшин вспоминал:

«Я готовился примерно три года. До деталей проанализировал уже сделанные машины. Пришел к убеждению: главное – наилучше сочетать вес, броню, оружие и скорость. Конечно, кого не прельстит сделать надежнейшую броню, например, в 20 миллиметров? Или почему бы не поставить 50-миллиметровую пушку? Но подобный самолет никогда не взлетит. Значит, надо искать самое эффективное сочетание его боевых свойств».

Самолет, летящий с низкой скоростью и на небольшой высоте, – уязвим. А броня делала самолет тяжелым. Ильюшин нашел решение: не навешивать броню, а изготовить корпус из брони, но корпус сделать обтекаемым, чтобы попавшие в него осколки зенитных снарядов и пули словно скользили. Таких машин в мире еще не было. Ни у кого не получилось. Только у Ильюшина.

Вся советская промышленность была ориентирована на военные нужды. Уже в 1942-м оборонный комплекс дал вдвое больше самолетов, чем германская индустрия, вчетверо больше танков, втрое больше орудий! Новые типы советских самолетов превосходили немецкие.

Появившиеся в большом количестве штурмовики – Ил-2, способные поддержать пехоту и танки, – изменили ситуацию на поле боя. Всего выпустили 48 тысяч штурмовиков. Ил-2 сыграл в воздухе такую же роль, как танк Т-34 на земле. Каждый третий летчик, получивший в войну звание Героя Советского Союза, летал на штурмовике.

Потом Дмитрий Каприн воевал на Южном фронте. Помогал частям Красной армии форсировать Днепр, громить отступающие немецкие войска в Восточной Пруссии. Он стал опытным и умелым пилотом. Совершил 130 боевых вылетов. Точно исполнял боевой приказ и благополучно возвращался на аэродром. Звездочек на погонах прибавилось. Он был награжден орденом Красной Звезды, тремя орденами Красного Знамени, орденами Александра Невского и Отечественной войны I степени.

Но война есть война. И в самом ее конце его самолет попал под губительный огонь зенитной артиллерии противника. Он был сбит, ранен, но сумел выброситься с парашютом.

Дмитрий Каприн:

«При подходе к цели оценил ситуацию – насколько глубоко надо зайти. Дал команду – “Начинаем атаку”. Наклонил самолет, открыл огонь. Уже видел на земле немцев. И тут – хлоп! Управление перебито, самолет затягивает в пикирование. Я стрелку даю команду прыгать – тот не отвечает… У моего “ила” оторвало хвост. Надо прыгать. Получилось это не совсем удачно. Меня из кабины вытащило и как-то волоком по машине протащило. Но потом вроде распустил парашют. Меня резко вверх дернуло и тут же подняло. Приземлился плохо…»

Летчик оказался на вражеской территории и попал в плен. А домой в феврале 1945 года пришла похоронка – боевые товарищи видели, что его самолет подбили, решили: Каприн погиб…

Но он бежал из плена!

Уже в наше время Дмитрий Васильевич Каприн рассказывал Общественному телевидению России:

«Там было человек тринадцать летчиков, которых немцы взяли. Меня привели туда уже или четырнадцатым или пятнадцатым. Бежали днем. Взяли лопаты, порвали колючую проволоку и быстрым шагом, почти бегом пошли. Мы, когда шли по домам, поднимались на чердак, на чердаках у них – как правило, почти во всех, в некоторых домах не было, видно, съели уже – были свинина, колбасы. Дней десяток мы, наверное, шли, ночью тоже шли…»