Скользя по глади Моря Спокойствия, углубленный в воспоминания Ральф не заметил легкое движение в жерле одного из кротовых тоннелей в тридцати метрах от себя.

Из пасти тоннеля вырвался и завибрировал над ним высокоэнергетический лазерный луч. Ральф содрогнулся, ощутив мгновенную перегрузку электрических цепей… после чего все было кончено.

Оплавленные куски его зонта валялись вокруг него. Под воздействием прямых солнечных лучей металл его тела уже начал нагреваться. Для того чтобы разыскать укрытие, у него оставалось десять минут, а может быть, и того меньше. Даже если он будет двигаться с максимально возможной скоростью, то доберется до Диски только через час. Ближайшим местом укрытия мог быть тоннель, из которого по нему был произведен выстрел. Кроты Метлы вряд ли рискнут напасть на него в открытую. Ральф покатился в сторону темного круглого зева тоннеля.

Но едва он успел изменить свой маршрут, как его неведомые враги закрыли вход в тоннель. Вокруг Ральфа на многие километры не было видно и намека на тень. Его металлическое тело уже начинало тихо потрескивать, расширяясь от нагревания. Ральф подсчитал, что если он будет стоять неподвижно, то сумеет продержаться еще шесть минут.

Первыми от нагрева выйдут из строя цепи логических переключателей – сверхпроводниковые триггеры Джозефсона. После этого начнут плавиться паутинки замороженной ртути, соединяющие между собой его электронные микросхемы. Через шесть минут он превратится в ящик запасных частей, на дне которого соберется в лужу вся имеющаяся в нем ртуть. Возможно, он отключится уже на пятой минуте.

Ральф неохотно заставил себя послать сигнал вызова своему другу Вулкану. Когда Метла прислал ему приглашение, Вулкан предупреждал его о коварстве кротов и о возможной ловушке. Теперь Ральф должен был согласиться с тем, что Вулкан был прав.

– Вулкан на связи, – сквозь шорох помех донесся до него ответ. Ральф уже с трудом разбирал принимаемый сигнал. – Вулкан на связи. Я нашел тебя на мониторе. Приготовься к встрече, приятель. Буду около тебя через час.

Ральф подумал, что надо ему ответить, но придумать ничего так и не смог.

Перед тем как Ральф отправился на встречу к Единственному, Вулкан настоял на том, чтобы снять копию его системы и банка памяти. Как только Вулкан отремонтирует его электронную основу, он закачает в него скопированную программную основу. Ральф снова станет таким, каким был перед походом за край кратера Маскелайна.

Таким образом в некотором смысле он будет спасен. Но, с другой стороны, он уже не сможет стать прежним. Через три минуты он теперешний – пусть по сути это слово бессмысленно – умрет. Реконструированный Ральф Числер ничего не будет знать о споре с Метлой, о подъеме из кратера Маскелайна. Само собой разумелось, что прошедший ремонт новый Ральф Числер будет оснащен самосознанием и всеми характерными атрибутами мышления старого. Но будет ли его сознание тем же, которым является сейчас? Две минуты.

Из триггеров и схем в цепях сенсорной системы Ральфа начала вытекать ртуть. Через полминуты его внешнее восприятие мигнуло, задрожало и погасло. Свет и ощущение гравитации исчезли. Но атрибут мышления, символ своего собственного «я», все еще теплился в дальнем уголке его банка памяти, он все еще мог представить и осознать себя. Он – большой металлический ящик на тракторных гусеницах, ящик с пятью руками и напичканной сенсорными датчиками головой на длинной и подвижной шее. Он – знаменитый Ральф Числер, освободивший бопперов. Одна минута.

Такое случалось с ним впервые. Первый раз. Неожиданно Ральф вспомнил, что забыл предупредить Вулкана о готовящемся восстании кротов. Он попытался послать сигнал, но сказать точно, удалось ему это или нет, не смог. Ральф пытался уцепиться за ускользающий мотылек сознания. «Я есть. Я – это я».

Некоторые бопперы говорят, что в момент смерти можно получить доступ к неким тайным банкам данных. Но никто не может помнить свою собственную смерть.

За секунду до того, как размягченная ртуть начала стекать с ножек его микросхем, вопрос пришел, а вслед за ним и ответ… ответ, который Ральф безуспешно искал и не мог найти в течение тридцати шести циклов переселения.

«Что такое то, что есть я?»

«Свет, который всюду».

Торчок проснулся от укола иглы. Грязь во сне… всю ночь сплошная коричневая грязь. Он попытался протереть глаза, но не смог двинуть руками. Что это, снова сон о параличе? Только не это! Что за иголка колет его в руку?

Он открыл глаза. Его тела не было, оно исчезло. Все, что от него осталось, – это голова посреди круглого красного стола. Вокруг него люди, они смотрят на него. Какие-то чувырлы. С ними чикса, с которой он кувыркался всю…

– Очухался? – спросила его чикса со странно-мягким участием. Глаза у девицы черные как уголь.

Торчок не торопился отвечать. Он помнил, как чикса привела его к себе домой. Ее коттедж был дальше по пляжу. После этого они что-то пили – вроде синтетический бурбон. Он здорово набрался и, наверное, вырубился потом. Но прежде обо что-то спотыкался и что-то ломал – это было одно из последних его воспоминаний. Кажется, это был головизор. Он топтал ногами силиконовые чипы и орал. На кого он орал-то?

– Голова болит? Сейчас полегчает, – сообщила ему чикса все тем же участливым фальшивым тоном. Где-то в доме заскулил пудель. Торчок вспомнил, что давеча здорово приложил шавку, пнул ее так, что та улетела через комнату по правильной вытянутой параболической траектории. Потом, похоже, от него досталось и чиксе.

Сидящий перед ним в шезлонге здоровенный жирный мужик приподнялся и пересел поудобнее. Мужик был без рубашки, с зеркальными очками, сдвинутыми на нос, и колючим ежиком волос на голове. Начинался еще один жаркий день.

Мужик задел ботинком ногу Торчка. Значит, тело у него еще есть. Он был связан, засунут под стол с выпиленной круглой дыркой в середине раздвижной крышки, из которой торчала его голова. Вот такая петрушка. Крышка стола была плотно сдвинута, так, чтобы Торчок мог удерживаться за края дырки подбородком и затылком и не провалиться вниз.

– Спеленали как теленка, – наконец проскрипел он. На крышке стола прямо перед ним лежало какое-то ужасное приспособление. Электрический шнур, змеящийся из устройства, был воткнут в розетку в стене. Торчок попытался выдавить из себя улыбку.

– Какие дела? Вы взъелись на меня из-за телека? Так я вам свой отдам.

Может, он покалечил их шавку? Насколько Торчок сейчас мог это вспомнить, после пинка пудель был в норме, бегал и скулил.

Кроме чиксы, никто на него не смотрел. Впечатление было таким, словно эти люди стыдились того, что сотворили с ним. Или собираются сотворить. Вещество, которое они ему вкололи, начало действовать. По мере того как его мозги оживали и ток мыслей ускорялся, происходящее вокруг него замедлялось. По крайней мере, так казалось. С сонной замедленностью голый по пояс жирдяй поднялся из своего шезлонга и прошелся по комнате. На спине у него была татуировка, какие-то слова. Какой-то дурацкий рэп про ад. Трудно было прочитать. Мужик разжирел уже после того, как сделал себе наколку, и теперь буквы надписи уродливо расползлись.

– Что вы хотите? – снова подал голос Торчок. – Что вы собираетесь со мной сделать?

Считая чиксу, кроме него, в комнате было пять человек. Трое мужчин и две женщины. Волосы старшей женщины были выкрашены в ярко-красный и зеленый цвет перышками. Чикса, его ровесница, была здесь единственной приличной на вид. Его поймали на живца.

– Травки хорошей кто хочет? – откашлявшись, спросил второй мужик, с бородкой клинышком и оспяным лицом. На шее у него блестел толстый никелированный ошейник с выдавленным заглавными буквами именем. БЕРДУ. Под ошейником у оспяного на кожаном ремешке болтался открытый портсигар-патронташ, набитый скрученными вручную сигаретами.

– Только не я, – откликнулся Торчок. – Я торчу от жизни.

Никто не засмеялся.