Самое опасное место – это вход в общагу. А представьте, если бы сон вахтерши не был таким сладким и глубоким, и она бы увидела шествующих друг за другом сухопарых и совершенно голых ахиллов и гераклов? Жалко бабушку! А ведь ей еще нужно поставить на ноги внуков.
Когда прошли мимо, вздохнули с облегчением, но бесшумно. Выдох сделали через уши. Путь на Олимп только начинался.
Кто жил в общаге, тот знает, что настоящая жизнь там начинается только с полуночи. Перед этим хорошо выспятся на лекциях, после несытного обеда и перед полуночью.
У кого-то просыпается аппетит, у кого-то первородный инстинкт и он отправляется на поиски, кому-то просто делать нечего, и он не знает, чем заняться и начинает искать приключения на одно место. Завтра будет уйма времени выспаться на лекциях и семинарах. В этом и заключалась величайшая опасность и героизм, проявленный нашими пятикурсниками. Чтобы обрести такие качества, нужно пять лет получать высшее образование.
Им повезло. Как раз в эту ночь движения почему-то не было. Все сидели, а скорей всего лежали, по своим конурам.
Но на подходе к третьему этажу услышали голос. Это было подобно грому средь ясного неба. Хотели бежать вниз, но тут же решили, что лучше рвануть наверх к своей берлоге. Всё обошлось. Голоса не дошли до лестничной площадки, а завернули в какую-то комнату. Снова тишина. Фууу! Слышно только, как бьются сердца четырех. Четвертый этаж. Осталось почти ничего. Немного наверх, а потом по коридору. Тут… ну, блин! Таскает вас по ночам! Ну, чего вам не сидится дома? Чего вас носит? С коридора пятого этажа девичьи голоса, звонкие и веселые. Они надвигаются. Идут к лестнице.
Решили гераклы вниз. Там прижмутся, переждут грозу. И снова наверх, чтобы вдоль коридорчика. Тут и снизу по лестнице поднимаются девичьи голоса со смехом. Чего вот расходились? Совсем распустилась современная молодежь. Раньше как: посмотрели «Спокойной ночи, малыши» и баиньки.
Они туда-сюда, туда-сюда. А все ярко освещенные: и лестница, и коридоры. Электричества не экономят. Чтобы никто, спускаясь по лестнице или шествуя по коридору, не запнулся и ничего у себя не сломал.
В коридор ведут двустворчатые двери. Иного выхода нет. Спрятались они за дверями, трясутся и вспоминают бабушкину молитву: спаси и пронеси. Хотя и атеисты.
Вот девчонки сверху и снизу сходятся на этой площадке и начинают так визжать, что прервали крепкий рабочий сон вахтерши, которая закрутила головой. Такого визга за свою рабочую карьеру она еще не слыхала.
Парни не понимают, отчего девчонки так визжат. Их же не видно за дверями. Правда, почему-то сами они всё видят. А не только слышат, как они визжат. И чего так визжать? Тут до них доходит, что двери-то стеклянные. Раньше они на это не обращали внимания. Побежали бы в свои комнаты, но девчонки стоят визжат и никуда не уходят. Это, в конце концов, даже неделикатно с их стороны. Могли бы хотя отвернуться. Глаза у них большие, бесстрашные и целеустремленные. От визга, наверно. Ребята дрогнули и побежали, одной ладошкой прикрывая часть зада, а другой переда. На визг во всех комнатах открывались двери. Никогда коридор еще не видел столько людей.
Быстро прибывали с других этажей. Весть о голых пятикурсниках, как степной пожар, распространилась по всем студенческому городку. Особенно много было представительниц прекрасного пола из соседних общежитий. Они оказались более легкими на подъем. Вот чего не спится девкам по ночам? Кто-нибудь может объяснить? Будто специально не спали и ждали, когда побегут голые пятикурсники с первого этажа на пятый. Телепатия у них что ли какая-то? Или нюх собачий на это дело?
История получилась шумной. Несколько дней Академгородок только и говорил об этом.
2
ПРИШЕЛ, УНЮХАЛ, ПОДКОРМИЛСЯ
Баяндин Вова коренастый, рыжий и в очках.
По Фрейду человеком управляют два инстинкта: либидо и страх смерти. Так мог считать человек, не знавший Вовы. Не повезло Фрейду родиться позднее, тогда его учение выглядело бы более научным.
Вовой двигало две страсти: еда и история. Если бы Фрейд знал его, то и психоанализ выглядел бы иначе. Но простим старику. Он в этом всё-таки не виноват. Не повезло ему с рождением.
Если вторую страсть можно было удовлетворить лекциями и книжками, то первая была не удовлетворяемой. По крайней мере, с тех пор, как он поселился в общежитии. Точнее, удовлетворяемой не всегда и не в полном объеме, как Вове хотелось бы. Чтобы было понятней, объясню на другом примере. Это все равно, что вам отдается прекрасная дева. Если вам не нравится такая аналогия, можете пропустить ее. Только вы начинаете входить в азарт, она грубо и бесцеремонно заявляет: «Всё! довольно! На сегодня хватит! Хорошего помаленьку! А то приестся и будет не в радость. Не всё сразу! Как-нибудь в следующий раз! Откуда я знаю, когда будет в следующий!».
Обидно? Не то слово! Вот таковы были отношения Вовы с едой. Она заканчивалась в самый желанный момент. Поэтому он был постоянно в поиске. Даже сны ему снились с поисковым уклоном.
Духовная пища, конечно, может быть очень сытной. Иногда даже полезной. Не всем, правда.
И не для желудка.
Поэтому каждый вечер Володя выходит «мышковать». Аппетит у него отменный. Никак не соразмерный стипендии.
Словом «мышковать» он называл поиск пропитания. Любимой его пословицей была пословица про волка, которого ноги кормят. Вечером с кухни уносились кастрюли с супом, опустошался холодильник, комнаты запирались от незваных гостей, которые лучше татарина только тем, что не забирали весь продовольственный запас, не хватали девок в свои гаремы, кроме страшненьких и не рубили головы тем, кто посмел пикнуть или права качать. Нет! Нынешний гость гуманный.
Володя – не татарин. Хотя в каждом русском есть татарская кровь, если столько веков таскали татары русских женщин к себе. К нему относятся, как к баскаку, от которого лучше спрятаться и затаиться. Авось, минует нас чаша сия. Хотя, чтобы миновало, такого не припомнится. Мало самим. Аппетит же у Володи бездонный. Он съест столько, сколько есть на столе. А когда ничего не останется, сметет крошки и отправит их в рот.
Слава и Толя – четверокурсники-филологи. С четвертого курса расселяют по двое в одной комнатке. Толя из города. Из дома приезжает с унылым портфелем, в котором лишь конспекты и книжки. На выходные и праздники он ездит домой, а в понедельник возвращается. Слава, груженный, как ишак, приезжает из деревни, которая в далеком районе. Привезти легче, чем сохранить, использовать только для собственной пользы и желудка. К деревенским отношение особое. Они везут из дома еду.
Вечером Слава жарит картошку на сале. Для него это самая вкусная еда. И предвкушает скорое наслаждение. Толя с книжкой. Больше он ничего не умеет делать, потому что он городской, то есть не приспособленный к практической жизни. Слава даже не осуждает его за это, но относится с пониманием. Деревня – становой хребет России. Парить, жарить, кипятить, варить можно только на кухне. Кухни есть на каждом этаже. Там стандартный набор: три электрических плиты и два холодильника.
В комнатах держать плитки и кипятильники запрещено. Время от времени устраиваются рейды по изъятию. Слава, как деревенский житель, привык жить не по законам, а по житейскому разуму. А здравый разум всегда выше любого закона. И хитрее. Этот здравый разум подсказывал ему, что готовить что-то на кухне, значит, готовить для других. И тогда того, что он приволок из деревни, не хватит и на неделю. Плитку днем он прячет под матрасом. А вечером, если нагрянет проверка, всегда приоткрыто окно для вентиляции. И плитка быстро оказывается за окном. Там для нее приготовлен крючок.
Везде ищут. Под тумбочками, под кроватями, но под подоконник с уличной стороны еще никто не догадался заглянуть. Вот вроде пахнет жареным, а ничего нет.
Толя и Слава переговариваются шепотом. Под порогом лежит пальто, чтобы запахи не улетучились. Но вот только сковородку не заставишь замолчать. Она шкворчит. Стреляет жиром. Но на плитку пальто не накинешь. И намордника не наденешь. Надеются, что пронесет.
