— Он воистину великолепен, а Себастьян дал мне немало ценных советов о подборе кормов и улучшении породы.
— Видимо, он специалист во всем. Разумеется, кроме женщин, — поспешил уточнить Майк.
— Почему вы так считаете?
— Себастьян не очень высоко оценил наших местных леди. По его словам, большинство из них легкомысленные кокетливые бабочки. Но так было до встречи с вами. Чтобы он изменил свои взгляды, я и представил его вам.
Иден была бы намного счастливее, если бы Майк этого не делал. Вот ведь беда: стоило только упомянуть о Себастьяне, как ни о чем другом она уже думать не могла. С удивлением она обнаружила, что с нетерпением ожидает его следующего визита. Трижды за последние несколько дней он заходил проведать ее подопечных и был с ней предельно вежлив и уважителен. Он ни разу не задержался дольше положенного, не подходил слишком близко, ничем ее не настораживал и не пугал и уходил, не упоминая о следующем визите.
— Кстати, а где мой кузен? Я рассчитывал застать его здесь. Он забрал свои вещи и уехал еще до моего возвращения с ярмарки.
— Не имею понятия. Оставив Араба на мое попечение, Себастьян иногда приезжает взглянуть на своего жеребца, проводит здесь не больше часа и снова уезжает.
— Наверное, он собирает по окрестностям ставки на предстоящие скачки, — предположил Майк. — Себастьян говорил, что лошади — самая большая его страсть. — Гость встал, и Иден пошла проводить его до экипажа. — Пойдемте в воскресенье со мной в церковь, — предложил он, неторопливо шагая по дорожке.
— Но я…
— Вам просто необходимо отвлечься, — продолжал Банкрофт. — Вы взвалили на свои плечи непосильный для женщины груз. Вам нужно на время отложить все обязанности, забыть об ответственности и порадовать себя чем-нибудь. Я заеду за вами. — Не дав ей возможности ни принять его предложение, ни отказаться от него, Майк сунул ей в руку пустой стакан, поцеловал в губы и вскочил в карету.
Экипаж скрылся за воротами. Иден провела по его губам кончиками пальцев — ничего, ни покалывания, ни теплоты, пробуждающей чувства. По какой-то необъяснимой причине Себастьян Сейбер был единственным мужчиной, превращавшим ее тело и душу в живой огонь. Иден тряхнула головой, чтобы избавиться от наваждения, и снова вернулась к битве с сорняками.
— Ты куда-то уходишь? — Иден взглянула на лестницу, где стоял Джеймс Пайк, одетый в синюю куртку, бриджи, носки и элегантные ботинки…
Ботинки и носки? Иден бросила недоумевающий взгляд на его ноги, спрятанные под бриджами. Она ничего не понимала! Джеймс тем временем, радуясь вновь обретенной уверенности, резво шагал по ступенькам.
— Всего вам доброго, Иден. — Он встал перед ней по стойке «смирно», а затем дважды отвесил церемонный поклон.
— Куда ты? Как?.. — только и смогла произнести она.
— Новые нога и одежда — подарки Себастьяна Сейбера. — Джеймс сделал вид, что снимает с рукава пылинку, и поправил галстук. — Он принес их, когда вы были на конюшне. — Джеймс расстегнул дорогую куртку и достал небольшой кошелек. — И еще он дал мне денег на дорогу.
Не в силах совладать с изумлением, Иден смотрела на Джеймса, а он, наклонившись, приподнял штанину и постучал костяшками пальцев по отполированному дереву.
— Полая нога с приделанной к ней полой ступней. Очень похожа на настоящую, правда? У Себастьяна множество талантов.
Иден не могла найти слов. Себастьян сделал протез и купил одежду человеку, с которым знаком всего несколько недель. Но почему, зачем?
— Теперь мне нужно благодарить двух ангелов-хранителей за свое возвращение к жизни, я всегда буду в неоплатном долгу у вас обоих.
Поцеловав Иден в лоб, Джеймс вышел из дома, а она опустилась в стоявшее рядом кресло, неверяще качая головой. В последние недели настроение се подопечного круто изменилось к лучшему: он прибыл к ней озлобленным, потерявшим надежду, а уходил полным желания жить. Поразительно!
— Поразительно! — Появившаяся в коридоре Мэгги эхом вторила мыслям Иден. — Теперь с ним все будет в порядке. Кстати, там, наверху, есть еще несколько ребят, у которых тоже резко поднялось настроение. — Мэгги усмехнулась недоумению Иден. — Пока вас не было, этот мистер Сейбер привез несколько разных протезов — руку с креплениями для Бенджамина, ступню для Тимоти и ногу для Эндрю. По их возгласам и смеху можно подумать, что наверху празднуют Рождество. — Экономка покачала курчавой головой. — Когда он принес подарки, они окрестили его святым Себастьяном.
Неужели таким способом он старается заслужить прощение за нанесенную ей обиду? Он говорил, что собирается искупить свою вину. Последние две недели Себастьян именно этим и занимался, и, надо признать, довольно удачно. Он поддерживал и ободрял раненых, а с ней обращался с такой предупредительностью и вежливостью, что ее мнение о нем явно стало склоняться к лучшему.
Нужно будет обязательно поблагодарить Себастьяна — разумеется, на некотором расстоянии, потому что, оказываясь от него ближе чем в трех шагах, Иден не могла поручиться за последствия. Да, он держал свое слово, больше не насмехался над ней и, являясь с визитами, всегда держался на почтительной дистанции. Она же хотела именно этого… разве не так? В до предела наполненной делами и заботами жизни Иден не было места для непонятных отношений с загадочным Себастьяном Сейбером. Но почему этот черноволосый красавец как по часам являлся ей в сновидениях каждую ночь? Кто бы помог ей ответить на этот вопрос?
Мэгги подсказала Себастьяну, где искать Иден, и он, к своему удивлению, нашел ее в одной из хижин, где жили рабы. Сидя на деревянном полу в волшебном озере пышных ярко-зеленых юбок, она занималась с детьми рабов; пока не работали в полях. Иден читала малышам сказку, а старшие ребята, передавая книгу по кругу, читали друг другу вслух. Прислонившись к стене, Себастьян наблюдал за Иден. В се обращении с детьми было что-то такое, от чего каждый ребенок чувствовал себя особенным и любимым. Точно так же она вела себя с ранеными солдатами, поддерживала их и возвращала им веру в себя.
Каждый раз, когда Себастьяну случалось бывать на плантации, он постигал новые черты се хозяйки и не переставал поражаться, скольких людей согревают доброта и щедрость Иден. Нужды и заботы окружающих явно занимали в ее жизни главенствующее место. Большинство плантаторов не желали учить своих рабов и слуг грамоте, Иден же следила, чтобы у нее все умели читать и писать. Он постоянно спрашивал себя, что движет ею, зачем ей добавлять эти хлопоты к массе своих ежедневных добрых дел.
Увидев стоявшего в небрежной позе Себастьяна, Иден попросила одного из старших мальчиков заменить ее и, поднявшись, с обычной своей обезоруживающей улыбкой подошла к гостю.
— Вы пришли за Арабом? — спросила она.
— Нет, я навещал раненых и решил перед уходом повидаться с вами. — Они, не сговариваясь, направились под раскидистые кроны росших неподалеку деревьев.
— У меня не было случая поблагодарить вас за подарки, которые вчера получил от вас Джеймс Пайк. Вы очень добры, что позаботились о нем и о других. Но откуда эти замечательные протезы?
— Я их сделал, — пожал плечами Себастьян.
— Вы? — Иден ошеломленно моргнула. — Боже милостивый, сколько же в вас скрытых талантов!
— По-видимому, я просто решил потягаться с вами по части благотворительности.
— Ну что ж, тогда, пожалуй, — Иден несколько натянуто усмехнулась, глядя на него сквозь веер густых ресниц, — мне следует простить вам то нелепое пари, которое вы заключили с Майком на ярмарке.
«Ах черт! Уж не мог Банкрофт умолчать об этом постыдном пари!»
— Это была глупость, — смущенно признал он. — Когда Майк подзадоривал меня, он был пьян в стельку. Это может служить ему оправданием, но я-то был трезв, и только мое самомнение заставило меня поддаться на эту провокацию. Надеюсь, вы понимаете, как я раскаиваюсь в своем поведении.
— Неужели нельзя было по-хорошему?
Себастьян покачал головой. Почти две недели он не осмеливался дотронуться до Иден, а сейчас не смог удержаться и не коснуться нежного подбородка. К его удивлению, она не шарахнулась в сторону, а только взглянула на него ясными голубыми глазами, и он сразу ощутил, что тонет в их бездонной глубине. Себастьян обнаружил, что вежливое уважение со стороны Иден только разжигает его неутоленный голод. Изображать джентльмена, которого она хотела в нем видеть, значило издеваться над его мужским естеством.