– Потому что он не хочет. Так мама говорит.

Я расстроенно вожу пальцем по звездочкам на одеяле.

– Глупость какая!

Полианна прижимает меня к себе, и мы раскачиваемся взад-вперед, как неваляшка. Я смеюсь в ее спортивную куртку с запахом пота и какао и вдруг понимаю, что всегда хотел иметь бабушку. С дедушкой, наверное, тоже здорово, но я не могу этого представить. Я его даже на фотографии не видел.

– Максий – самый замечательный человек на свете, – говорит Полианна. – Но твоя мама не разрешает ему тебя навещать.

– А почему? – удивляюсь я, вскидывая голову.

Из бабушкиного носа смешно торчат седые волоски, и мне становится весело, но Полианна выглядит серьезной.

– Это из-за меня, – вздыхает она, и моя голова поднимается и опускается вместе с ее грудью. Язычок молнии холодит ухо, которым я прижимаюсь к куртке, а второе слушает дождь. – Понимаешь, я очень люблю приключения и все время ухожу на их поиски, а твоей маме это не нравится. Она переживала, что я плохо на тебя повлияю, поэтому попросила твоего дедушку не дружить со мной, но он ее не послушал. Тогда они с твоей мамой поссорились, и она сказала, что не хочет видеть Максия в своем доме, раз он на моей стороне.

Смысл бабушкиных слов доходит до меня медленно, а когда доходит, внутри разливается что-то большое и теплое, даже ноги покалывает.

– Значит, дедушка все-таки хочет меня увидеть на самом деле?!

– Конечно, хочет! – кивает Полианна. – Но он не такой взбалмошный, как я, поэтому ни за что не полезет на третий этаж посреди ночи, чтобы встретиться с тобой. И он не придет к вам в гости, чтобы не расстроить твою маму. И даже открытку не пришлет, потому что не умеет заметать следы. Но это не значит, что он тебя не любит. Просто из-за меня вы пока не можете общаться. Но когда ты подрастешь, у тебя появится такая возможность. Через пару лет я отправлюсь в последнее долгое путешествие, а когда мы с тобой вновь увидимся, я уже буду маленьким деревцем, и твоя мама перестанет сердиться на меня.

Я вспоминаю, как мы с папой ходили в мемориальный парк прошлым летом и здоровались с его родителями. Они нам ничего не ответили. Просто шелестели листьями, как обычные гибискусы, поэтому я утыкаюсь в бабушку и реву:

– Зачем ты собралась перерождаться в дерево? Мы же только сегодня познакомились!

– Я не собираюсь перерождаться, – смеется Полианна, гладя меня по голове. – Но я очень люблю приключения, поэтому явно одеревенею раньше твоего деда. Ему будет очень одиноко, когда это произойдет, так что подружись с ним, ладно? Твоя мама к тому времени будет не против.

– Ладно, но не перерождайся подольше, – всхлипываю я. – Не хочу бабушку-дерево. Хочу бабушку-человека.

– Ты думаешь, я сплю и вижу, как бы поскорее пустить корни в землю? – Грудь Полианны содрогается от смеха, и я трясусь вместе с ней. – Да ни в жизни! Это же кошмар какой-то – стоять целый век на одном месте. Когда я почувствую, что пришло мое время, то совершу какое-нибудь мелкое преступление. Тогда меня посадят не в землю, а в горшок, и я все равно смогу путешествовать. Хотя бы с одного подоконника на другой.

– А почему тебя посадят в горшок?

Полианна пожимает плечами.

– Ну, это своего рода наказание для тех, кто преступил закон. Видишь ли, деревья в контейнерах живут не так долго, как в открытом грунте. Но зато их можно переносить с места на место. Меня это очень привлекает! И кстати, сохрани мой визит в секрете ото всех. Иначе я не смогу к тебе приходить. Ты слышишь?

– Слышу, – бормочу я, а у самого слипаются веки.

Мне снится, как мы бежим по пещере от Сахарного чудища, и Полианна стреляет в него из рогатки пустыми банками из-под шоколадной пасты.

Отделенный мир, Западный Гедон, г. Тизой,

11 кления 1025 г. эры гедонизма

Кто бы что ни говорил, а этим миром правят секреты.

Не гедонизм, не Раций с Витой и не Орланд наш, батюшка, Эвкали, а грязные секретики, которые люди тщательно скрывают. Если владеешь чужими тайнами – владеешь миром. Такова моя жизненная стратегия. Благодаря информации можно получить что угодно. И подчинить кого угодно.

Ладно, тут я погорячилась…

До Киана Камелии даже я не могу добраться.

Самое смешное, что живет он в Нулевке и, на первый взгляд, не имеет передо мной никаких преимуществ. У него нет ни высшего образования, ни таланика. А еще он младше меня на целый год – ему всего двадцать. Я до сих пор не могу понять, почему этот пещерный житель ни разу не поддавался моему гипнозу. Неужели из-за его мистических способностей?

Я не то чтобы прирожденная жертва шарлатанов. Просто для сбора информации не брезгую ничем и вполне готова использовать в своих целях даже то, чему не могу найти объяснение. И я такая не одна.

К Киану десятники вроде меня палеями стоят в очередях, поэтому надо записываться заранее. Мы договорились только на один сеанс в месяц, и я уже приходила к Кианчику в прошлую триону. Придется сильно постараться, чтобы не получить от ворот поворот. Вот почему прямо сейчас я пыхтела от усердия, таща в руках две тяжеленные коробки с вкусняшками, которыми собиралась умаслить пещерное божество.

Мощение в этом квартале было прямо как психика депрессивных людей – разрушенное и угрюмое, с грязными червоточинами между плиток. Гулять по здешним улочкам, где не ходят даже подвеснушки[11], – сомнительное удовольствие, особенно если ты на высоких каблуках. А я всегда на высоких каблуках. Когда росту в тебе всего полтора метра, трудновато смотреть на людей свысока, но я очень стараюсь.

С моим уровнем я могла бы заказать целый кортеж, не то что такси, но приходилось топать к Киану на своих двоих, чтобы не привлекать лишнего внимания, даже несмотря на то, что в Нулевке я давно свой человек.

Меня часто спрашивают, как я умудряюсь не терять удовольствие, торча в этой дыре. Я обычно говорю что-то вроде: «Благие цели перевешивают все минусы обстановки! Я ведь иду помогать людям!» На самом деле Нулевка не угнетает меня по двум причинам. Первая – мне ни капли не жаль неудачников. Это не мой мир и не мои проблемы, я до такого точно не докачусь. Да, я помогаю людям справляться с душевными травмами, но если буду примерять на себя шкуру каждого, то просто утону. Поэтому у меня, как у любого здравомыслящего психолога, отлично выстроена ментальная защита. Возможно, со временем она переросла в равнодушие, но так ведь удобнее, правда? Вторая причина – главные сокровища всегда зарыты в самых грязных пещерах. А я та еще охотница за кладами в людских головах. Так я и узнала о Камелии – закопавшись по горло в подсознание одного очень неприятного типка. И это, без сомнений, того стоило.

Всю дорогу я зевала в локоть, и даже розовые очки не придавали прелести этому утру. Ночью я вообще не спала, чтобы вытрясти из Халла информацию. Предпочла бы вместо этого вытрясти душу из Алика, а то он совсем обалдел. Но если среднюю блокировку мои девочки щелкали, как орешки, то Халла – совсем другой уровень. Тут мне пришлось заняться делом самой. Так что я мечтала о мягкой постельке, пока цокала каблуками по длинной улице, проходя мимо вывесок: «Общественная баня», «Бакалейная», «Рынок из рук в руки», в простонародье – барахолка, куда часто заезжал по работе наш Стрела.

Эви[12] мне как-то рассказывал, что слово «рынок» пришло к нам из тех древних времен, когда в мире еще водились деньги и ни еду, ни одежду не разрешали брать в магазинах просто так. Хотя тогда не существовало и уровней, можно было зайти в любое заведение, не прикладывая удольмер к сканеру. Прямо как тут, в Нулевке. Ниже нее падать просто некуда, поэтому тут сканеры не нужны.

Утро выдалось ясное и прохладное. Клены уже начали краснеть и понемногу сбрасывать листья. Недаром этот месяц назвали в их честь – клением. Здешним дворникам приходилось по старинке сметать их метлой и ссыпать ведрами в уличные мусороприемники. У нас, на десятом, работали специальные автономные машины, которые всасывали и тут же перерабатывали мусор внутри себя, а потом утилизировали спрессованные остатки. Поэтому, даже когда ударяли морозы и большая часть деревьев за ночь становилась голой, людям нечем было весело пошуршать с утра. Но зато там мне не приходилось сдирать листья со шпилек.