По молчаливому уговору с Властью мы ввели себе «плавающий» режим обучения. Не знаю откуда пришла команда - от нашего майора или из ЦК ВЛКСМ, но все шло для нас очень хорошо.
После встречей с французами я испытывал какое-то беспокойство, вроде как камешек в ботинке - вроде бы и можно идти, но вот не совсем удобно. Что-то, похоже, лежало у меня в глубинах памяти, что-то хотелось всплыть, но… Не получалось. Я поговорил с ребятами, но долгожданного «звяка» не случилось.
- Вот и мне тоже кажется, что кто-то еще было с Францией связанное, но... Не ухватывается.
- Черт... Придется опять вену подставлять. Наверняка что-то важное, если мы все об это помним.
- Знать бы что именно.
- Вот кольнемся - узнаем... Надо будет на майора выходить, проситься на процедуру...
Но проситься никого не пришлось. Майор и сам на наш вышел.
В один из дней мы вместе с нашими новыми товарищами поехали на «Мелодию» записывать вариант финальной песни. Все-таки профессионалы – это профессионалы. Нас мучали часа три, добиваясь того качества звука, который аппаратура могла записать на пластинку. Из раза в раз мы играли и пели, а звукоинженеры отыскивали в том, что мы делали изъяны и заставляли переделывать. Дошло до того, что наш барабанщик, как Ринго Стар заорал: «У меня уже волдыри на пальцах!», но это не помогло. Пришлось поиграть еще, зато все в итоге остались довольны.
А вот в итоге при выходе из студи нас встретил наш майор.
- С вами хочет увидеться Юрий Владимирович...
- Срочно?
- Через два дня. Устраивает?
Вопрос был всего лишь данью вежливости. Вроде бы мы одного поля ягоды – он и мы... Вот попробуй скажи «Нет. У нас контрольная...» Ведь даже в голову не придет... Хотя с другой стороны так скажешь и потом по контрольной «отлично» на автомате получишь. С Конторой не только мы шутить не смеем.
- Конечно... Только давайте через «Дальрыбу»...
- Что-то всплыло?
- Да вот не совсем, - с сожалением сказал Никита. – Барахтается что-то, но на берег не вылезает. Придется подстегнуть...
С «Дальрыбой» все прошло штатно. Укол - и наше оформленное воспоминание о Франции сформировалось в предсказание. Говорить майору мы ничего не стали – кто его знает, какая у него степень посвящения в эти дела и придержали информацию до встречи с Андроповым. Один-два дня роли не играли.
В назначенный день мы отпросились с занятий и Кусковским парком двинулись в сторону железнодорожной станции и далее к метро.
Когда мы оставались совсем одни и риск прослушивания был для нас минимален, мы рассуждали о том, каким образом мы почувствуем, что выдаваемая нами информация меняет нынешнею историю. Ведь проявления, если они последуют, не могли ограничиться только новыми песенками, которые звучали в эфире «Маяка», должно было бы меняться что-то серьезное. Но пока ничего подобного не происходило. Никаких революционных изменений не наблюдалось. Все мы внимательно читали партийную и комсомольскую прессу в надежде уловить какие-то колебания политического курса Власти, но… Очень хорошо наше общее настроение сформулировал Никита.
- Я чувствую себя грозоотметчиком Попова в ясный погожий денек. Тишь и благодать, а ведь наверняка где-то гремит гром, сверкают молнии. Что-то меняется…
- Или не сверкает и не меняется...- меланхолично отозвался Сергей. - Я думаю, что, несмотря на их заверения, они нам еще не совсем поверили в нас.
- Несмотря на все то, что мы рассказали? – удивился я. - Про всех шпионов и прочее?
- Да. Точнее, они и хотели бы поверить, но не решаются. Это ведь страшно внезапно понять, что дело все твоей жизни оказалось и не делом вовсе, а сплошной ошибкой молодости. Ведь для них, для настоящих коммунистов, это картина пост Апокалипсиса. Конец всему…
- Типа, думают, что как-то все само собой рассосётся?
- Ну, типа того…
- И что предлагаете делать?
- А что тут поделаешь? Ждать, снабжать их информацией…
Несколько минут мы шли молча, думая о будущем.
- Если уж и Андропов нас не до конца верит, то что говорить о тех, кто нас вообще не знает и в глаза не видел. Нас Юрий Владимирович проверял, а уж если дело дойдет до Политбюро…
Никита вздохнул и сморщился, вроде съел что-то кислое.
- Там нам придется еще раз проходить по этому кругу.
- В смысле?
- Нам придется и им доказывать, что мы не фейк, созданный ЦРУ и наша информация имеет ценность.
- А что их, по-вашему, может убедить?
- А кто его знает? Даже если мы припомним, кто из них когда помрет, то поверят они нам в лучшем случае после того, как половина из них упокоится…
- Да… С Андроповым было проще. У него имелись тайны, на знании которых можно было играть, а тут…
- У них наверняка тоже есть, но кто из нас интересовался биографиями членов Политрбюро? Никто… Даже если мы скажем, что кто-то из них занимался в детстве рукоблудием, то это не станет доводом для других.
- Значит надо придумать нечто убедительное… Такое, чтоб могли подтвердить многие свидетели.
- Ты себе представляет, как это можно сделать?
- Я представляю, что это будет нужно как-то сделать…
Мы замолчали, осмысливая сложность вставшей перед нами задачи.
- А «Алло вы ищем таланты» в записи пойдет или в прямом эфире? – невпопад спросил Сергей.
- В записи разумеется…
Сергей медленно покивал.
- То, что нужно. Пока не скажу, но есть идейка, как обыграть этот момент в нашу пользу.
- Кстати, надо поинтересоваться, что там и как.
- Да Бог с ней, с передачей. Что делать будем? Может быть, подкинуть Андропову какую-то идею…
- Может быть, посоветуем в «Правде» дискуссию развернуть?
- Типа есть ли альтернатива советскому социализму?
- Ну да. Может или нет быть несколько его моделей, или модель только одна, наша?
Скатав снежок, Никита бросил его в дерево. Попал.
- Нет. Я в действенность таких дискуссий не верю. Я не дискуссий и изменения риторики в партийной прессе жду, а череды некрологов.
Мы с Сергеем переглянулись.
- Чьих?
Спокойно и как-то даже буднично, сказал Никита
- Членов Политбюро.
Справа от нас стоял заснеженный лес, а слева, через дорогу, тянулся кирпичный забор, перед которым стояли редкие елочки. Это все отчасти напоминало кремлёвскую стену и не исключено, что именно эта картина подтолкнула Никитину фантазию.
Вторым снежком он поразил второе дерево.
- Если он точно убедится, что тот путь, которым сейчас идет страна, приведет её к печальному концу, то ему придется менять, если не все, но очень многое, а те мудрые старцы, портреты которых мы таскаем на демонстрациях, вряд ли захотят перемен. Они на них просто не способны. Они же в догмах, как в орденах и в званиях, и переубедить их нам вряд ли удастся.
- Ну зачем же такие кровожадные крайности? – возразил я. – Ведь можно избрать другой путь.
- Ну?
- Собрать это самое Политбюро и предъявить им нас. И только после этого…
- Вот так вот просто? – перебил меня Никита и тут же поправился. - А с какой формулировкой?
По тону вопроса видно было, что он из разряда риторических. Так и получилось. Наш поэт прищурился и сформулировал:
- «Нам из недалекого будущего, которого, сами понимание, еще нет, но в котором уже должен находиться построенный советскими людьми Коммунизм, чудесным образом залетели трое старичков, которые рассказали, что мы тут все ошиблись и ничего путного мы не построили… А получился муляж из говна и палок под названием Развитой Социализм»?
Никита весело взглянул на Сергея, ожидая его реакции.
- Да,- согласился тот, повернувшись ко мне. – Не поверят. Мало того, что это пойдет поперек Маркса с Энгельсом, в которых они все верят, так ведь и путешествия во времени тут проходят по разделу фантастики… Тут не математика. Минус на минус тут не плюс дадут, а глубокий минус. И засунут они этот глубокий минус в глубокий анус. И не исключено, что именно нам и засунут.
