7. Фрейд показал, что эта воображаемая функция фаллоса является стержнем символического процесса, который завершает у обоих полов сомнение в половой принадлежности, вызванное комплексом кастрации.

Нынешнее затушевывание этой функции фаллоса (сведенной к роли партобъекта) в психоаналитическом концерте - просто следствие глубокой мистификации, в которой культура держит его символ, в том смысле, что само язычество производило его только в кульминации своих самых тайных мистерий.

Действительно, в субъективной экономике, управляемой, как мы видим бессознательным, это означающее вызывается только тем, что мы называем метафорой, в частности, отцовской метафорой

И это приводит нас, поскольку именно с миссис Макалпайн мы решили начать этот диалог, к ее потребности обратиться к "гелиолитизму", с помощью которого она утверждает, что видит кодификацию деторождения в доэдиповой культуре, в которой детородная функция отца ускользает.

Все, что можно продвинуть в этом направлении, в какой бы форме это ни происходило, лишь подчеркнет означающую функцию, которая обусловливает отцовство.

Ведь в другом споре, относящемся к тому времени, когда психоаналитики еще сомневались в своей доктрине, доктор Эрнест Джонс, сделав замечание, которое было более уместным, чем его предыдущее, привел не менее неуместный аргумент.

Касаясь, по сути, состояния верований в некоем австралийском племени, он отказывается признать, что какой-либо коллектив мужчин может не признавать тот факт, что, за некоторыми загадочными исключениями, ни одна женщина не рожает ребенка, не пережив коитуса, или даже не знать о промежутке времени между этими двумя событиями. Ибо заслуга, которая, как мне кажется, вполне законно возлагается на человеческие способности наблюдать реальное, заключается именно в том, что не имеет ни малейшего значения в этом вопросе.

Ведь если того требует символический контекст, отцовство все равно будет приписано тому, что женщина встретила духа у какого-то фонтана или скалы, в которой он якобы живет.

Именно это, безусловно, свидетельствует о том, что приписывание деторождения отцу может быть лишь эффектом чистого означающего, признанием не реального отца, а того, что религия научила нас называть Именем Отца.

Конечно, для того, чтобы быть отцом, не нужно знака, так же как и для того, чтобы быть мертвым, но без знака никто никогда ничего не узнал бы ни об одном из этих состояний бытия.

Пользуясь случаем, я хотел бы напомнить тем, кого не удается убедить искать в текстах Фрейда продолжение того просвещения, которое дают им их педагоги, как настойчиво Фрейд подчеркивает близость двух означающих отношений, о которых я только что говорил, всякий раз, когда невротический субъект (особенно навязчивый) проявляет эту близость через соединение тем отца и смерти

Как, в самом деле, Фрейд мог не признать такого родства, когда необходимость его рефлексии заставила его связать появление сигнификата Отца, автора Закона, со смертью, даже с убийством Отца - показывая тем самым, что если это убийство является плодотворным моментом долга, через который субъект связывает себя на всю жизнь с Законом, то символический Отец, в той мере, в какой он обозначает этот Закон, является мертвым Отцом.

IV путь Шребера

1. Теперь мы можем проникнуть в субъективность бреда Шребера.

Значимость фаллоса, как я уже говорил, должна быть вызвана в воображении субъекта отцовской метафорой.

Это имеет точное значение в экономике означающего, формализация которого, которую я могу не более чем обозначить здесь, но которая будет знакома тем из вас, кто будет присутствовать на семинаре, который я провожу в этом году, посвященном формациям бессознательного. А именно: формула метафоры, или знакового замещения:

в которой заглавные буквы Ss являются сигнификатами, x - неизвестным сигнификатом, а s - сигнификатом, индуцированным метафорой, которая состоит в замене в сигнификативной цепочке S на S′. Элизия S′, представленная здесь штрихом через нее, является условием успеха метафоры.

Это в равной степени относится и к метафоре Имени Отца, то есть к метафоре, которая заменяет это Имя на место, впервые символизированное операцией отсутствия матери.

Попробуем теперь представить себе обстоятельство субъективной позиции, в которой на обращение "Имя Отца" отвечает не отсутствие реального отца, ибо это отсутствие более чем совместимо с присутствием означающего, а неадекватность самого означающего.

Такая концепция не должна удивлять. Присутствие означающего в Другом - это, по сути, присутствие, обычно закрытое для субъекта, поскольку оно обычно пребывает в состоянии подавления (verdrängt), и поскольку оттуда оно настаивает на репрезентации себя в означаемом посредством принуждения к повторению (Wiederholungszwang).

Давайте извлечем из нескольких текстов Фрейда термин, который достаточно артикулирован в них, чтобы сделать их неоправданными, если этот термин не обозначает в них функцию бессознательного, отличную от репрессированного. Примем за доказательство суть моего семинара по психозам, а именно, что этот термин обозначает самое необходимое следствие из его мысли о феномене психоза: этот термин - Verwerfung (обращение).

Оно артикулируется в этом регистре как отсутствие того Bejahung, или суждения атрибуции, которое Фрейд выставляет в качестве необходимого прецедента для любого возможного применения Verneinung (отрицания), которое он противопоставляет ему как суждение существования: тогда как вся статья, из которой он вычленяет это Verneinung как элемент аналитического опыта, демонстрирует в нем апологию самого означающего, которое он аннулирует.

Таким образом, именно на знаке лежит первозданный Bejahung, и другие тексты позволяют нам это признать, в частности, письмо 52 из переписки Флисса, в котором он прямо выделяется как термин первоначального восприятия под именем знака, Zeichen.

Verwerfung, таким образом, мы будем считать закрытием означающего. Точке, в которой называется Имя Отца - мы увидим, как - может соответствовать в Другом, таким образом, простое отверстие, которое, в силу неадекватности метафорического эффекта, будет провоцировать соответствующее отверстие в месте фаллической сигнификации.

Это единственная форма, в которой мы можем концептуализировать то, что Шребер показывает нам как результат повреждений, которые он в состоянии раскрыть лишь частично и в которых, по его словам, вместе с именами Флехсига и Шребера существенную роль играет термин "душегубство" (Seelenmord: S. 22-II).

Ясно, что перед нами - расстройство, вызванное самым личным моментом между субъектом и его ощущением себя живым; цензура, изуродовавшая текст до упомянутого Шребером добавления к несколько искаженным объяснениям его метода, заставляет думать, что он связывал с именами живых людей факты, которые не могли быть опубликованы в силу условностей того времени. Более того, следующая глава отсутствует полностью, и Фрейду пришлось довольствоваться проницательностью в отношении аллюзий на"Фауста", "Фрейшютца" и "Манфреда" Байрона, произведения (из которого, как он полагает, было заимствовано имя Аримана, одно из апофатических изображений Бога в бреде Шребера), которое, как ему казалось, черпало в этой ссылке всю ценность своей темы, а именно: герой умирает от проклятия, наложенного на него смертью объекта братского кровосмешения.

Для меня, поскольку я, как и Фрейд, решил довериться тексту, который, за исключением этих нескольких искажений, достойных сожаления, остается документом, чьи гарантии достоверности не имеют себе равных, именно в самой продвинутой форме бреда, выражением которой является эта книга, я попытаюсь показать структуру, которая окажется схожей с самим процессом психоза.