– Я тебе уже говорила – менять фигуру.

– Что в ней не так? И для чего ты это делаешь?

– Ты не ответил на мой вопрос, но задал два своих. Нечестно, – фыркнула я.

– Тогда оставим все вопросы висеть в воздухе.

Южная ночь все плотнее укутывала нас своим покрывалом, донося ароматы цветущих розовых кустов, которые любовно разводила Ольга.

Звезды мелко подрагивали, будто хотели что-то сказать, но не могли решиться и сотрясались от распирающего их желания.

– Вот и месяц-потеряшка вернулся на небо, – Марк повернулся ко мне лицо. – Ты ждала его?

– На самом деле, я ждала луну. Совсем забыла, что сегодня новолуние. Но месяц даже лучше.

– Месяц. Потанцуй со мною, месяц, – пробормотал Марк знакомую фразу. – Смотреть на ночное небо мне нравится больше, чем на закат. В ночи есть очарование и секреты, которых не найти в падающем за горизонт солнце.

– У тебя есть секреты, Марк? И что это за фраза про месяц? Ты второй раз ее произносишь.

– Теперь с твоей стороны два вопроса и ни одного ответа на мои. Жульничаешь, Даша.

– Окей, ответь на мой вопрос про твою фразу, и я отвечу на любой твой, – согласилась я.

– Смотри, сама предложила, – хмыкнул мужчина. Снял свою руку с груди, нашел на одеяле мою ладонь и переплел наши пальцы.

– Мне было шестнадцать, последнее лето перед выпускным классом школы. Родители решили поехать отдохнуть на юг и потащили меня с собой. Я ужасно не хотел. Какой юг, когда все мои друзья остались в Москве и собирались все лето оттягиваться по полной!

Но как я не упирался, мама нашла аргументы, чтобы убедить меня, и я поехал с ней и отцом.

Абхазия тогда была… совсем другой: только окончилась война, кругом разруха, сервиса ноль…

В общем, ужас, от которого мама первая взвыла и на третий день принялась убеждать отца вернуться домой. А мне неожиданно понравилось.

– Так ты, поэтому приехал сюда? Воспоминания детства? – я попыталась вытащить свои пальцы из его ладони. Невозможно было так лежать, чувствуя, как заходится сердце от его слов и спокойных прикосновений.

– Не дергайся, Даша, – Марк покрепче перехватил мою ладонь и погладил большим пальцем по косточке на запястье. – Я собираюсь рассказать тебе то, что не рассказывал никому в жизни. Можно сказать, буду душу выворачивать.

Помолчал и продолжил:

– Рядом с нами, в соседней комнате поселилась семья – мама, папа и девочка лет семи-восьми. Худющая, белобрысая и удивительно острая на язык, несмотря на свой детский возраст. У нее были сине-зеленые глаза, огромные, как блюдца – почти на половину ее худенького личика.

– И что, неужели ты в нее влюбился? – не удержалась я.

– Она, – Марк снова повернул ко мне голову: – Она влюбилась и бегала за мной хвостиком. Приносила мне какие-то детские подарки – яблоко, там, или конфету. Или ракушку, которую нашла на берегу. В общем, по ней все было видно.

– А ты?

– А мне было шестнадцать, и такие соплячки меня не интересовали, – Марк замолчал, и я тоже.

Просто ждала продолжения, удивляясь, почему небо, на которое я упорно смотрела, вдруг задрожало и подернулось влажной пленкой.

– К тому же в соседнем доме как раз поселилась еще одна семья, и с ними была девочка моего возраста, или даже чуть старше. Хорошенькая, и вполне соответствовала моим интересам. В общем…

– В общем, ты жестоко послал бедную, влюбленную в тебя крошку, – закончила я за него.

Горячие пальцы крепко сжали мою дернувшуюся прочь ладонь:

– Не совсем так, но близко. А однажды вечером девчонка подсунула мне красиво свернутый лист бумаги и, печально глянув своими глазами-блюдцами, умчалась. Это были стихи, которые начинались с этих слов: «Потанцуй со мною, месяц».

Той же ночью отцу позвонили – умер мой дедушка, и еще до рассвета мы сели в машину и уехали. Даже не попрощались ни с кем из соседей.

В суете сборов я оставил листок со стихами на подоконнике в общем коридоре.

Наверняка дома я засунул бы этот листок куда-нибудь. Да в любом случае потерял бы со временем. Но все равно, мне было неловко, что я бросил его там на окне.

– И что дальше? – я стиснула пальцы так, что, наверное, ему стало больно. Плевать, все равно, мне было больнее.

– Ничего. Мы вернулись домой. Похоронили дедушку. Я окончил школу, поступил в университет. Но иногда, когда вспоминаю эти стихи про месяц, думаю о том, как сложилась жизнь у этой девочки.

– Уверена, с ней все в порядке, – я все-таки вытащила свою ладонь из его пальцев. – У многих в детстве была похожая трагедия, и ничего, все живы. Наверняка девочка выросла, выучилась, благополучно вышла замуж и счастлива.

– Уже поздно. Думаю, мне пора, – я откатилась от плеча Марка и встала. – Может, хоть сегодня удастся выспаться.

Марк поднялся и глядя, как я собираю с песка вещи, негромко прочитал:

Потанцуй со мною, месяц,

Не смотри с небес с укором.

Этот танец быстр и весел —

Будем танцевать с задором.

Шагнул ко мне и, приподняв теплыми пальцами мой подбородок, произнес:

– Надеюсь, ты действительно счастлива, девочка Даша.

Такое же идеальное, как и семнадцать лет назад, лицо приблизилось к моему.

Губ коснулось горячее, пахнущее хорошим вином дыхание, и тут же к ним прижались твердые, гладкие, безумно приятные мужские губы.

Сначала легко, будто нехотя или по обязанности. И через мгновение совсем по-другому – требовательно, захватывая нижнюю губу. И уже легче верхнюю, мягко очерчивая ее край кончиком влажного языка. Нежно заглаживая, будто извиняясь.

На мгновение Марк отстранился, заглянул мне в лицо, снова прижался и мягко погладил губами мои губы:

– Сегодня ночью я уезжаю. Прощай, девочка Даша.

Марк давно ушел, а я все стояла, бессмысленно рассматривая скрывшую его темноту. В голове крутились дурацкие строчки моих детских стихов:

Посмотри в глаза мне, месяц.

Среди звёзд я затерялась.

Даже если мы расстались,

Эта песенка осталась… (*)

– Прощай, Марк. Уверена, ты всегда будешь счастлив…

__________

(*) Автор стихов Натали Мед

Третий день лил дождь, сделав мир блекло-серым и хмурым, словно погода решила поддержать мое унылое настроение.

Вчера пришли месячные, вызвав уже ставшие привычными боли в животе и желание с головой залезть под одеяло, проведя так все ближайшие дни.

Наверное, впервые в жизни мне не хотелось есть и видеть людей.

Ольга несколько раз звала меня присоединиться к ней и Миграну, соблазняя кофе и пахлавой. Но я каждый раз отказывалась, и, в конце концов, она оставила меня в покое.

Третий день я сидела в кресле у окна, и час за часом упорно смотрела на бесцветное, безликое море, дожидаясь хоть какого-то просвета в небе.

Каждые пять минут брала в руки телефон, проверяя, нет ли пропущенных звонков или незамеченных сообщений. Не знаю, чьего именно звонка я ждала – мужа или лучшей подруги.

Или Марка…

Это было нелепо и смешно, но я снова была той восьмилетней девочкой с тощими ногами, влюбившейся в красивого мальчика вдвое старше себя, в Марка Бахтина, и ждущей, что он обратит на нее внимание.

Я сразу узнала его там, на пляже, когда сидела в воде, а он стоял на берегу и, так же как в детстве, смотрел мимо меня.

Он почти не изменился, особенно глаза.

Хотя нет, конечно, стал другим – выше, крупнее, взрослее. Обзавелся бронебойной аурой уверенного в себе мужчины, которую так любят женщины.

И лицо изменилось – уже не мальчишеское, с почти детскими, смазанными чертами. Сейчас оно уверенно вылеплено, с той немного хищной привлекательностью, которая появляется у мужчин, самостоятельно сделавших и себя, и свои деньги.

Надо же, семнадцать лет прошло, я давно взрослая, состоявшаяся женщина. Но стоило увидеть его, и я опять очутилась в коридоре дома, где мои родители тем летом снимали комнату. Стою, и, умирая от отчаяния, смотрю на подоконник, где лежит небрежно скомканный листок с моими стихами…