– Иди-иди, чего стоишь! Уважь Бакуню, пока он нам дом вверх ногами не перевернул.
– Почему именно я, деда? – обиженно пробурчала Веселина. – Он меня вообще не жалует. Ты сам и сходи, он тебя больше всех любит.
Дедушка тут же засуетился и, схватившись за свой неизменный посох, с тихим шарканьем поспешил к двери. Вид у него при этом сделался такой занятой, будто бы с утра пораньше к нему вдруг выстроилась очередь из заболевших односельчан, которым всем, как одному, нужен был его лекарский совет.
– Так вот и наладь с ним дружбу, Линочка. А я делами займусь, так что, – он лукаво кивнул в сторону печки. – Займись и ты чем-нибудь полезным.
И скрылся, хлопнув дверью. Веселина от отчаяния готова была разрыдаться, но едва ли это хоть как-то повлияло бы на ситуацию. Устало вздохнув, она, удобнее перехватив горшочек с кашей, приблизилась к печке, – от неё веяло теплом и дымом. Она с показательным стуком опустила кашу вместе с молоком на шесток и, взяв кочергу, легонько постучала по камню. За печью что-то громко зашуршало, закопошилось и, наконец, показалась лохматая светлая голова. Обиженные голубые глаза на волосатом лице разглядеть было сложно, но она чувствовала, как они буравили её недоверчивым взглядом.
– Ну, и чего ты такой хмурый? Помним мы про твои именины, – Лина кивнула на угощения. – Мама сегодня с утра кинулась готовить тебе гостинцы, а ты, нетерпеливый, чуть весь дом нам не перевернул!
Волосатая голова лишь демонстративно фыркнула в ответ на её слова. Веселина едва сдержала раздраженный вздох, понимая, что грубить духу-хранителю очага никак нельзя. В детстве она однажды обидела Бакуню, сказав в его адрес кое-что довольно грубое. И всё бы ничего, так тот после этого весь год подкидывал ей в постель всяких гадов, вроде жучков и змей. Серьёзно навредить они, быть может, и не могли, но Лина от одного их вида впадала в такой ор, что вся изба сотрясалась вместе с ней. Спать она тогда боялась до ужаса, а прощение вымаливала чуть ли не на коленях. С тех пор отношения у неё с их личным Домовым не ладились…
Вот и сейчас это лохматое чудо смотрело на неё так, будто она была воровкой, пробравшейся в его обитель.
– Можно и пораньше было угостить! – недовольно заявила мохнатая голова. – Я с утра жду и жду, жду и жду. Чуть с голоду не помер! Доведёте же, изверги!
Сперва из-за печки высунулась рука с цепкими когтистыми пальцами, а за ней – нога с острой выпирающей коленкой. Домовые были созданиями маленькими, размером не превышающими трёхгодовалого ребёнка, но конечности почему-то имели непропорционально длинные. А ещё, в отличие от детей, были они все настолько волосатые, что напоминали старый пенёк, обросший мхом. Или скатавшийся комок шерсти на ножках – тут уж кому как. И, пожалуй, выглядело это чудо-юдо и правда забавно – только обижалось на любые шутки моментально. Веселина, к своему несчастью, уже убедилась в этом на своём примере.
Она, подняв горшочек с кашей, торжественно протянула его Бакуне. В зарослях светлых волос проклюнулась довольная улыбка, и Домовой заинтересованно повёл носом, принюхиваясь к сладковатому аромату. Но брать угощение из её рук не спешил – ждал поздравлений.
– Дедушка-соседушка, ешь пироги – да наш дом береги, – смущенно сказала Веселина заученную с детства приговорку и слабо улыбнулась. – И с именинами тебя.
– Раз в году и ты, негодная девчонка, можешь порадовать мою старую душеньку! – довольно пропел Бакуня и ловко выхватил у неё кашу. – Спасибо за угощение хозяюшке Богдане!
Веселина с неудовольствием глянула на то, с каким аппетитом он отправил первую ложку в рот, но пререкаться не стала. И упоминать тот факт, что каша вообще-то готовилась под её чутким руководством, – тоже. Лишь тихо фыркнула себе под нос и, схватив шубу с лавки, направилась в сторону выхода. Но замерла, когда почувствовала цепкую хватку на своём запястье.
Бакуня смотрел на неё удивительно серьёзными голубыми глазами, в которых она впервые в жизни увидела нечто похожее на тревогу. Домовым была несвойственна трусость, но их маленькое домашнее чудо-юдо отчего-то слабо подрагивало.
– Берегись, Лина, беда к нам идёт. В лес сегодня – ни ногой. Помяни моё слово, что-то дурное случится совсем скоро… Что-то страшное!
Веселина окинула его внимательным взглядом, но к совету решила прислушаться. Матушка в детстве часто говорила ей, что Домовые всегда тонко чувствуют все изменения, происходящие в природе. Если поблизости ходит нечто страшное – они обязательно узнают об этом и дадут знак своим домашним. Несмотря на то, что духи-хранители рождались и умирали в одном доме, с которым были связаны незримой нитью, эти существа всё ещё оставались любимыми детьми Велеса, бога-покровителя мудрецов и волхвов. И им было ведомо гораздо больше, чем обычным людям.
Впрочем, Лина обычной никогда не была – и тоже чувствовала угрозу, мечом повисшую в воздухе.
– Всё хорошо, Бакуня, я знаю, – с улыбкой отозвалась она и ободряюще похлопала его по руке, прежде чем скрыться за дверью.
На улице искрился снег, и было белым-бело. Веселина без удивления посмотрела на соседский двор, со стороны которого доносились гневливые крики и возмущения. Видать, их курятник снова завалило по самую крышу, так что теперь приходилось откапывать его всем семейством. Впрочем, Лина надеялась этой участи избежать – уж больно не нравился ей соседский сынишка, голодным волком поглядывающий в её сторону. Она торопливо шмыгнула за ворота и направилась в сторону капища богини Макошь, которое, застыв неподвижной крепостью на заснеженном холме, пронзало заострёнными кольями небо. Тревожить богов во время приступов безделья – дело грешное, но Лина думала, что берегиня не прогневается, если она один разочек посидит в тишине и спокойствии подле её идола.
Но стоило ей миновать последнюю деревенскую избу, как прямо в затылок ей прилетело что-то мокрое и холодное. Веселина медленно обернулась и с раздражением уставилась на рыжеволосую бестию, которая довольно улыбалась и потирала красные замёрзшие руки. Рядом с ней покатывались со смеху малолетние безобразники, такие же рыжие и веснушчатые, как и их старшая сестра.
– Филонишь опять, подруженька? Негоже бросать односельчан в беде! Как тебе не стыдно? – лукаво протянула Любава.
– Да точно так же, как тебе, милая подруженька, – ухмыльнулась Веселина и запустила снежок прямо в румяное девичье лицо.
Детвора с визгом разбежалась во все стороны и принялась закидывать друг друга снегом. И вскоре им стало всё равно и на раскрасневшиеся от мороза ладони, и на холод, который злобно щипал за бледные щёки. Взрослые посматривали на них с едва заметным недовольством, но в зависти своей признаваться не желали, продолжая с силой налегать на лопату и сетовать на проклятущую зиму с её бесконечными снегами.
Когда они вдоволь наигрались, а рыжие бесята благополучно скрылись в избе, Лина с усталым вздохом рухнула прямо в сугроб, отчего её мокрые кудряшки стали ещё более тяжёлыми. Люба умостилась рядом с ней с плутоватой улыбочкой на красном, как спелое яблоко, лице.
– Продыху от тебя нет, – устало сказала Веселина, буравя собеседницу недовольным взглядом.
– Да будет тебе, зато весело! – махнула рукой Любава. – Не будь меня, ты сидела бы сейчас, как бирюк, на капище в полном одиночестве. Чего ж хорошего в этом?
– Тебе, быть может, и ничего хорошего. А мне там дышится спокойнее, – тихо отозвалась она и подула на продрогшие пальцы. – Силы там много. И видения чётче.
Люба хитро глянула на неё и проронила, не скрывая интереса:
– Скажи, Лин, а все волхвы могут видеть вещие сны, как ты?..
Веселина тут же повалила её за собой в снег и ладонью накрыла дрогнувшие девичьи губы. В орехово-карих глазах горело ничем не прикрытое раздражение и предупреждение: «Молчи, если без языка не хочешь остаться». Лина трижды прокляла болтливость этой бестолковой девицы и собственную глупую доверчивость, по вине которой она оказалась в этой неоднозначной ситуации. Волхвам нынче жилось тяжко, особенно тем, кто не пожелал служить князю. Люди их не жаловали, боялись, как огня, а нечисть, к сожалению, за своих не считала. Вот и метались они, зажатые, как меж двух огней. Если бы жители Берёзовки узнали о том, что в ней течёт кровь колдовского племени – погнали бы всю семью камнями и палками прочь из деревни.
