– Мы другого лекаря найдём, получше тебя, старый! Бей колдовское отродье!

Веселина в отчаянии наблюдала за тем, как несколько крепких молодцев скрутили её дедушку, и, не щадя, стали бить и истязать. Матушка со слезами на глазах бросилась к ним, но её откинули в снег, как тряпичную куклу.

– За что вы так с ним, изверги?! Да если бы не он, вы бы сейчас землю не топтали!

Лина чувствовала, как в её сердце зрело что-то тёмное и страшное. Она видела, как люди причиняли боль тем, кто был ей дорог, видела наслаждение в их взглядах, видела жажду крови. Перед ней стояли не люди – перед ней стояли звери в человечьем обличье, дикие и озлобленные, готовые рвать и терзать пойманную добычу. Но почему же именно они должны были терпеть эту боль сквозь сжатые зубы? Её дедушка не сделал ничего дурного, её сердобольная мать, которая всегда стремилась помочь каждому из них, – тем более. Но в конечном итоге именно они остались в дураках.

– Хватит!

Веселина кричала, но не слышала собственного крика. В её ушах звенел лишь дикий ветер, который прилетел со стороны леса. Он снёс с ног озверевших односельчан, разметав их по снегу, как пожухлые осенние листья. Они в ужасе воззрились на неё, дрожащие и жалкие. Сила, рождённая жестокостью, никогда не сравнится с силой, которая дарована свыше. Раньше Лине казалось, что у неё от волхвов лишь сны да видения, но сейчас она чувствовала, как ветер ласкался об её пальцы, словно прирученный зверь. Ярость травила сердце, порождала в ней жажду убийства. Веселине хотелось спалить всю деревню к чертям, разнести в щепки вместе с её проклятыми жителями, чтобы камня на камне не осталось. Сжечь их всех дотла за ту боль, которую они причинили её семье.

Но она отказывалась быть ещё одним витком в этом бесконечном цикле ненависти.

– Мы уйдём, – голос её зазвучал громче вьюги, и Лина улыбнулась. Но улыбка была такой же холодной, как и её гнев. – Ваша неблагодарность вернётся вам сторицей. Ни детям вашим, ни внукам, ни правнукам – никому более счастья не познать. Так и горите же в собственной ненависти! Отныне и вовеки веков не жить вам в покое!

Ветер взвыл – и погребальный костёр, прежде потухший, вдруг вновь вспыхнул, устремляясь к самому небу.

Глава 7

Берёзовка пылала в огне – и пламя это было ярче закатного зарева. Кричали женщины, плакали дети. Их горе растекалось по заснеженной земле тёплой кровью и запахом дыма. Для того чтобы смести с лица земли одно крохотное селение не нужна армия – достаточно пары волхвов.

– Молю, господин, пощади. Клянусь, не знаю, куда та девица ушла, – дрожащим голосом сказал староста, отчаянно хватаясь грязными пальцами за его пыльный дорожный плащ. – Она две ночи назад ушла! Никто её не трогал, Родом клянусь!

Мужчина с волосами цвета воронова крыла слушал его со снисходительной улыбкой. Отсвет огня отражался в его тёмных глазах – и ни капли сожаления в них не было. Лютобор лениво присел подле старика и заглянул в его лицо, искривлённое страхом и безумием, испачканное сажей и собственными пороками. Ему нравилось наблюдать за тем, как люди в минуты отчаяния клялись чем угодно, лишь бы сохранить свою шкуру. Они готовы продать свою жену, дочь, семью, дом – да что угодно – ради мизерной надежды. Эгоистичная человеческая натура всегда брала своё.

– Так ли уж и не трогал? – с любопытством протянул Лютобор и, склонив голову к плечу, ухмыльнулся. – А вороны мне нашептали, что вы, вроде как, камнями её отсюда гнали… А ведь девочка особенная, ведающая. Могла вам много блага принести.

– Брешут, брешут всё! Клянусь, не гнали, господин, не гнали!

– Братец, да что ты с ним всё лясы точишь?! Убей да и дело с концом, а то только время тратим на него!

Соня, деловито стряхнув с платья сажу и пепел, приблизилась к нему. Ветер растрепал её длинные тёмные волосы. Лютобор оглядел её с улыбкой и беззаботно мотнул рукой.

– Не торопись, Соня, старших уважать надобно, – засмеялся он, позволив капле колдовской крови соскользнуть с его пальца прямо в снег. В тёмных глазах полыхнул огонь. – Давай-ка ещё раз, старый… Куда могла направиться девица по имени Веселина? Думай быстрее, а то не ровен час – односельчане твои поднимутся. Но, как прежде, боюсь, вы уже не погутарите.

Где-то совсем рядом послышался сдавленный вой – но уже совсем нечеловечий. Заскрипели кости.

***

313 год Эпохи Тринадцати Государств. Пряценск. Год спустя.

Посещать княжеское вече было занятием, на удивление, утомительным. Стало оно таковым с тех пор, как князь Ратимир слёг с таинственным недугом, а всеми делами стала заправлять его ненаглядная супруга. Под её нетвёрдой рукой бояре распоясались совершенно, а слова жрецов перестали восприниматься за что-то существенное. Они просто собирались все в душном помещении, теснились, как сельди в бочке, и сотрясали воздух громкими возгласами о том о сём. Ян ненавидел пустословов – но вынужден был находиться в их обществе, как командир Громового взвода, и исполнять роль живой и изредка говорящей мебели. Впрочем, его слово имело вес ровно такой же, какой вес имела муха, севшая на лошадиную морду. Никакой, одним словом.

Княжеские палаты встретили его утончённой резьбой на стенах, сладким запахом благовоний, и дорогими багряными коврами. Такую роскошь, пожалуй, было даже жалко топтать своими походными сапогами. Ян хмыкнул, когда понял, что его грязная обувь оставляла весьма приметные следы на дорогой ткани, но не мог скрыть внутреннего довольства. Нет, он вовсе не желал добавить работы княжеским холопам, что вы! Просто на фоне чистеньких и упитанных бояр с их дорогими одеяниями, Ян наверняка выглядел как ворон в стае голубей. И его это, пожалуй, совершенно не смущало.

Вече проходило на верхнем этаже, в горнице, самом большом месте княжеского дома. И, судя по голосам, там уже собралось достаточно людей для того, чтобы они успели не только обменяться любезностями, но и переругаться. Право слово, даже на крестьянской свадьбе гости вели себя приличнее. Ян тихо прикрыл за собой дверь, и поморщился от того, с каким жаром и знанием дела спорили бояре.

– Как вы не понимаете, казна опустеет, если мы не поднимем подать! Нынче время такое, что нельзя никак иначе! Война на пороге!

– А о народе вы подумали, дражайший братец Вакула? Прежде, чем глупости свои городить, выйдете-ка за пределы столицы, загляните в деревеньки! Да поглядите, как люди наши нынче живут!

– Какую войну вы собираетесь вести сейчас, разрази вас Перун! Хотите крестьян от плугов оторвать?!

– Вы не понимаете, совсем не понимаете суть проблемы!..

Несмотря на нарочито обеспокоенный тон этих почтенных мужей, ни один из них уже давным-давно не покидал своих столичных владений. Стенания народа их, разумеется, волновали в последнюю очередь. Ян тяжело вздохнул и скрылся в углу горницы, надеясь остаться незамеченным вплоть до конца этого бесполезного события. Куда больше ему хотелось отправиться в казармы и забыться долгим беспробудным сном, потому что прошлую ночь он провёл, охотясь на сбрендившего ведьмака. Он, наигравшись с тёмным колдовством и окончательно потеряв остатки разума, без стеснения полез в дом к полюбившейся ему девице, которую непременно сгубил бы вместе со всей её семьёй. Но Ян, к несчастью, уже поджидал его неподалёку.

– Скучаешь, Ян?

Он выплыл из своих мыслей, и поднял взгляд. Седовласый старец в длинном белом балахоне смотрел на него с мягкой полуулыбкой. На груди у него виднелся вышитый алыми нитями символ с плавно изогнутыми лучами – Сваор. Жрец храма бога-прародителя Рода, казалось, застыл в одной временной петле – и с тех пор не менялся. Он выглядел также, как и одиннадцать лет назад, в Сорочьем лесу.

– Старейший, приветствую, – склонив голову, отозвался Ян и, отбросив ненужную никому вежливость, фыркнул: – Как же тут не скучать? Столько лицемерия кругом…

– Много лет минуло, пора бы уж и привыкнуть, – засмеялся Велибор и поправил сползшее со лба на переносицу багряное очелье. – Сытый голодного не разумеет – так и они. Забыли бояре наши, что праотцы их из простых людей во власть выбились. Да простит их всеобъемлющий Род…