– Давай все-таки температуру измерим и, если надо, врача вызовем, – суетливо кутает меня в какой-то вязаный длинный кардиган. Помогает удобно устроиться в кресле возле камина.

Обо мне никто и никогда так не заботился. Сердце не может не дрогнуть. Но нельзя здесь задерживаться. Нельзя. Мысли вяло текут в голове, мозг как вареный. Неужели я правда заболела? Рядом какое-то копошение. Валентина уходит и возвращается. Чувствую под мышкой прохладный кончик термометра. Вскоре раздается писк.

– Тридцать восемь и восемь, – оглашает результат и снова качает головой. – Добегалась, детка! Ну разве можно в твоем состоянии так себя не беречь?!

– Что тут происходит? – в комнату вплывают две довольно-таки тучные женщины в темных одеждах. На них платки. Лица строгие и чем-то похожи, будто они сестры. Две пары глаз впиваются в меня с острым любопытством. Изучают пристально, внимательно. Вряд ли это прислуга. По их виду, по стати, по поведению. Впрочем, мне так плохо, что совершенно наплевать кто это такие.

– Добрый день, госпожа Гарифа, госпожа Нурия, – суетится Валентина. – Ох, извините, за это все недоразумение. Это Софья, бедняжке плохо стало, температура высокая, надо что-то предпринять, доктора вызвать. Софья, это тети Карима Исхановича. Хозяйки этого дома.

Цепенею. Это родственницы Абашева. Я слышала про них. Богатые надменные дамы, любительницы хороших ресторанов и дорогих курортов. О них любят сплетничать в городе. Вырастили Карима, когда его родители погибли.

Мне ужасно неловко в их присутствии. Чувствую себя самозванкой под их цепкими взглядами. Словно два коршуна на меня смотрят. Буквально съеживаюсь, теряясь и не зная, что им сказать. Слипшиеся губы не способны произнести ни звука. Мне стыдно, что я такая неуклюжая, и больная, и бессловесная, но разговор с Абашевым выбил меня из колеи, а потом пробежка по снегу абсолютно ослабила.

– Здравствуйте, – все же считаю нужным сказать, опираюсь на ручки кресла в попытке встать.

Но не выходит. Снова падаю в кресло, вынужденная присутствовать при разговоре обо мне в третьем лице.

– Гостья Карима? Он не предупреждал ни о каких гостях, – бурчит одна из теток. Пока я их не различаю. – Мы бы тогда не стали заезжать к Диляре, она еще и на рынок нас с собой потащила. Я без сил совершенно. Валентина, пусть Айгуль сделает нам чай, да побыстрее. Девушке тоже не помешает горячее.

– Да, конечно, сейчас все будет.

Другая вторит ей, недовольно поджимая губы:

– Очень странно, я вот буквально пару часов назад общалась с племянником. Почему не сказал? Знал, что мы вот-вот приедем, мог предупредить. Да и ты, Валентина, впредь будь расторопнее. Знаешь, что я люблю быть в курсе. Где сейчас Карим? Врача уже вызвали?

Валентина быстро отчитывается, но не успевает договорить до конца, как одна из теток, та, что повыше, поднимает руку.

– Ладно, сходите за моим племянником, а я пока познакомлюсь с его гостьей. Добрый день еще раз, меня Нурия Айдаровна зовут, а это моя сестра Гарифа. Карим нам ничего не говорил о вас. Что случилось? Вам нехорошо, милая? Валентина, у девушки ноги промокли! Немедленно принеси другие тапки! Что случилось?

Тетушки опускаются на диван, начинают засыпать вопросами. Причем спрашивают они что-то у меня, тут же переговариваются друг с другом, потом снова возвращаются ко мне. Ощущение, что они как вышли с рынка, где, наверное, бойко торговались за товары, так там и остались мысленно. Для моей чугунной головы самое настоящее испытание.

И это я еще молчу о том, как жутко волнуюсь оттого, что встретилась с родными Абашева. Мало мне его самого было. Я совершенно не знаю, чего ждать. Чувствую себя наглой самозванкой!

Что сделает Карим, когда увидит меня здесь?

– Не надо тапки, спасибо вам за заботу, но я все же пойду, – делаю очередную попытку встать, но Нурия Айдаровна придавливает меня своим взглядом к месту, давая понять, что я сделаю так, как она скажет.

Это не обсуждается.

Суровая женщина, хоть и назвала меня милой и побеспокоилась о новой сухой обуви для меня. Пока собираюсь с мыслями, Валентина возвращается с сухими тапочками. Они темно-бордовые, с узкими носами и украшены золотистой тесьмой и вышивкой. Не тапки, а нарядная обувь для наложницы султана.

Видимо, мысли мои совсем помутились от высокой температуры, раз я о такой ерунде думаю. Просто атмосфера дома сама по себе навевает подобные сравнения.

– Врач скоро приедет, минут через тридцать, – сообщает Валентина, глядя на своих хозяек в ожидании вопросов или новых приказов.

Нурия Айдаровна поджимает губы и отмахивается от нее, как от назойливой мухи, подсаживается ко мне, в то время как ее сестра смотрит с подозрением. Под их бдительными взорами переодеваю тапки. Руки еле шевелятся. Измотанная таким простым действием, откидываюсь на спинку кресла.

– Ты не боишься заразиться, Нурия? – ворчит Гарифа. – Сейчас столько разных инфекций ходит. Давай врача дождемся, чтобы он диагноз поставил. Сказал, что с этой девушкой происходит.

– Я еще не так стара, чтобы подхватывать любую инфекцию и сразу отдавать концы, и вообще, невежливо так говорить, – с фырканьем парирует та и поворачивается ко мне, – извини, Софья. Лучше скажи, зачем же ты в гости пошла, если себя плохо чувствуешь? Как тебя родители отпустили?

Понимаю, что она делает: пытается выяснить мою подноготную. И возраст.

– У меня только отец, брат сейчас… – спотыкаюсь, стесняясь того, где находится мой брат. – В отъезде.

– В отъезде? А чем он занимается?

– Он художник, – говорю как есть.

Лицо Нурии Айдаровны озаряется улыбкой.

– А-а-а, ясно, так, значит, твой брат – подопечный нашего племянника? Видишь, Гарифа, все понятно, Карим наверняка опекает этого молодого человека. Мальчик обожает искусство! Ты тоже рисуешь, Софья?

– Совсем немного…

– Ну-ну, – хлопает меня по руке, – стесняться не надо. Обязательно покажешь нам свои картины. Я тоже люблю искусство, занимаюсь вышивкой, а Гарифа увлекается икебаной. Что, Айгуль? Тебе что-то надо? – замечает она недовольную девушку, стоящую у нас над душой с подносом в руках. – Не видишь, мы беседуем с гостьей Карима? Она и ее брат – художники. Устраивают выставки и знамениты даже за границей! – говорит она то, что совсем сбивает меня с толку.

Она бредит или я это сказала? Разве я так говорила? Морщу лоб, сталкиваясь взглядом с Айгуль. Та с кислой миной стискивает зубы. Не надо быть физиономистом, чтобы догадаться, как она ко мне относится. Будь ее воля, меня бы тут уже и след простыл.

– Меня за чаем послали, вот я и принесла, – цедит, словно с силой и злостью выталкивая из себя эту фразу. Пальцы крепко сжимают края серебряного подноса.

Чем я ей насолила? Смотрит так, словно не за чаем ходила, а делала самую грязную работу по дому по моей вине. Ставит поднос на низкий прямоугольный столик, расположенный рядом с креслами, начинает аккуратно разливать его по чашкам. Подмечаю, что Гарифа Айдаровна одобрительно кивает, наблюдая за тем, как девушка возится с посудой и заварочным чайником. Видно, что она довольна ею. А вот вторая тетка не особо удостаивает Айгуль своим вниманием.

Невольно подмечаю и фиксирую для себя расклад сил в этом доме.

Айгуль пользуется расположением Гарифы Айдаровны, тогда как Нурия Айдаровна относится к ней снисходительно. И обе они обожают собственного племянника и очень даже не прочь влезть в любые аспекты его жизни.

– Давайте пить чай, – садится Гарифа Айдаровна рядом со столиком на диванчик с изогнутыми ножками и обивкой из золотой парчи. – Айгуль, спасибо, дорогая. Садись с нами. Айгуль у нас тоже умница, с детства умеет и хозяйство вести, и этикету обучена, и готовить умеет. А как поет. У нее дивный голос.

Взяв кружку в руки, делаю маленький глоток ароматного чая, с удивлением взирая на тетушку Карима. У нас тут что, негласное соревнование? Такое ощущение, что меня сравнивают с этой Айгуль, чьи глаза готовы прожечь во мне дыру.