Сейчас есть интернет, и это спасение моё, слушаю музыку, которую хочу слушать. И всё это зависит от моего настроения и состояния. ХОРОШО, ЧТО ЕСТЬ МУЗЫКА, НАВЕРНОЕ, ЭТО БЫЛО ЗАДУМАНО ПРИ СОТВОРЕНИИ МИРА. Просто психика человека не выдержала бы ритма жизни без неё.

По жизни я всегда рано встаю, короче жаворонок. Так вот, в связи с этим мама меня отправляла занимать очередь за белым хлебом в магазин. До школы я была очень маленькая ростом, когда пошла в первый класс, стояла по росту предпоследняя. Вот можете представить, какая я была маленькая за год до школы. Это были времена Хрущёва Никиты Сергеевича, перекосы были то в одну сторону, то в другую.

Повсеместно выращивали кукурузу, посевы пшеницы были значительно уменьшены, и поэтому просто очень сложно было купить пшеничной муки и, конечно, белого хлеба. Мама наша очень вкусно пекла пироги, но не было, из чего печь… А когда доставалась манка (в то время слова «купить» практически не было, было слово «достать», поэтому я говорю «доставалась»), мама замешивала своё замечательное тесто из неё и пекла пирожки, рулеты и знаменитые на всю округу пироги. И вот я, маленькая девочка, занимаю очередь в магазине, который находился за три квартала от нашего дома, кварталы были маленькие, частный сектор…

– Кто крайний? – спрашиваю я, как учила меня мама.

– Я, – ответила очень высокая полная женщина, посмотрела на меня свысока и произнесла: – Совести у мамаши нет, отправила такую малышку.

– Я сама пошла, – сказала я в защиту своей мамы.

– Что, больше некому? – продолжила она.

– У неё их трое, кушать все хочут, а старшие мальчишки в первую смену в школу ходуть, – сказала бабушка божий одуванчик.

– Могла бы найти время! – грубо сказала высокая женщина.

– Ладно уж, помолчала бы, совести совсем нет, – заступилась за маму и меня ещё одна женщина, – вы вдвоём с мужем и тоже хотите белого хлебушка, ты не работаешь, можешь здесь постоять, вот и стой, не приставай к девочке!

– Я её не трогаю! – громогласно ответила высокая тётенька. Подошла мама, поздоровалась со всеми и стала со мной рядом.

– Явилась, не запылилась! – продолжала зудеть эта тётя.

Мама посмотрела на меня, на высокую женщину и на ту, которая встала за мной. У этой женщины, что стала за мной, было очень доброе лицо, и она сказала тихонько:

– Не обращайте внимания, это у неё от непонимания!

Потом открыли дверь магазина, я хорошо запомнила, это была старинная железная дверь с округлостями, в виде полусферы. Когда не было продавцов, с улицы висел огромный амбарный замок. И вообще магазин в моей памяти был как старинный амбар, были ли окна в нём, я не помню. Запомнилось только то, что было внутри. Были деревянные стеллажи, и с левой стороны стояли буханки белого хлеба по 16 копеек, дальше был хлеб, который называли почему-то «серый», по 13 копеек, а на стеллаже прямо стоял чёрный хлеб, цену его я не помню, его можно было купить в любое время, когда был открыт магазин. Каждому стоящему в очереди человеку полагалось купить по одной буханке белого, поэтому нам с мамой полагались две буханки. Купив хлеб, мы пошли домой. Дома пили чай с мамой, нам было очень хорошо, особенно мне. Я была маленькая, и проблемы у меня были маленькие, самое главное, со мной РЯДОМ БЫЛА МАМА.

В старой части Орска нумерация улиц в народе была по номерам: первая, вторая, третья и так далее, так и оставалось в те времена, которые я помню, а как сейчас, не знаю… Так вот, на седьмой улице, ныне Орджоникидзе, я была со своими подружками, ходили к одной из них покататься на качелях, зашли в магазин и увидели, что продаётся: «Сахар-песок 78 копеек за кг», и не написано, что по талонам. В это время была очередная напряжёнка с сахаром, сахар был не в свободной продаже, а продавался по талонам предприятий, и обычно в ценниках писали, что по талонам, а здесь такой приписки не было. И вот мы пулей помчались по домам оповестить своих мам о сахаре без талонов. Я очень рано начала читать и поэтому не помню, училась ли я в школе на тот момент или нет…

Мама быстро собралась и побежала в магазин, но там её ждало разочарование. Продавец сказала:

– Сахар по талонам Горпищекомбината!

– Почему не указано, что по талонам? – возмущённо сказала мама.

– Не положено писать! – резко ответила продавец.

– А как нам теперь детям объяснять, что сахар только для избранных?! – подключилась к разговору тётя Аня, мама моей подружки.

– А я здесь при чём? – невозмутимо ответила продавец.

– Дети увидели, что без талонов, и ждут сахар! Ну нельзя же так делать! – возмущалась ещё одна мама, я забыла, чья это мама и как её зовут, но помню, как она выглядела: невысокая ростом, с зачёсанными назад волосами и светлой косыночкой, прикрывающей небольшую гульку волос, она даже не сняла фартук, прибежала в нём…

Домой вернулись без сахара, но дома он у нас был комковой сахар, мама очень экономно нам его выдавала. Родители раскалывали комковой сахар специальными щипчиками на маленькие кусочки. Сахар, как главное лакомство, выставляли гостям, а мы, дети, всегда хотели пить чай, когда кто-нибудь приходил в гости или по делу. Независимо от причины прихода, приглашали к столу на чай, так было принято.

Я помню, мы усаживались с гостями за стол и преданно смотрели маме в глаза: если она моргнёт, значит, можно взять кусочек сахара, если она хмурила брови, то нельзя, значит, лимит на сегодня закончился.

Потом исчезли талоны на сахар, можно было его есть без норматива, но всё равно мы к нему трепетно относились, понимали его ценность.

Ещё хочется описать случай из моего детства, это была другая эпоха, другие нравы и нормы жизни.

…Во времена правления Хрущёва существовали запреты на содержание скота в личной собственности граждан, проживающих в городах и посёлках. 20 августа 1958 года было принято постановление Бюро ЦК по РСФСР «О запрещении содержания скота в личной собственности граждан, проживающих в городах и рабочих посёлках». Можно было иметь только одну корову, одну свинью (козу или барашка) и десять кур. Сиюминутный результат – насильственное изъятие скота и передача его государству – привёл к тому, что скот шёл под нож. В колхозах и совхозах попросту не было ни помещений, ни кормов, чтобы сохранить его на будущее. То поголовье скота, которое постепенно увеличивалось в личных хозяйствах в пятидесятые годы, было уничтожено практически в течение нескольких месяцев.

– Надо покончить с предрассудком, будто рабочему и служащему зазорно иметь скот в личной собственности, – заявил на пленуме Хрущёв.

Всё это я узнала, только когда подросла, а тогда на моих глазах бабушка-соседка пришла к нам, привела свою козу на поводке и попросила привязать её у нас, так как сообщили, что в этот день по дворам пойдут обходчики, это те люди, которые должны были провести пересчёт количества скота на душу населения, чтобы не нарушать постановление Бюро ЦК по РСФСР. Пока они ходили и потом ещё некоторое время коза стояла у нас в сарае, для неё мама с соседкой организовали место, будто она там живёт.

У нас не было никакой живности, кроме кур в том количестве, о котором говорилось в постановлении. Мой папа был очень законопослушным и не разрешал делать ничего непозволительного ни себе, ни маме. Длительное время на предприятии, где работал папа, он же возглавлял комиссию, которая называлась «Народный контроль». Папа был очень принципиальным и честным. Такие были времена, такие нравы, такое воспитание советского человека…