Всунув отполированные до блеска пяточки в «Лабутены», я любовно оглядела квартирку и вслух попрощалась с ней.

– Я буду скучать. – Прошептала я стенам и, чтобы не терзаться долгими прощаниями, захлопнула дверь, спрятала ключ за косяком и поспешила умчаться в такси к новой главе своей жизни.

Отчего-то мне казалось, что в Вермонте я найду не только нового клиента и интересную работу. Что-то важное, стоящее и незабываемое ждало меня за четыре тысячи миль от дома. В груди копошилось предвкушение, как в детстве перед праздниками, когда знаешь, что случится нечто волшебное и считаешь минуты до его свершения.

Таксист резко вильнул в бок на перекрёстке, отчего я врезалась плечом в дверцу. Выругавшись в открытое окно, он повернулся ко мне и покраснел:

– Извините за резкость. Не хотелось пропустить нужный поворот.

Это точно! Я надеялась, что свой поворот я уж точно не пропустила.

Где-то на пути в Лос-Анджелес

Для Джима Макдугалла рождение ребёнка считалось всего лишь одной из десятка отговорок, лишь бы не работать. Где-то между похмельем и сломанной ногой. Потому он так остро отреагировал на приказ «свыше» прислать своего лучшего сотрудника на замену Хэлен Хантер, директрисе креативного отдела в калифорнийском филиале «Прайм-Тайм».

Единственная разумная причина для него остаться дома в будний день – инфаркт, последняя стадия рака или клиническая смерть.

Вообще, Джим – парень неплохой, но уж слишком зацикленный на своей компании и прибыли. День прожит зря, если на счёт не упал лишний доллар или клиент не подписал многообещающий контракт.

Как только я услышал о том, что лучшая рекламная компания в городе набирает новичков на свежие вакансии, тут же подал заявку, попал на собеседование, прошёл стажировку и заполучил своё место под солнцем. Меня не спугнули ни байки о Джиме Макдугалле, гуляющие среди рекламщиков. Ни смехотворный стартовый гонорар стажёра, от которого мой пустой желудок пел ворчливые серенады вместе с пустым холодильником. Ни количество ступеней в той бесконечной лестнице, по которой пришлось пробираться на самый верх.

Поработать с гением рекламы – мечта любого выпускника Калифорнийского университета. А ещё и поближе к дому – небывалая удача. И тот факт, что меня взяли вместо тех девятерых кандидатов на одно единственное место, говорило обо мне многое. Надежды, возложенные на мои плечи отделом по найму и самим Джимом Макдугаллом, оправдали себя с лихвой. За восемь лет я выписал завидную траекторию успеха, пробравшись от звания «стажёра» до «директора креативного отдела». Мой желудок больше не ворчал, а ноги не ныли, разъезжая в общественном транспорте. Я удобно устроился на своём троне. Выше – только должность заместителя Джима, но Стюарт Хантли так прочно умостил там свою пятую точку, что сдвинуть его без помощи тяжеловоза не получится.

И все эти восемь лет я сносил любые капризы босса, а их можно было записывать в отдельную папку и вести учёт. В первую же неделю моей работы я сломал ногу, когда поскользнулся на выходе из автобуса, и получил больничный у семейного терапевта. Минимум две недели покоя и постельного режима. Я предвкушал маленький отпуск под крылом мамы, которая уже обустроила мне местечко больного на диване в гостиной. Снесла туда все подушки, достала с антресолей поднос и закупила мои любимые хлопья-колечки «Лаки Чармс» со вкусом карамели.

Ровно в 9:06 мой мобильник зашёлся криком. Увидев имя босса на экране, я тогда подумал, что зря на Джима Макдугалла наговаривают. Он из тех заботливых начальников, что отпускают на свадьбу кузины, выдают бонусы ко дню рождения или звонят сотрудникам, которые по несчастливой случайности ломают себе одну из жизненно важных конечностей. Как сейчас.

Потому я ответил на звонок с особым рвением и чуть не выронил телефон, когда тот заорал на меня:

– Где тебя черти носят? Ты уже шесть минут как должен быть на работе!

– Я сломал…

– Что? Шею?

– Нет, ногу.

– Ну так какого чёрта ты прохлаждаешься?! – Свирепствовал Джим, заставляя меня вспотеть, хотя я сидел на мамином диване в одних трусах. – Я нанял тебя не для того, чтобы ты отлынивал от работы, Кларк! На твоё место много желающих. Чтобы через двадцать минут был в офисе или можешь искать другую работу!

Джим Макдугалл не слышал о методе кнута и пряника. Он только хлестал всех кнутом, но и это по-своему работало. Я побил все рекорды скорости, натянув брюки, почти запрыгнув с костылями в такси и успев в офис за восемь минут до назначенного времени. С тех пор я никогда не брал больничные и покидал рабочее место последним, пусть испепелялся от температуры под сорок, пропускал юбилей отца или валился с ног от подозрения на аппендицит.

В палате гастроэнтерологического отделения я уже выдумывал броские лозунги для рекламы арахисовой пасты «Скиппи» через двадцать минут после того, как очнулся после операции. Реклама принесла нашим клиентам прибыль в двадцать процентов всего за неделю, отчего Джим разрешил поваляться с перевязанным животом на денёк дольше. Если наркоз так благотворно сказывается на фантазии, то я бы ложился в больницу на «наркозную профилактику» раз в месяц.

В день, когда «Делюкс», наши прямые конкуренты, с которыми Джим с самого начала вселенной был на ножах, переманили «Шелбурн Виньярд», он созвал срочное совещание. Выдернул меня прямо с похорон двоюродной бабули, чтобы устроить разнос и найти лазейки, как вернуть лучшую винодельческую компанию назад.

Сколько пропущенных первых свиданий, забытых праздников и бессонных ночей! Цифры давно вышли за рамки, так что вести счёт бессмысленно. Если ты получал место в «Прайм-Тайм», то на этом месте ты ел, спал и жил. Ни личной жизни, ни отдыха, ни свободного времени. Только так, если ты хотел чего-то достичь в сфере рекламы в таком городе, как Берлингтон. Здесь не Нью-Йорк, и пусть конкуренция не столь высокая, другим достаточно дыхнуть тебе в спину, чтобы сдуть с насиженного места и занять его своими амбициями.

Сотрудники компании ощущали колоссальное давление, едва ставили свою закорючку на рабочем контракте.

В прошлом году Джим заставил весь аналитический отдел выйти на работу в девять утра после новогодней ночи, хотя сам оплатил фуршет в пабе «Финниган» до трёх утра. Полночи Джим, разменявший шестой десяток, отрывался наравне с двадцатилетними подчинёнными, но вошёл в офис свежее наливного яблочка, сорванного с ветки. Остальные напоминали гнилые опадки, которые никто не захотел бы пробовать на вкус.

Джим уволил Линдси Дагерти после двух часов работы за то, что она назвала его «Джимми» и принесла латте вместо капучино. Оштрафовал Майка Лоусона за то, что он опоздал на пять минут, когда его сбил велосипедист на переходе у офисного здания. Заставил Дирка Дженкинса мчаться домой и переодевать галстук, потому что только Джим мог носить зелёный на работе.

Легенды о сумасбродстве и безумствах Джима Макдугалла перестали слыть небылицами, когда я видел каждую выходку собственными глазами и даже поучаствовал в парочке из них. Но по большей части шалости босса обходили меня стороной. По каким-то невообразимым причинам Джим уважал меня больше остальных и никогда не отыгрывался. Звал выпить кофе в обеденный час, хлопал по плечу после удачной рекламной компании и всегда справлялся о здоровье мамы.

До сегодняшнего дня.

На высоте десяти миль над землёй проделки Джима казались ещё отвратительнее, но я усмехался про себя, припоминая каждую. Самолёт нёс меня на крыльях неизвестности прямиком в Лос-Анджелес. Каждое облачко вызывало эффект дежавю. Одиннадцать лет назад я вот так же летел на другой конец материка, чтобы поступить на факультет маркетинга, рекламы и сервиса. Бесценный опыт, от которого я поспешил сбежать обратно в Берлингтон, где всё было так знакомо.

И вот я снова летел в бесконечный, обжигающий «Ла-Ла-Лэнд», о котором мечтают все, и уже испытывал тоску по дому. Не то чтобы я безнадёжный домосед, скорее – безнадёжный домолюб. Устроился я в этот раз с большим удобством – Джим не поскупился на первый класс, так что под ухом не храпел какой-нибудь сальный тип и не рыдал недовольный младенец, делая недовольными всех кругом. Да и вещей взял немного. Самое необходимое, остальное докупится уже на месте. Вещи стоят денег, но не того, чтобы к ним привязываться.